школяр знает, кто язык пращуров учит.
Хирург отрывался от её зада и уставился на неё озадаченно, а сказал потом:
— Да нет, сие не любой школяр знает.
— Так что, опять он растёт?
— Признаться да, первый раз в моей практике такое вижу, чтобы ампутированный член продолжал свой рост.
— Зря резали, — сказал Агнес, спрыгивая со стола, — зря боль терпела.
Она оправила юбки, наконец, ей бы успокоиться, а она всё злилась: получается, напрасно страдала, напрасно такое ценное зелье отдала. Вспомнила.
Она повернулась к хирургу и спросила:
— Зелье-то моё опробовали?
Мудрец, убелённый сединами, знаменитый человек, писатель трактатов стал вдруг другим. Стал улыбаться мерзко, стал потирать руки, как будто в волнении. И заговорил противно, не так, как говорил до этого:
— Признаться, опробовал, думал, враньё, решился и… Да, то хорошее зелье, настоящее.
— Значит, всё получилось? — Спросила Агнес, которой приятно было ещё раз услышать подтверждение своего мастерства от столь видного учёного.
— Да-да, — кивал хирург, теперь уже беря себя в руки и возвращаясь к своему нормальному состоянию. — Зелье ваше всяких похвал достойно. Я даже рассказал одному человеку о нём. И этот человек спросил меня, не могу ли такое зелье и ему у вас взять… Купить?
Агнес замерла, ожидая продолжения.
У неё остался один флакончик, вернее, пол флакона, из него она мазала свою кухарку, когда хотела её наградить. Тогда горбунья или предавалась страсти с кучером прямо в людской, или вовсе ходила по мерзким трактирам по ночам. И всегда возвращалась оттуда счастливой.
У Агнес осталось всего половина флакона. И девушка не хотела бы продешевить и назвать цену первой.
— Мой знакомый предложил вам десять талеров. — Наконец, не выдержал молчания Отто Лейбус.
Агнес закатила глаза к потолку. Точно так, как закатывала глаза Брунхильда, когда ей оказывал знаки внимания тот кавалер, у которого не было на неё никаких шансов. Более резкого отказа и придумать было нельзя.
— На базар ступайте, там всякого такого полно, купите и дешевле, — чуть не с презрением ответила девушка.
— Хорошо, я понял, это цена не вашего товара, — хирург поднял руки примирительно. — Мой знакомый велел предложить вам цехин.
Девушка молча повернулась и пошла к двери. Впрочем, она подумала о том, что половину флакончика, может, и стоит отдать за толстый и тяжёлый цехин. Но хорошо, что она не согласилась:
— Стойте, стойте, — заговорил ей в след Отто Лейбус, — это просто проверял я вас, мой знакомый и я понимаем, что такое зелье сделать нелегко.
— Ну, раз понимаете, — сказала она, развернувшись к нему лицом, — так дайте правильную цену.
— Он сказал, что не пожалеет за такое зелье десяти папских флоринов.
Как хорошо, что она не согласилась на цехин. Девушка не знала точно, но, кажется, десять флоринов, отчеканенных в монетном дворе Его Святейшества, стоят раз этак в шесть дороже самого нового, самого не потёртого и тяжёлого цехина.
Но сейчас вовсе не вес золота её интересовал. Нет, с золотом всё было ясно. Агнес медленно пошла к хирургу, стараясь заглянуть ему в глаза, говоря при этом:
— А кто же сей господин, что готов платить золотом за такую безделицу.
Тут всё и поменялось в мгновение, теперь не лекарь с пациентом говорили, а охотник и добыча вдруг оказались в комнате. И старый хирург хребтом своим это почувствовал.
— Этого вам знать не надобно, — произнёс старый лекарь чуть медленнее, чем обычно говорил, и старался он при этом не поглядеть ей в глаза.
— Да уже сама я решу, что мне знать надобно, а что не надобно, — говорила девица, приближалась к нему и так и норовила его взгляд поймать. — А ну-ка, ну-ка, погляди не меня, старик, погляди. Не отводи глаза-то, и так почти слепы они, а ты ещё их прячешь — И крикнула резко, как ударила: — На меня взгляни.
— Что с вами, — Отто Лейбус решил тут её осадить, — не лезьте ко мне, слуг позову.
И по недоумению глаза не неё поднял, поднял и скис тут же, словно запьянел. Обмяк, хотел шаг назад сделать да в стол свой огромный упёрся. Замер и смотрел на девушку, а та вдруг заулыбалась и заговорила ласково-ласково:
— Ну, говори, кому мой эликсир понадобился, да так, что он готов за него столько золота отдать, что можно упряжь коней хороших купить.
Он молчал, у него голова стала кружиться от глаз её. Рот разинет и закроет, разинет и закроет.
— Ну, говори лекарь, не то так и буду тут стоять, а скажешь, так уйду сразу.
— Это… — он замолчал. — Это для пациента моего.
— Ну? А имя-то у пациента есть?
— Он… Святой отец, брат Бернард. — Он попытался зажмуриться, да не смог, словно кто пальцами ему веки расширял, пытался лицо в сторону отвернуть.
— Богатые попы в городе Ланне. Откуда у него столько денег? — Говорила Агнес и пальцем перед глазами старика водила. — Ты, лекарь, глаз-то не отводи, не отводи. На меня смотри. Сюда, тут я, тут.
— Он епископ, — продолжал хирург, дыхание переводя.
— Ах, епископ? — Говорил Агнес. — Тогда всё ясно.
— Он настоятель храма святого Николая. — Он пытался жмуриться.
— Не прячь глаз, не прячь! — Кричала девушка. — Тот самый, что на площади святого Николая стоит?
— Тот, тот, — кивал Отто Лейбус, готовый сказать всё, лишь бы эта чёртова девка больше не пялилась на него, невыносимо это было, словно она заглядывала ему прямо в голову, в мозги смотрела.
Вот он, вроде, всё сказал, что она знать хотела, а вроде, и не всё, девушка видела, что не всё. Да-да, он что-то не говорил ей.
— Ну, старик, — она всё ещё не «отпускала» его глаз, — говори, говори дальше, что ты там прячешь.
— Ничего, — лепетал хирург, — всё сказал, всё, нечего мне больше сказать.
— Врёшь! — Вдруг взвизгнула она. — Врёшь, старик!
Подошла совсем близко, схватила его за подбородок и стала ещё пристальнее, ещё злее «заглядывать» в него.
— Говори, иначе ночами буду приходить к тебе во снах. Будешь по нужде вставать по десять раз за ночь. Или сон от тебя прогоню, неделями спать не сможешь, изведу тебя … Если не скажешь мне. Ну, говори.
Она уже пальцы сложила на руке, чтобы своё умение «Касание» на стрике испробовать, но тут он сам заговорил:
— Ох, что же мне сказать, — заныл Отто Лейбус, — что же… Ну, разве то, что епископ платье женское надевает. Молодых мужчин к себе водит, а сам для них женщиной бывает, и для этого… Для этих мужчин ему зелье ваше очень надобно. Я ему каплю дал, так он меня просьбами извёл,
