графиня. Скрывать не буду, почел бы за великую честь, вас иметь… так сказать, в своих супругах. Но моя невеста нынче война, а теща — Бонапарт.
На лицо девушки легла тень.
— Да, да, война… Что же вы думаете, погибла теперь наша Москва?
— Ничего, Натали, мы еще дадим французам жару!
— Ах, не называйте меня так. Мне режет слух. Зовите Наташей.
— Как вам будет угодно, Наташенька. Но я бы желал называть вас богиней грез, мечтой феерий…
— Ах, молчите! — перебила она. — К чему все это… я самая обыкновенная…
На пруду, всего в несколько шагах от них, величаво проплывали два белых лебедя.
Наташа вздохнула.
— Смотрите, поручик, эти бедняжки не понимают, что сейчас творится на свете. Им кажется, что всё как прежде. И нет войны, Наполеона…
— Жизнь свою положу на то, чтоб всего этого и впрямь не было! — горячо выпалил Ржевский.
Из кустов неподалеку вышел еще один лебедь, доплелся в развалочку до берега и, взмахнув крыльями, приводнился возле своих сородичей. По воде пошли широкие круги.
— Ах, поручик, — мечтательно зажмурилась Наташа, — хотели бы вы быть лебедем?
— Что-с? Голой жопой в холодную воду?! Нет уж, увольте-с!
Наташа покраснела.
— Какой вы смешной, право! Неужели вы не понимаете, что, если бы вы были не поручиком, а лебедем, то испытывали бы сейчас совсем иные ощущения.
— Не сомневаюсь, — Ржевский подкрутил ус. — Особенно, если б вы вдруг обернулись Ледой.
Наташа покраснела еще больше.
— Леда была очень дурно воспитанной женщиной, если позволяла лебедю вытворять с собой всякие гнусности.
Ржевский заиграл бровями.
— Какие ж это гнусности, голубушка? Уверяю вас, они оба получили большое удовольствие.
Краска стыда заливала Наташу уже с головы до пят.
— К тому же, это был не просто лебедь, а сам Зевс, — продолжал поручик, прижимаясь к ней бедром.
— Я помню, — кивнула Наташа, отодвигаясь на край скамьи. — Она ему еще потом яйцо снесла.
— Да ну?! — выдохнул поручик. — Чем, топором?
— Ой, поручик, вы во всем горазды видеть одни каламбуры! Леда снесла… то есть родила Зевсу яйцо с ребеночком.
— А-а…
— А вы что подумали?
— Я думал, отрубила. Бр — р — р!
Наташа встала.
— Пойдемте домой, — сказала она. — Я вижу, вы на природе быстро дичаете.
— Не смею спорить. — Ржевский нехотя поднялся. — Наташа, помимо того, что я давно мечтал вас вновь увидеть, у меня к вам весьма важное дело.
— Буду рада помочь. Если только…
— Что?
— Если это не очередная ваша шалость.
— Никак нет-с. Я прошу вас написать мне письмо…
— Вы хотите со мной переписываться?
— Почел бы за честь, графиня. Хотя, сказать по правде, я не большой охотник до чистописания. Вот ежели б вам чернильницу заправить…
— Спасибо, обычно я это делаю сама или прошу служанку, — бесхитростно поведала Наташа. — А почему вы так загадочно хмыкнули?
— Просто защекотало в горле, — Ржевский прокашлялся. — Письмо предназначено не для меня.
— А для кого же?
— Вы умеете хранить государственные секреты?
Глаза Наташи засияли.
— Я буду как могила!
— Это письмо Наполеону. Вы напишете его по — французски как будто бы от Жозефины.
— Его бывшей жены?
— Да.
— Но зачем?
— Этого я вам не могу сказать. Намекну лишь, что это письмо может сослужить добрую службу и мне, и всему Отечеству. Только нужно, чтобы оно было написано женской рукой. Ваша прелестная ручка, Наташенька, весьма подходит для этой цели.
— Спасибо, — пробормотала девушка, позволяя ему еще раз приложиться усами к своим пальчикам.
Глава 39. Письмо Наполеону
Когда Ржевский и Наташа вернулись в дом, Ржевский предложил ей уединиться в одной из комнат.
— И не мешало бы запереть дверь на ключ, — сказал он, делая таинственное лицо.
— Но-о, поручик, что о нас подумают? А Марья Карловна?..
— Это еще что за фрукт?
— Ах, вы не представляете! Это просто какой — то жандарм при моей матушке! Она сразу ей нажалуется. Вот увидите.
— Не нажалуется.
— Почему вы так уверены?
— А я ее в капусту порублю!
Но девушка все же вынудила поручика представиться своей матери, чтобы получить ее согласие.
Пожилая графиня нашлась в своей спальне. Она распоряжалась двумя служанками, которые старательно запихивали в огромный сундук ее платки, халаты и нижнее белье.
Измученная мать семейства, у которой кружилась голова от свалившихся на нее забот, встретила Ржевского радостным восклицанием и помутившимся рассудком.
— Петенька! Как ты возмужал! — Она бросилась ему на шею. — Мальчик мой, как тебе идет этот офицерский мундир. А усы! Усища — то какие себе отрастил!
— Маменька, что вы, это не Петя, — хмыкнула Наташа. — Петя пониже ростом и в плечах поуже.
— А ты, Соня, молчи, пока не спросили.
— Меня зовут Наташа…
— Как не стыдно, дочь моя! — отмахнулась графиня, целуя поручика попеременно в обе щеки. — Лишь бы перечить матери… Петенька, ты у меня стал настоящим мужчиной.
— Право же, сударыня, я никогда не переставал им быть, — скромно заметил поручик.
— Драгоценный мой…
— Кто такой — Петя? — через плечо поинтересовался Ржевский у Наташи. — Кто этот счастливец, черт возьми?
— Мой младший брат. Она только о нем и думает.
Наташе пришлось ущипнуть мать за руку, чтобы хоть как — нибудь привести ее в чувство. И пелена дурмана наконец спала с ее глаз.
— Пустите, сударь! — возмущенно проговорила графиня, резко отстранившись от поручика. — Что вы себе позволяете в отсутствие моего супруга?
— Ежели б не война да срочные дела, мадам, в отсутствие вашего супруга я мог бы позволить себе куда больше, — заявил ей на ухо поручик. — К тому же, я вас не ангажировал. Вы сами напросились, то бишь обознались.
Она в полном смятении приложила ладонь ко лбу.
— Что — то я сегодня не в себе.
— Понимаю, ваше сиятельство, такие хлопоты — сервизы, мебель, лошади… — Он приосанился. — Имею честь, поручик Ржевский!
Графиня всплеснула руками.
— Ах, да, да, конечно же это вы! Не понимаю, что на меня нашло.
— Стоит ли жалеть? — снисходительно усмехнулся Ржевский.
— Пожалуй, нет, — зарделась графиня, утерев платочком губы. — Я жалею лишь о том, что сейчас война…
— У меня к вам небольшая просьба, ваше сиятельство.
Графиня, замявшись, показала глазами на Наташу:
— Мы можем… при дочери?
— Да хоть при муже! Я ж не на бал сюда приехал.
Ржевский в двух словах обрисовал ей суть своей просьбы. Его желание запереться наедине с Наташей ее нисколько не удивило. Напротив, ее сбил с толку серьезный повод, на который намекал поручик: «Сие очень важно… вы будете гордиться своей дочерью… интересы Отечества требуют…»
Графиню в данный момент волновали только интересы семьи.
«Дочку — с воза, будет еще
