— Фотоаппарат со вспышкой. Надо же запечатлеть достояние республики. Кстати, как мы с ним поступим? Вдруг найдется? — Фризе смотрел на генерала серьезно. Но глаза озорно улыбались.
Он догадывался, что ответит Корнилов, но не мог отказать себе в удовольствии подзадорить его.
— Что значит «как поступим?» Выставим на аукционе Сотбис.
— Великолепная идея… Я — за. Вот только вопрос транспортировки…
— Сложный вопрос. Понимаю. Но вы чего-нибудь придумаете. Частный детектив! Прекрасно вписываетесь в процесс капитализации.
Владимир почувствовал себя неуютно. Шутка — а шутка ли на самом деле? — грозила обернуться серьезной размолвкой. Но остановиться он уже не мог.
— Если там спрятаны художественные ценности, они могут попасть в лапы тому же липовому фонду Ренессанс, который собирается вывезти их из страны.
— Все, что принадлежит государству, должно вернуться к нему.
— Скажите еще — народу!
— Ну… — Фризе показалось, что теперь Игорь Васильевич испытывает смущение. — Согласен, «народу» звучит излишне громко.
— И лживо! Народу — значит— никому.
— Уж не охотитесь ли вы сами за кладами? — спросил Корнилов, пристально разглядывая Владимира.
— Можете спать спокойно! Не охочусь. А вы не задумывались над тем, что найденные ценности действительно пропадут. И какой-нибудь новоявленный Бурбулис или Чубайс построят на Рублевском шоссе еще один замок? Первый зам премьера, кстати, давно присмотрел большой кусок заповедных лесов в том районе. Или президент пустит эти денежки на новую предвыборную кампанию. Выплатит смехачам, продажной интеллигенции?
— Выборы не скоро! — буркнул Корнилов и внутренне поморщился: нашел аргументы!
— Найдется такой же «демократ»! Или еще почище.
— Володя! — генерал неожиданно улыбнулся доброй, проникновенной улыбкой. — О чем мы спорим? Нам на дело идти, а мы и каких-то дешевых обормотах разглагольствуем!? Вы пистолет давни не смазывали?
Они вышли из дома в час ночи: меньше шансов напороться на припозднившиеся парочки. С удивлением Корнилов заметил, что в руке у Владимира «дипломат». Он хотел съязвить по этому поводу, но сдержался. Подумал: «Каждый сходит с ума по-своему. И не в заплечном же мешке ему нести фотоаппарат и инструменты? И дурацкую гранату!» Корнилову так и не удалось убедить Фризе вытащить детонатор и забросить где-нибудь в болоте. Подальше и поглубже.
От участкового не было никаких вестей. Стало быть, Васюта Бабкин не проявил к зеленой «тойоте» никакого внимания. А бойцы конкурентов еще не нагрянули из Питера. А может быть, Фризе ошибся в расчетах?
Даже вдвоем они с большим трудом справились с каменной плитой, преграждавшей вход в шахту.
Сначала Фризе воткнул между нею и остатками фундамента острый загнутый конец монтировки и с трудом сдвинул плиту на несколько сантиметров. Потом к нему присоединился генерал и пустил в ход лом. Со скрежетом плита поддалась в сторону сантиметров на сорок и застопорилась окончательно. Наверное, существовал какой-то хорошо скрытый от посторонних глаз механизм, с помощью которого она убиралась легко и свободно. Но его можно было проискать всю ночь или даже неделю, а время поджимало.
— А мы ребята хоть куда! — удовлетворенно прошептал Владимир. — Силушки не занимать. — И посветил фонариком в образовавшийся проем.
Широкий квадратный колодец был выложен кирпичом, а внизу насколько хватало тугого луча фонарика, уходили металлические скобы-ступеньки.
— А скобы-то новенькие, — удивился Корнилов. И бросил вниз камешек.
Оба мужчины замерли, прислушиваясь, но звука падения не услышали.
Странное дело: легкие дуновения воздуха, доносившиеся из колодца не несли с собой ни сырости, ни холода.
— Может быть, у старых хозяев это был канализационный колодец? — высказал предположение Фризе. — Это мы сейчас проверим. — Он опустился в проем, нащупал ногой ступеньку.
Корнилов передал ему «дипломат»:
— Буду стеречь у входа. Не ставить же плиту на место?!
— Уж будьте добры, не напрягайтесь. Хотелось бы еще услышать ваши песни.
— Остряк! Кейс не уроните!
Спускаясь, Владимир считал скобы. После сорок шестой он почувствовал под ногой землю. Посветил фонариком — красный песок, которым так богаты берега Оредежи.
