Хочется каждому языки вырвать, но палиться и подставлять Аврору точно не стоит. Так что план у меня другой.
— Ну и сколько вы будете уламывать ее? Еще разноется потом, жаловаться начнет. Может лучше в стрипак? Я угощаю.
— О — о, — не то, чтобы парни не могли себе позволить сходить в элитный стрип— клуб, но со мной они уже года два никуда не ходили и прекрасно помнят, как я умею зажигать и отрываться. Особенно знают, что только я могу достать самую лучшую дурь. — Угощаешь, угощаешь?
— А то. Давайте сразу после пары. На экономике все равно ловить нечего.
И не важно, что время то еще только три.
Когда пара заканчивается, я подмигиваю разрумянившейся Авроре и усилием воли заставляю себя шагать дальше.
Все дальше и дальше. Меня ломает. Хочу обернуться. Рвануть к ней и запереться в кабинете.
Делать все то, о чем эти пацаны могут только мечтать.
И я уделяю много времени парням, даю им возможность взять себе самых лучших московских телочек, но не забываю отомстить за пахабные мысли о моей Авроре. Достаю им лучший кокс, а потом натравливаю на них ментов. Им конечно ничего не будет, но ночь в кутузке проведут, чтобы не повадно было.
Сам из тачки наблюдаю, как парней в машину пихают, завожу свою и собираюсь ехать домой.
Тут же мой телефон начинает пиликать и я жопой чую как мне судьба решила за мою пакость ответить.
Бросаю взгляд на экран, выругаюсь.
Чем ближе роды, тем чаще она названивает. Словно ее истерики помогут меня привязать. Трубку брать не хочется, но долбанная совесть, или просто угрозы отца в отношении Авроры берут свое, и я отвечаю.
— Чего тебе? Доставка сегодня не работает?
— Платон, скорая уже едет, я хотела сказать, — она ревет. Просто на разрыв. — У меня кровь. Я так боюсь.
Я лишь на секунду представил Аврору и то, как она прижимает к себе пацана, представил ее на месте Ингрид, которая, судя по голосу, прониклась наконец ребенком. И мне то как раз удобнее, чтобы его не стало. Но в отличие от отца, я пока не заморал душу убийствами, поэтому просто разворачиваю машину на двойной сплошной и бросаю в трубку.
— Не паникуй, я уже еду.
— Ты правда приедешь? Ты будешь со мной?
— Буду, куда я блядь денусь.
Я реально плевательски относился к защите, если телка была проверенная Откуда мне было знать, что эта сука не предохраняется. Но самое дурацкое, что с Авророй мне на это реально посрать. Она еще может от меня уйти, теперь ей дороги все открыты, а вот если она залетит, то хрен куда от меня денется.
Приезжаю к Ингрид, когда ее уже пакуют в скорую, прыгаю вместе с ней и конечно слышу вопрос.
— А вы кем пациентке приходитесь?
— Тебе какое дело? Работу свою делай, — огрызаюсь я, а Ингрид, сейчас распухшая как никогда, улыбается и за руку меня берет.
— Не ругайтесь, — говорит на ломаном русском. — Это отец ребенка, мой муж.
Ну еще не муж и надеюсь, никогда им не стану, но на вопросительный взгляд фельдшера, киваю. Еду вместе с ними в клинику, где мне приходится провести с истеричной Ингрид всю ночь. Ее оставляют на сохранение, а на утро мне звонит отец. На удивление довольный.
— С ребенком как?
— Да вроде целый… — и меня холод пробирает. — Откуда ты знаешь? Следил?
— Не, в сети информация всплыла. Так что теперь тебе не отвертеться…
Глава 26.
Дурное семя. Это дурацкое словосочетание я слышал уже не раз в этой клинике. Ещё когда маленький был, лечился здесь часто. То бронхит, то пневмония, то еще краснуха… Такое ощущение, что я собрал все детские болячки.
Наш врач Иннокентий Романыч ведёт нашу семью очень давно. Ещё со времён, когда мой отец был одиноким бизнесменом и частенько ловил пули…Однажды даже потерял возможность ходить, а мама вроде как выхаживала его. Чем не сказка. А еще Романыч принимал роды у всей нашей ненормальной семейки. Моей мамы, когда появилась на свет Мира, у нее спустя двадцать лет, тоже не без осложнений. Со мной вообще туго было. Обвитие всего тела. Еле спасли. А теперь этот мужик, уже заслуженный врач, которого мой отец сделал дико богатым принимает экстренные роды у Ингрид. Сохранение не помогло. Я даже уйти не успел, как у нее началось какое — то там отслоение плаценты. Ее тут же повезли в операционную, мимо меня.
— Ты только не уходи…
— Не уйду…
— Молись за него, Платон. Я уверена, мы сможем быть счастливыми.
— Все будет хорошо, береги силы, — кивну я Романычу и он повез ее на каталке дальше — бледную, измученную, — а я сжимал кулаки и пытался не молиться, чтобы эта проблема решилась прямо сейчас. Фатально. Плохо, но этот ребенок не принесет счастья никому, так может лучше, чтобы его не стало?
И снова я мельком услышал это грязное выражение. Дурное семя. Многие медсестры поговаривают, перешептываются. Это про меня и мужиков нашей семьи. Это про отца. Ни один ребенок нашей семьи не родился нормально… Иногда кажется, что нашей семьи, о сохранении которой так печется отец, не должно было и вовсе существовать.
Вопрос в том, достоит ли убийца иметь семью? А достоин ли сын убийцы?
Верчу в руках телефон, собираясь с силами, чтобы набрать Аврору. А что ей сказать?
Выговориться? Объяснить почему не хочу становиться отцом в двадцать два года?
Вчера только все наладилось, а теперь снова война.
Потому что Аврора обязана мне и быть со мной при любом раскладе, но захочет ли… Добровольно. Я хочу, чтобы
