для получения информации о делах погибшего рода и выявления врагов требовалось однозначно. А ведь он еще и выжить как-то умудрился, когда весь Род разом погиб, что тоже подозрительно.
Решив поменять тактику общения, Надежда захлопала глазами и растеряно совсем не смело улыбнулась.
— Я… — попыталась она придумать быстрое и достойное оправдание. Как назло в голову ничего не приходило, но ситуацию как всегда спасла Олька.
— Не смейте, — подскочила девочка к мужику и, смело потрясла маленьким кулачком, — Наденька хорошая и добрая. Она нас с собой забрала, Митьку спасла, а еще вас на пустыре не бросила. Как не стыдно не верить и гадости про нее говорить.
Кажется, мужик растерялся не меньше чем опешившая от такой защиты Надежда. Он покраснел, несмело улыбнулся ребенку, а потом стыдливо прикрыл так и оставшуюся оголенной грудь.
— Да я и не спорю, — почесал он грязную голову, — хорошая, я же не сомневаюсь, просто племянницу потерявшуюся ищу, а ваша барышня себя за нее выдает, вот и хочу до правды добраться.
Немного оттаявшая Олька посмотрела на мужчину строго, но фальши в его словах не заметила, а потому чуть успокоилась и повернулась к Надежде.
— А чего ты не говоришь ему, что память потеряла и не помнишь ничего? — спросила она спокойно, вгоняя в еще больший ступор присутствующих.
Теперь растерялась и дала себе мысленного тумака сама Надежда. Вот же балбесина стоеросовая, оказывается, ей и выдумывать ничего не надо, стоило лишь официальную версию озвучить, а не придумывать, что на душу ляжет.
— Забыла, — буркнула она недовольно, рассматривая замершего в недоумении мужика, — я за эти полтора года привыкла к такой жизни, словно по-другому и не жила никогда, а другой не помню вовсе, так что не с чем сравнивать. Если бы в больнице не сказали, что я барышня Иворова, то так и считала бы себя Надеждой Пупкиной и Муркиной какой-нибудь. Невозможно помнить то, о чем забыл, вот и забываю, что память потеряла.
Объяснение вышло путаным, сумбурным, но тем не менее логичным и понятным в общих чертах.
Некоторое время молчали все, в том числе и шокированный родственничек.
Наконец, мужчина все же подтянулся на диванчике и, неловко подпихнув подушку под спину, принял сидячее положение.
— Невероятно, — признался он задумчиво, — если бы не знал тебя близко, то не поверил бы. Хотя я и сейчас, честно говоря, не верю. Не могу! Смотрю на твою внешность и вижу племянницу, нежную, боязливую девочку, а рот открываешь и передо мной другой человек. Даже взгляд совсем другой, а еще, по ауре вижу, что магия у тебя не родовая, непонятная какая-то. Да, странная история.
Решив не оправдываться и не давать никакой лишней информации человеку, не заслужившему доверия, Надежда дернула плечом неопределенно и фыркнула раздраженно.
— Меня все устраивает, — сказала она глухо, — а по поводу нежной и боязливой девочки… не выжила бы она с тем, с чем мне пришлось столкнуться, так, что и лучше возможно, что память утеряна.
— Не обращая внимания на подобравшуюся от ее слов компанию — детям то она тоже не обо всех приключениях рассказывала, Надежда подобрала полотенца, что обтирала болезного и, угрюмо глянув на компанию, направилась в сторону кухни.
Остановил ее тихий вздох и неожиданный вопрос мужчины.
— Что с тобой случилось? Что последнее ты помнишь? — спросил он хмуро и озабочено.
Разговор с Петром Васильевичем вышел вроде и интересным, но тяжелым, можно даже сказать тягостным. Оказалось, что является он для Надежды дядькой двоюродным, но в силу слабой магии и невысокого происхождения большого влияния в клане не имел.
— Я же двоюродный брат твоего батеньки — по общему деду у нас родство кровное, и сын временной наложницы, что договор на три года заключила, а потом, получив плату, покинула клан, не оборачиваясь. У папаши моего нас таких семеро было, а для Манилы я всего лишь обязательство, что она отработала, но к себе не приближала, — вздохнул мужчина устало, — вот и получилось, что рос я со всеми, но и сам по себе вроде как. А потом, когда ты родилась да подросла меня тебе в охранники и приставили. Хорошее время было. По годам то я тебя почти на двадцать пять лет старше, но жениться в свое время не получилось, а тут ты такая маленькая и ласковая дядюшкой звала, а я и таял. Вроде как семья у меня появилась, а потом вдруг рухнуло все.
Пётр Васильевич отвел повлажневшие глаза, вздохнул рассеяно и стал рассказывать свою версию случившегося.
— Жадность, неосмотрительность и вера в свою исключительность твоего папеньку подвели, — скривился он неодобрительно, — не знаю уж что случилось, но почему-то Константин Валентинович решил урезать содержание других Родов в клане. Плохое решение, учитывая, что те привыкли жить на широкую ногу, есть, да спать сладко, — покачал он головой эмоционально, — вот все и взбрыкнули.
Дядька, помолчал немного, словно мыслями собираясь, а потом хлебнул из чашки и откинулся на пристроенную под спину подушку.
— Сначала — то скандал большой был, — продолжил он негромко, — с битьем ваз, да посуды, под руку подвернувшейся. Кажется, даже угрозы в сторону Главы Клана летели, а потом, батенька твой всех в кабинет загнал и что-то долго решал. Я тогда не присутствовал на собрании, но помню, что выходили все смурные, да растерянные. Не знаю, чем он их припугнул, но выход из Клана все четыре Рода одновременно затеяли, имущество делить начали, но и Константин Валентинович не лыком шит оказался. Уже при оформлении бумаг и имущественном споре выяснилось вдруг, что все клановые предприятия и рудник с кристаллами, что у поместья расположен, он на себя лично и род Иворовых оформил, а в Клан не доходы реальные, а лишь проценты на содержание этих бездельников перечислял. Скандал знатный тогда вышел, еще хлеще, чем тот, первый, а батенька твой ухмылялся, да на своем стоял. Не клановые, мол, предприятия, а родовые — на личные, скопленные деньги рода Иворовых куплены пока другие Рода на драгоценности да балы все тратили. В общем, стали обязательства, что при вступлении в Клан подписывались искать, а по ним, по бумагам — договорам двухсот летней давности, сказано, что при выходе из Клана, все, на что мог претендовать любой выходящий Род, это на два миллиона обычных рублей компенсации, что при вступлении вносились. Даже поместья, отходили лишь те, что фактически за этим Родом записаны, кроме столичных домов естественно.
Вот тут-то Главы выходящих Родов масштаб катастрофы в полной мере осознали и за