Сорок шесть скоб, сорок шесть ступеней. Между ними — 35–40 сантиметров. «Ничего себе, колодец, — подумал Фризе. — Около пятнадцати метров!» Он поднял голову — темно. Никакого просвета. Владимир направил луч фонаря вверх. И тут же погасил. Корнилов просигналил в ответ.
От площадки, на которую спустился Фризе, шли два прорубленных в песчанике туннеля. Один, узкий — двоим не разойтись, — сбегал под уклон и терялся за поворотом. Другой, метра четыре в ширину и два в высоту, был выложен кирпичной кладкой и напомнил Владимиру катакомбы в районе речки Неглинной, куда однажды спускался в сопровождении московских диггеров.
Здесь пахло деревом — сосновыми стружками и, как ему показалось, медом. А откуда-то издалека слышался ровный монотонный шум. Как будто работала динамо-машина. Он сделал несколько шагов и снова прислушался. Шум усилился. И тогда Фризе понял, что это шумит вода, падающая с плотины бывшей гидростанции. Выложенный кирпичом замшелый туннель вел к отвесному, заросшему соснами Красному берегу.
Вдоль стен туннеля высились ряды разнокалиберных ящиков. Высокие и плоские, похожие на те, в которые пакуется стекло, громоздкие, квадратные, побуревшие от времени — снарядные. Отдельно стояло несколько больших плетеных корзин, заполненных стружками и плотно упакованных в полиэтилен. Часть ящиков потемнела от времени, но большинство были сколочены недавно — доски еще источали смолистый аромат сосны.
Фризе аккуратно положил свой кейс на песок, открыл его, достал фотоаппарат. Сделал несколько снимков общего плана.
В секундном разряде вспышки успел заметить на кирпичном своде несколько небольших серых куполов. В первый момент ему показалось, что в подземном помещении проведено электричество, а серые купола — пыльные плафоны. Владимир направил на один из куполов луч фонаря. Это были осиные гнезда.
«Только почему они расположены на одинаковом расстоянии друг от друга? — подумал Фризе. — Что за странная геометрия?»
Он тут же постарался забыть об осах. В любой момент в пещеру могли нагрянуть хозяева и до их прихода надо было многое успеть. Сначала сыщик осторожно открыл старый снарядный ящик, на котором бросалось в глаза четкое, как будто только вчера написанное, предупреждение о необходимости соблюдать осторожность, калибр и еще с десяток непонятных рядов цифр. Удивительное дело стальные застежки на ящике даже не проржавели. Они легко отскочили под напором монтировки.
В ящике лежали тускло поблескивающие слитки золота. Это показалось Фризе странным. Как могли попасть к немцам золотые слитки в годы войны в пригородах Ленинграда? Их там просто не могло быть. Даже из города золото вывезли в начале войны в глубь страны. Если только немцы не перехватили золотой запас, который вывозили из Прибалтики. Но то было в сорок первом! Не ждали же они с отправкой слитков три года! A русские помещики и дворяне не имели привычки хранить золото и подвалах своих усадеб. Тем более в ящиках из-под немецких снарядов.
Фризе поставил крышку на место. Сейчас надо действовать, а не ломать голову над тем, откуда тут появились эти слитки.
Следующим на очереди стал небольшой плоский ящик из неструганных досок. С ним пришлось повозиться. Сколотили его на славу и гвозди с трудом поддавались нажиму монтировки.
Наконец, он справился с полосками стальной обивки и отодрал крышку. Не обращая внимания на сыплющиеся стружки, вытащил из ящика большую картину в массивной раме. «Только бы не задеть полотном за гвоздь!»— подумал Владимир, и бережно прислонил находку к стене.
Это был натюрморт с дичью. Несколько небрежно брошенных на стол великолепных фазанов, блюдо с фруктами, хрустальный штоф и кубок с золотистым вином. Луч фонарика уперся в кубок и, Фризе показалось, что вино в нем слегка трепещет, волнуется, разбрасывая золотистые блики на тугие бока подернутого росой винограда, абрикосов и яблок.
«Вот тебе, дедушка, и реституция! — пробормотал он, восхищенно рассматривая полотно. На нем нельзя было не заметить разрушительных следов времени, краска кое-где потрескалась, выкрошилась и потускнела, но несмотря на всех эти огрехи от работы неизвестного Фризе мастера нельзя было оторвать взгляд. Это мог быть и Снейдерс, и кто-то из знаменитых англичан. Никому из них не стыдно было бы признаться в авторстве. Владимир не мог бы поручиться, но ему показалось, что он видел когда-то репродукцию с этого шедевра с указанием, что оригинал похищен немцами в годы войны.
