на меня с видом порядком уставшего от капризов дитяти родителя.
Ну что толку-то упираться? Альтернатив поездке с ним у меня сейчас попросту не было. Разве что угнать авто одного из прорабов.
Я, может, и на такое безумие решилась бы, умей я водить.
— В машину. Или мы тут застряли надолго.
С Громова станется. Если я возьмусь упираться, он прямо на глазах у рабочих сгребёт меня в охапку и затолкает в машину. И я была почти стопроцентно уверена, что это не моя разгулявшаяся фантазия сейчас говорила — сведённые брови и недобрый пристальный взгляд говорили в пользу моих неприятных догадок.
Посопев, я подошла к авто. Демонстративно открыла заднюю дверцу и влезла на заднее сиденье.
Громов не стал комментировать мой демарш. Захлопнул дверцу, занял водительское место.
— Слушай…
— Не собираюсь, — окрысилась я. — Или мы едем домой, или я и впрямь пешком отправлюсь.
Он не стал утруждаться и оборачиваться — уставился на меня немигающим взглядом в зеркало заднего вида.
— Если ты рассчитываешь на извинения, то я могу извиться только за то, что извинений не будет.
Я мигом забыла обо всех своих намерениях вообще с ним больше никогда не разговаривать.
— Ну и сволочь же ты, Громов!
— Ну и сволочь, — охотно согласился он. — Как будто для тебя это открытие.
— Ты не имел права!
— Имел.
Мне очень захотелось как следует его стукнуть.
— Да с чего ты решил, что штамп в паспорте позволяет тебе так со мной обращаться?
— Штамп в паспорте никакого отношения к этому не имеет.
На мгновение я зависла, пытаясь сообразить, о чём это он.
— Ты же… сам же сказал, что по закону…
Громов фыркнул и завёл авто, давая понять, что моя несообразительность лишает наш диалог перспектив.
Я пыталась придумать, что бы такого сказать, чтобы спровоцировать его на ответ, но в голову ничего путного не приходило.
Вдобавок меня наконец-то догнали ощущения, успевшие стать воспоминаниями.
Мои лопатки вжимаются в холодную стену. Одна большая ладонь греет мою талию, вторая впутывается в волосы. Большой палец почти ласково проводит по горящей скуле.
По телу разряды от этих неожиданных и уверенных прикосновений…
Мысли надёжно отключены. Я могу только чувствовать и осознавать свои ощущения.
И эти губы. Эти чёртовы губы.
В панике осознаю, что противиться ему не умею.
И покоряюсь…
Стоп!
Я силой выдернула себя из воспоминаний и успела перехватить его пристальный взгляд в зеркале заднего вида.
Новая волна жара затопила мои несчастные щёки.
Он наверняка раскусил, о чём я сейчас вспоминала.
— За дорогой следи, — буркнула я, не в силах сдержаться от стыда за свою откровенную слабость.
— Поменьше указывай, — получила в ответ, но карий взгляд прекратил меня гипнотизировать.
Дальше мы ехали в полном молчании. Я забилась в угол салона, подальше от проклятого зеркала и отражавшегося в нём взгляда.
Может, я и дальше сгорала бы от стыда и негодования, но стоило мне выбраться из машины, железно пообещав себе больше никогда в одно авто с Громовым не садиться, как телефон в моём кармане булькнул.
Уведомление.
На экране высветилась иконка почты и заголовок письма.
Ответ из универа!
А я уж было начала переживать, что ожидать его и не стоит.
Наконец-то. Наконец-то я действительно займусь делом! Хоть на время вынырну из этих мексиканских страстей и всю себя посвящу действительно полезному делу.
Позабыв обо всём, я помчалась в дом. Почему-то мне представлялось едва ли не святотатством открывать письмо вот так, в спешке, прямо на крыльце.
Нужно хотя бы присесть.
Громов, и не подумавший больше лезть ко мне с разговорами, остался далеко позади.
На ходу стаскивая куртку, я забрела в гостиную, плюхнулась на диван и, дрожа от нетерпения, открыла свою электронку.
Письмо оказалось коротким.
Я жадным взглядом пробежалась по строчкам и зацепилась за последнюю фразу.
Прочла.
Перечитала.
Да нет же… Не может этого быть.
Может, он и хотел бы в который раз соврать самому себе, мол, у него случайно всё это вышло.
Разозлила. Спровоцировала. Он отреагировал.
Да, не то чтобы стандартно, учитывая обстоятельства.
Могли бы и дальше с ней препираться. Вместо этого…
Он уже с полчаса как загнал машину в гараж, но вместо того, чтобы вернуться в дом, заглушил мотор и остался сидеть в пропитавшемся тишиной салоне.
Он должен быть честен хотя бы с собой. Он должен признаться себе, что выжидал.
Буквально охотился за тем самым моментом, когда она оступится, зайдёт на опасную территорию в их вечных спорах и подарит ему достойный предлог.
Яр стукнул кулаком по рулю.
Да какой там достойный… любой предлог! Даже самый мизерный, который и предлогом-то считать было смешно.
И что это значило?
Что он действовал стопроцентно осознанно.
Хотел загнать её в угол. Хотел вытащить из неё конкретное признание. Признание в том, что она тоже этого хочет.
Ну и чем это всё завершилось?
Он выругался вполголоса и вылез наконец из машины.
К чёрту. Завтра много работы. Нужно прийти в себя, принять душ и, по возможности, выспаться, а не вот это вот всё…
Он выбрался из гаража и направился к дому, уже раздумывая, стоит ли просить прощения за полученное удовольствие, когда заметил шагавшую к нему по тропинке из сада Ульяну.
— Добрый вечер, — она помахала рукой, но вид у неё был обеспокоенный.
Яр остановился, помахал ей в ответ.
— Привет студентам.
Младшая сестра Митиной всё-таки заулыбалась, но взгляд оставался встревоженным.
— Ты в гости?
Уля кивнула:
— С Алиной повидаться хотела.
Она наконец подошла к нему достаточно близко, чтобы он удостоверился — ему не привиделось. Ульяна действительно была чем-то обеспокоена.
Почему-то невольно подумалось, что будет, когда сёстры увидятся. Нажалуется ли Митина младшей сестре на своего озабоченного фиктивного мужа, у которого с недавних пор в голове, кажется, ни одной приличной мысли не оставалось, стоило им оказаться наедине?
Не сказать чтобы его сильно заботили их разговоры, но Яр поймал себя на мысли, что ему не хотелось бы выглядеть сволочью в глазах своей родственницы по жене. Пусть и очень временно родственницы.
— Слушай, ты что смурная такая? Что-нибудь произошло?
Ульяна, видимо, не ожидала, что он заметит её состояние. Явно не хотела делиться с ним своими заботами. Поэтому пришлось ей помочь.
— Уля, я же вижу, что ты чем-то явно обеспокоена. Выкладывай, что стряслось.
Ему пришлось проявить немного терпения и отказаться от попыток сильнее на неё надавить. Иногда человеку просто нужно чуть больше времени, чтобы раскрыться. И ему, надо сказать,
