— А рентген у вас не барахлит, доктор? Он ведь и протокол о задержании составлял… Витька! — позвал Казаков. — Иди сюда.
Витька подошел. Хирург оглядел его затылок и пробормотал дрогнувшим голосом:
— Маша…
— Да, Иван Ильич? — отозвалась медсестра.
— Каталку сюда, живо!..
В управлении шумно, в коридоре толпятся люди: у одних отобрали, у других украли, третьего похитили… Дел невпроворот… Казаков с помощником оформляют протоколы.
— Можно? — спросил испуганный человек, просовывая голову в кабинет. — Ваня, это по угону автомобиля, — кивнул на вошедшего Казаков. — Начинай тут пока, а у меня перекур…
Когда Казаков вернулся, человек корчился на полу. Над ним могучим колоссом возвышался Ваня.
— Ты что, Ваня?! Это ж потерпевший!
— Как потерпевший? — Ваня опустил дубинку. — А где ж подозреваемый? Человек на полу застонал.
— Ну, Ваня! Ну кто ты после этого? Ну как тебе оперативную работу доверять, скажи ты мне? — сокрушался Казаков.
— Так ведь я думал…
— Когда ты думал в последний раз, Ваня? Спрашивать надо… Ваня виновато шмыгнул носом.
— Так я его спрашивал: это ты, спрашиваю? Он говорит: я… Ну, я так и понял, что он… Казаков склонился над потерпевшим.
— Встать можете, гражданин?.. Ваня, дай ему воды… Вон в графине…
— Это не вода, товарищ майор.
— А что?
— Водка.
— Ну, дай водки! Даже лучше… Вы водку пьете, гражданин? Человек слабо кивнул.
— Налей ему стакан, Ваня, и проводи в коридор, пусть там посидит… и давай сюда подозреваемых!
Когда подозреваемые — двое молодых чеченцев — увидели, как из кабинета следователя выводят согнутого в дугу, избитого заявителя, лица их перекосило от ужаса.
— Аслан, — толкнул один другого, — русские совсем озверели… Если они его так отделали, что с нами будет, а?
— Бешеные собаки… — отозвался Аслан. — Если не признаемся, забьют до смерти… — Слушай, давай признаемся… Не посадят же, а?
— Если признаемся, то, может, и не посадят… Ты побудь здесь, я первым пойду.
— Почему ты? Давай лучше я. И опережая друг друга, они кинулись в кабинет…
С самого утра молодой водитель, ефрейтор Свирин, бегал за Казаковым, как собачонка.
— Товарищ майор…
— Чего тебе?
— Товарищ майор, я вас очень прошу…
— Ну, что еще?
— Век за вас буду бога молить…
— Да что случилось?
— И вся моя родня будет молиться, чтобы все у вас было хорошо. Чтоб никакая хвороба или злой человек вас не тронули. Чтоб пуля мимо пролетела, граната не взорвалась, нож сломался… — Ну, спасибо… А что это ты обо мне так печешься?
— У меня матушка, знаете какая богомолица, о чем хотите упросит. Я накажу ей за вас молиться, потому что вы мой спаситель…
— Да с чего ты взял? Чего тебе от меня надо?!
Ефрейтор утер слезу, дернул кадыком и, готовясь рухнуть на колени, взмолился:
— Не посылайте меня завтра…
— Вот тебе раз! А кого ж я вместо тебя пошлю?
— Да мало ли водителей, товарищ майор… А мне никак нельзя в горы ехать… Мне сон приснился, у меня предчувствие… Ведь я молодой. Я жить хочу…
— Ах вот оно что… А другие, по-твоему, жить не хотят?
— Товарищ майор, я родне напишу, чтоб отблагодарили…
— Что?!
— Довольны будете.
— А это, парень, трибунал…
— Да я и в горах-то не был ни разу… Дорог не знаю…
— Поведешь вторую машину.
— Мне и ехать-то нельзя… Я болен…
— Ах ты болен?! Ну, это совсем другое дело. Раз ты болен, ступай в санчасть. Но имей в виду: не выздоровеешь до завтра, — свои же выведут ночью за ворота и расстреляют…
— Как расстреляют? За что?
— За трусость.
— Товарищ майор…
— А будешь ныть, отправлю служить на дальний кордон. Там что ни день — стрельба. Тебе сколько осталось?
— Полгода…
— Вот и считай.
— Товарищ майор…
— Все, я сказал!
Горцы, устав от войны, переходили на сторону федералов. Многие сдавали схроны с оружием. За схронами в горы ездили оперативные группы. В этот раз схрон ожидали большой, снарядили две грузовые машины.
