столе. На каждом был отпечатан все тот же знакомый символ – палец у сомкнутых губ.
– Любой, – сказал Нолль поспешно.
Женщина вдруг зашипела:
– Тсс! В опере нельзя так кричать. – Издала раздраженный вздох. – Вы что же, не театрал?
У Нолля за спиной послышался игривый шепот, как видно, бывалых любителей оперы:
– Не театрал… не театрал…
– Давайте хоть черный, – сказал Нолль; он выбрал самый дешевый билет. Отсчитал тысячу генн.
Женщина закатила глаза.
– Как скажете. Удачи вам все услышать в самом углу левой подковы. – И снисходительно указала путь: – Вам туда.
Он прошел в зал и нашел свое место в темном углу. Свет, исходивший от бронзовой люстры, не дотягивался до «левой подковы». Это был изогнутый ряд крайне неудачно поставленных кресел.
Перед ним в полумраке сидели двое опрятных, интеллигентного вида старичков. Оба в чуть поношенных, но безупречно наглаженных фраках.
– А помните, как было раньше, лет десять назад? – зашептал первый. – Тогда еще в опере пели. Было понятное действо…
– Тише, тише, – успокоил его второй. – Вы что же, забыли, как артистов забирали прямо со сцены? Нет уж, покорнейше благодарю, теперь хоть вздремнуть можно без инцидентов.
– А все-таки с сюжетом-то было лучше, – упрямился первый. – Ничего же понять сейчас невозможно. Молодежь ведь только и притворяется, что кое-что понимает. Им лишь бы дам своих куда-то свести…
– Так в том ведь и прелесть, что ничего не понятно, – поспорил второй старичок. – В сюжете, как и в словах, есть один недостаток: появляется ненужный контекст, так сказать. Кто-нибудь из Совета может легко принять на свой счет. – Он помолчал, раздумывая. – Я бы вот и антракты убрал. Во-первых, действительно – спится лучше. А во‐вторых, ведь даже мычание, прерванное удачно вставленным антрактом, уже может обрести неприятный контекст…
– Ох, опять вы уходите в философию… – Первый уже махнул рукой и устроился поудобнее.
Еще даже не началось – а он уже захрапел.
Все это время Нолль пристально оглядывал зал. Серых кителей не было видно. Значит, могут ждать его возле выхода. «Есть время подумать, – сказал он себе. – Только что же потом?»
Будто бы ответом на этот вопрос явилось знакомое лицо. На втором ярусе, в ложе, убранной алыми занавесями, показалась вдруг Фальта. Лениво подавшись вперед, она, в ярко-зеленом платье, свесила руку над партером. Свет от люстры удачно подчеркивал ее декольте и блестевшие на шее драгоценные камни.
Нолль поспешно поднялся – рядом с ним как раз только уселись. Он быстро прошел по чьим-то ботинкам, как по черным клавишам музыкального инструмента. Люди шипели: «Не театрал, не театрал…» Выйдя из зала, взбежал по лестнице и вошел в ложу. Церемонии были уже ни к чему.
– Господин Нолль! – сказала женщина громко и улыбнулась. – Не думала, что еще вас увижу…
Подала ему руку. Было неясно: рада ли Фальта его видеть и правда ли так удивлена, как хочет ему показать. Во всяком случае, она, похоже, была немного пьяна.
– Как ваша вылазка в Нижний город? – спросила она. – Надеюсь, в том, что теперь происходит, нет вашей заслуги.
– Только отчасти. – Нолль присел рядом. – Поверьте, мне бы тоже хотелось увидеться с вами при других обстоятельствах.
Фальта быстро кивнула.
– Верите вы или нет, но мне уже все равно. Будь что будет! Впрочем, зря вы сюда сели. Это место навсегда за моим новым кавалером. Едва ли он, правда, явится – теперь у него много дел… Свой концерт! Но если уж явится – то поверьте, вам придется ответить за наглость.
– Должен признаться, не думал, что вам все так ловко удастся, – заметил Нолль, нарочно пропустив последние слова мимо ушей. – Вы удивительно быстро заводите новые связи.
Она едва заметно повела головой.
– В каком-то смысле я обязана своей удачей именно вам, – проговорила она как будто печально. – Так что незачем так язвить.
Нолль помолчал.
– Вы даже не спросите? – Она обернулась к нему.
– О чем же?
– Хотя бы о том, кто мой кавалер?
– Для начала скажите, как вы избавились от прошлого.
– Это было не так уж и сложно. – Она помолчала. – Говорят, Глоум Блёв быстро завел себе новую фаворитку. Место королевы при Помойном дворе долго пустым не бывает.
Нолль позволил себе коротко улыбнуться.
– Все-таки вам стоит знать, – заявила вдруг Фальта, – что та бумага мне не пригодилась.
– Вот как?
Они кивнула.
– Видите ли, после того как я встретилась с вами, мной тоже заинтересовались серые кители.
– Мне очень жаль, – ответил Нолль, немного обдумав ее слова. – И как же вы тогда оказались здесь?
– Можете догадаться. У меня не было выбора.
Они помолчали. Начал уже гаснуть свет; прозвенел третий звонок.
Фальта вздохнула и чуть прикрыла глаза.
– Все мужчины, в сущности, одинаковы. Вам так не кажется, господин Нолль?
Он не ответил. Она все же решилась довести свою мысль до конца:
– Этот мой кавалер – такой же, как прочие. Пусть даже у него есть все, что только можно себе пожелать, по какой-то причине ему захотелось еще и меня.
– Я думал, вы того и хотели, – сказал Нолль, помолчав. – Каждый лезет наверх так, как ему удобней…
Она вдруг рассмеялась.
– Можете меня упрекать.
– Я говорю не только о вас.
Она посмотрела на него и кивнула.
– Что ж. Нижний город меняет людей – уж это я знаю. А все-таки я теперь на крючке. Ему известно, что я пыталась подделать бумаги, что я и сама оттуда… Вы знаете наши законы. Если я ему надоем… Словом… – Она отмахнулась, будто от самих этих мыслей, рукой. – Да, можете меня упрекать. Но я лишь хотела попасть в Верхний город. Хотела… Сама не знаю чего.
Нолль помолчал.
– Свободы?
– Пожалуй. Того, чего не бывает.
Она быстро вздохнула.
– А чем же все это кончится, господин Нолль, как вы считаете?
– Не знаю. – Он посмотрел на нее. – А этот ваш кавалер…
Свет совсем потух.
– Тсс! – перебила она. – Потом. Начинается.
Замычал мужской хор, в оркестровой яме заиграли музыканты. На сцену вбежали двое певцов во фраках – и тоже принялись тихо мычать.
– Хуа-а-ам… Муам-муам-ма-а-ам, – завел первый.
Второй подхватил:
– Муам-мам… Мам-мам-мам… – И неожиданно затянул высокую тихую ноту: – Ма-а-а-амхмхм!
В зале зааплодировали. Нолль обхватил руками голову и усмехнулся. Здравые мысли стали его покидать. «Какой во всем этом смысл?» – только и вертелось у него в голове.
Потом к этим певцам присоединилась и женщина. Она, видно, пользовалась большой популярностью, потому что зал захлопал одному ее появлению. Коротко поклонившись, женщина замурчала:
– Мур-мур-мура… Хаум-мам-мурр.
Спустя десять-пятнадцать минут на сцену выскочил третий мужчина.
