сердечную мышцу сокращаться быстрее.
— Я так понимаю, что родители тебе не будут помогать, — приходится уткнуться взглядом в цветы, от которых исходит потрясающий аромат, — но у тебя есть шанс поставить Игоря на место и получить свободу.
— Как? — хмурюсь и поджимаю губы, потому что мне не хочется поднимать тему наших проблем с мужем при Филатове, но подруга не понимает моего мысленного посыла и пожимает плечами.
— Его можно прижать только властью, Маша, — Ирина спокойно пьет чай и стучит ногтями по столу, усиливая мое нервное состояние, — которой он так козыряет перед тобой.
— Ира… — выдыхаю с нажимом, но она отрицательно качает головой.
— У Лёни есть превосходный план, — Ирина указывает в сторону Филатова, пока я мотаю головой, — я могу подключить свои связи, и вместе мы осадим твоего зажравшегося муженька.
— Ира! — выкрикиваю, удивляя подругу, которая тут же складывает руки на груди. — Нет. Я разберусь во всем без участия Леонида.
— Очень интересно, — Ирина кривится, — как ты это сделаешь? Глупо отказываться от помощи, которую тебе предлагают.
Я часто дышу, впадая в панику, и чувствую себя бесполезной тряпкой, о которую каждый стремиться вытереть ноги. Филатов дотрагивается до моей руки, которую я отдергиваю, как от огня.
— Фиалка, я могу помочь, — произносит уверенным тоном, а я отказываюсь верить в происходящее.
— Боже, да вы издеваетесь надо мной?! — подскакиваю на ноги слишком резко, задевая букетом кружку с чаем. Она падает на пол и разбивается, наполняя комнату громким звоном. На ноги попадает горячий чай, и я охаю.
— Черт… Ир, прости… — спешно кладу цветы на стол и наклоняюсь, чтобы собрать осколки. Руки дрожат, и я неуклюже режу об один из них ладонь.
— Успокойся уже, — Ира перехватывает мои руки и помогает подняться, бережно передавая эстафету Леониду, — я все уберу. В ванной есть аптечка. Помоги ей рану обработать, Лёня.
Пока Филатов ведет меня в ванную комнату, аккуратно смывает кровь и бинтует кисть, меня затапливает чувством стыда. Я пытаюсь взять себя в руки и избавиться от истерики, которая разрывает каждый внутренний орган. Я ведь не школьница, чтобы срываться по поводу и без него, но меня так сильно топит волнами чувств внутри, что кажется, минутка, и я разлечусь на куски, если не выплесну хотя бы маленькую их часть.
— Тебе лучше уйти, — отчеканиваю слова, когда Лёня заканчивает с порезом, — и не лезть в разборки с Игорем.
— Ты не можешь решать за меня, Фиалка, — хмурится Филатов и не отходит от меня, перекрывая путь к выходу, — есть реальный шанс осадить его. Или ты хочешь остаться с мужем?
— Лёня… — мучительно выжимаю из себя и хочу уйти, но Леонид не дает, прижимая к себе и блокируя попытки сопротивления. — Я тебе уже все сказала. С того дня ничего не изменилось.
— Изменилось, — он проводит пальцем по моей щеке и крадет тем самым вздох отчаяния, — можешь хотя бы выслушать меня?
Наверное, я слишком накручена и боязлива, потому что без слов верчу головой, дав отрицательный ответ, но в то же время чрезмерно эгоистична и не сдвигаюсь с места, чтобы продлить минуты близости с Лёней.
— Выслушаю, — шепчу и поднимаю голову, цепляясь за озорной взгляд, — но мой ответ от этого не изменится.
27
POV Ярослава
— Они не объяснили, какого черта мы должны вернуться домой? — с трудом подавляю зевок и натягиваю на пальцы рукава кофты, чтобы спрятаться от холода.
Сегодня ночью зарядил дождь, лишая нас возможности в полной мере наслаждаться теплым летом. К слову, настроение после звонка родителей у меня такое же мрачное, как и небо над головой. По лицу Фила не узнаешь, какие эмоции он испытывает, но я догадываюсь, что точно не радость. Все-таки разговаривать с Семёном Кирилловичем пришлось ему, а не мне. Я даже телефон в руки не брала, чтобы лишний раз не расстраиваться и не спугивать тот настрой, которым меня наградил Лёня вчера вечером. Еще никогда я не пела с таким удовольствием. Мы находились на одной волне, благодаря музыке, и это чертовски воодушевляло.
— По-моему, ты должна быть в курсе, Ярик, что они никогда не отчитываются, — Леонид улыбается бабуле, которая стоит около подъезда и машет нам рукой.
Мне не хочется уезжать сейчас, но выбора нам не оставляют. Чем дальше отъезжает машина от дома Клавдии Степановны, тем сильнее прогрессирует мое расстройство.
— Не кисни, baby, — толкает меня в плечо Фил и улыбается, — возьму тебе кофе и пончик. Жизнь мгновенно заиграет другими красками.
— Конечно, — фыркаю ему в ответ, — еще как заиграет. Я же стану шире с твоими пончиками.
— Я не об этом говорил, — продолжает улыбаться сводный, ловко лавируя в потоке транспорта, — а об эндорфинах.
— Думаешь, пончик способен меня осчастливить? — мысленно бубню еще сильнее, чем вслух. Наверняка желание меня накормить свежей выпечкой появилось у него после моего оголения. Настрой на светлое будущее окончательно падает лицом в грязь, и я ловлю себя на мысли, что хочу, чтобы Филу нравились все части моего тела. Даже маленькие по среднестатистическим меркам.
— Скоро узнаем, — он бросает на меня загадочный взгляд, а я демонстративно отворачиваюсь к окну, чтобы не продолжать диалог и не провоцировать себя на выплеск никому ненужных эмоций. Я не нахожу причины вдруг возникнувшим комплексам по поводу собственной внешности и злюсь из-за этого на весь свет. Раздражения добавляет молчание Леонида, который не смотрит на меня, а увлечен трассой и разметкой на ней. Нет, я рада, что он внимательный водитель, но у нас осталось не так много времени, чтобы побыть свободными людьми.
Моего терпения хватает ровно до того момента, когда Фил покупает мне потрясающий кофе и ароматные пончики с шоколадом.
— Издеваешься. Да?