Узнав, для чего требуются машины, начальник автохозяйства, тучный кавказец, всплеснул руками и запричитал:
— Э, слушай! Где я тебе машины возьму? У меня каждая на счету. Половина в ремонте, другая половина — на месяц вперед все рейсы расписаны. Где возьму машину? Нет у меня машин!.. Он думает: ему одному машина нужна! Он думает: другим не надо! Вместо ответа Казаков сунул под нос кавказцу удостоверение ФСБ. Глаза начхоза широко раскрылись. Когда же он увидел нацеленный ему в лоб пистолет, то зажмурился, а Казаков тихо сказал:
— Я тебя прямо сейчас здесь шлепну. Никто даже не спросит: за что? Понял? Завтра мне нужны две машины. Если хоть одна из них окажется сломанной или водитель заболеет — расстреляю за саботаж.
— Понял, слушай… Все понял, — залепетал начальник. — Зачем так? Можно же объяснить, слушай. Не волнуйся, будет тебе машина. — Я говорил — две.
— Хорошо, хорошо, будет две. Ты один будешь ездить… Все остальные пешком ходить будут… Вах, зачем сразу не сказал, что такой большой командир?
Ночью ефрейтор Свирин не спал. Не спал и его друг Федя Маслов, веснушчатый рыжий парень.
— Завтра ехать? — сочувственно спросил Маслов.
— Ага. Майор — зверь…
— А если заболеешь?
— Сказал: пристрелит за трусость. Свои же ночью выведут и пристрелят… Маслову хотелось помочь другу отвертеться от опасной поездки.
— Может, колеса проткнуть? — предложил он.
— Ты что! Догадается…
— Тогда, может, руку сломать?
— Чего?
— Скажешь — поскользнулся. Случайно. Лучше в гипсе походить месяц, чем жизнь потерять.
— Это как же?
— Ключом по руке — и готово! Давай руку…
Свирин закатал рукав гимнастерки. Маслов вынул из ящика с инструментами гаечный ключ.
— Погоди! Синяк останется, — сказал Свирин. — По синяку раскусят.
— Забинтуем руку, чтоб синяка не было, — нашелся Маслов. Полотенцем туго перебинтовали руку от локтя до кисти.
— Ты вот что. Ты зажмурься. А то я так не могу… — попросил Маслов.
— Ладно. — Свирин зажмурился, вытянув забинтованную руку перед собой. — Ну, что не бьешь?
— Сейчас, примеряюсь…
— Бей давай! Ну! — Маслов с размаху саданул ключом по руке Свирина. — А-а-а-у-у!
— Ну что, как?
— Больно…
— Пальцы шевелятся?
— Ага…
— Значит, не сломал. Давай еще раз…
— Пошел ты… Себе ломай! Костолом нашелся… Скотина…
Наутро два «Урала» и уазик выехали из части. В уазике везли боевика. Случись что — его бы немедленно расстреляли. Первый грузовик вел контрактник Гусев зубоскал и шутник. Второй — ефрейтор Свирин. Перед отъездом Гусев подбадривал:
— Ты, главное, если боевиков увидишь, сразу кричи: «Аллах акбар!» Они подумают, что это свои, и стрелять не станут. А если рванут фугас, то ты, когда тебя в воздух подбросит, смотри сверху, где «духи» прячутся, и когда приземлишься, беги в другую сторону. А еще лучше, автомат держи при себе, пока лететь будешь, сверху их всех перестреляешь…
Вернулись к вечеру. Свирин лихо выпрыгнул из кабины, строго зыркнул на подскочившего Маслова.
— Ну что? Как было? — спросил Маслов.
— Что было, то было, — небрежно бросил Свирин, ступая новой, молодцеватой походкой. — Окопались тут, крысы тыловые…
— Заходи, дорогой, — распахивает дверь Гаджибек, — проходи, сейчас кушать будем.
В доме светло, жена готовит обед, режет салат, рядом племянник Султан. Прислали его из города на перевоспитание.
— Ну что? — спрашивает Гаджибек жену.
— Сейчас, — отвечает жена.
— А он? — кивает Гаджибек на племянника.
— Помогает…
— Э-э… Проходи, дорогой, — ведет он гостя в комнату.
Комната большая, на стенах ковры, на коврах дорогие кинжалы и портреты Гаджибека. Тут и Гаджибек с саблей в черной бурке и папахе на коне, и Гаджибек с гранатометом на танке, и Гаджибек возле боевого вертолета… Гаджибек — гордость семьи, опора рода, защитник и воин. Черные как смоль волосы, горящий взгляд, орлиный профиль. Это сейчас ему пятый десяток, сединой окрасился волос, морщины легли у глаз, уж не скачет он по горам да ущельям; жена, дети, и живот у Гаджибека. Но для городской родни он прежний Гаджибек, грозный Гаджибек, огонь, а не человек. Вот и определили к нему нашкодившего племянника.
— Присядь, дорогой, сейчас все будет… А мы с тобой пока выпьем, — говорит Гаджибек гостю, — выпьем и поговорим. Так?.. Нравишься ты мне, но сердце болит за тебя. Для кого один живешь? Одинокий человек — бедный человек. А у тебя добра много… Зачем добру попадать? Женись и живи счастливо, а умрешь — все детям останется… Ты видел моих дочерей? Все красавицы! Выбирай любую… Станешь мне родным человеком… Как сына любить тебя буду…
