Фильшнеру людей, — чётко выговаривая слова, произнёс кавалер. — Не давайте ему арбалетчиков. Не давайте ничего.
— Так как же мы ему не дадим людей, если герцог распорядился дать, мы не можем ослушаться. — Улыбался бургомистр.
— Скажите, что вы отправили часть людей ловить разбойников.
— Разбойников? Каких разбойников? — Начал говорить бургомистр, но не договорил…
Его за рукав богатой шубы хватает тот самый банкир, который дал Волкову больше всех денег, он тянет бесцеремонно бургомистра к себе и начинает что-то ему говорить тихо, но с раздражением. Бургомистр сделал вид скорбный, при этом покосился на Волкова.
На мгновение кавалеру показалось, что они замышляют что-то против него, может, и схватить его надумают, но это было не так.
Бургомистр покивал согласно головой и произнес, наконец:
— Город не даст капитану герцога всех нужных тому людей. Город даст сотню человек.
Волков вздохнул:
— Что ж, и на том спасибо, я знал, что в городе у меня есть друзья.
Он улыбнулся и пошёл из ратуши прочь. Важные городские господа расступались перед ним и кланялись ему.
На улице, когда он уже садился на коня, к нему подошёл кавалер фон Клаузевиц, взял его стремя, чтобы придержать его. Это был знак уважения. Сказал искренне:
— Я восхищён вами, кавалер, я знаю суть, слышал урывки разговоров. И, кажется, начинаю понимать, что вы задумали.
— Спасибо вам, Клаузевиц, ваше восхищение мне льстит, — ответил Волков, — но дело ещё не сделано. Нужно спешить.
— Да-да, конечно… Куда теперь? — Спросил молодой рыцарь.
— Теперь мне нужно перекинуться парой слов с господами ландскнехтами города Малена. Нам нужен землемер Куртц.
***
Куртца пришлось поискать, на месте его не было, но кавалеру сказали, что землемер с его закадычным другом почтмейстером пошли в тихий кабачок. Звонко стуча копытами по мостовой, кавалькада всадников во главе с Волковым поехала туда, куда им указали. И в этом кабаке он и нашёл бывших ландскнехтов его Императорского величества. Он хорошо уже знал обоих, пировал с ними уже не раз, и они, увидев его, обрадовались, как старому другу, с уважением звали к себе за стол. Он отказался и сказал:
— Спасибо, братья-солдаты, некогда выпивать, я к вам по делу.
— Ну, так говорите, кавалер.
Он уселся к ним за стол и начал:
— Герцог капитана Фильшнера послал за мной, с ним люди будут.
— Знаем этого капитана, хороший капитан. — Сказал Куртц серьёзно.
— За вами?! — Изумился почтмейстер. — За что же в немилость вы попали?
— За то, что горцев побил, — отвечал Волков, — он сразу не велел мне их трогать, говорил мир с ними держать, а как их не трогать, если они на моей земле разбойничали и офицера моего чуть до смерти не убили?
— Да псы они поганые, — произнёс почтмейстер. — Воры, и всегда ворами были.
— Сволочь безбожная. — Добавил землемер. — Хуже еретиков свет не видывал. Один их людоед Кальвин чего стоит.
— Кальвин, да, сын Сатаны, — соглашались и почтмейстер, и Волков.
— Ну, а чем же нам помочь вам, кавалер? — Спрашивал Куртц.
— У Фильшнера людишек против меня будет немного, он тут в городе хочет взять, да ополчение граф ему собрать должен, а ещё ему деньги выданы, чтобы в городе охотников найти.
— Вон оно как, охотников, значит. — Задумчиво сказал Куртц и усмехнулся, в его этой задумчивости и в ухмылке было много сомнения в том, что гауптман Фильшнер тут найдёт добровольцев.
— Из ландскнехтов никто не пойдёт против вас, кавалер, — заверил Волкова почтмейстер, — мы под знамёнами императора всю жизнь бились с еретиками да горными свиньями, а теперь что? Вас, обидчика горцев, бить пойдём? Не бывать такому! Сегодня же людей соберём и примем решение, чтобы ни один ландскнехт Южной Роты Ребенрее, пусть даже от самой жестокой нужды, не пошёл против вас. Это я говорю вам как заместитель председателя коммуны ветеранов города Малена.
— Это я и хотел от вас услышать, братья-солдаты, — произнёс Волков, доставая немалый кошель с серебром и кидая его небрежно на стол. — Тут двадцать монет, самым нуждающимся ветеранам купите хлеба, мяса или дров для дома. Но в городе есть ещё и добрые люди, что не были в ландскнехтах, вы про них тоже не забывайте. Пусть каждый, кто не пойдёт против меня, получит кружку пива, пол-свиной ноги с кислой капустой и ломоть хлеба за мой счёт.
— Мы сделаем всё, брат-солдат, — сказал почтмейстер, — чтобы никто из города не пошёл против вас.
Волков встал и пожимал старым солдатам руки, они тоже встали, этим людям больше слов говорить нужды не было. Уже всё сказано.
Когда кавалер садился на коня, Максимилиан спросил у него:
— Кавалер, а теперь куда?
— К графу, придётся нам поторопиться, чтобы быть там дотемна.
Но когда они ехали по одной из улиц уже к восточным воротам города, кавалер увидал вывеску портного и остановился:
— Брат Семион, — окликнул он не очень-то весёлого от скачки и спешки монаха.
— Да, господин, что могу сделать для вас? — Невесело спрашивал тот.
— Вижу, езда верхом тебе не очень нравится, ступай к портному, пусть сошьёт четыре штандарта для моих рот.
— Сшить четыре бело-голубых знамени? — Уточнил монах.
— Да, дождись, пока он закончит, и отвези их в Эшбахт.
— Слава Богу, что вы меня тут оставляете. Только денег дайте на знамёна.
— Свои заплати, — сказал кавалер и пришпорил коня. — Я потом тебе верну.
Его люди тоже поскакали за ним по узким улицам города. А монах, хоть и поджимал губы, глядя ему вслед, а всё-таки слез с лошади и постучался в дверь портного.
Конечно, до ночи не успели они доехать до Мелендорфа. В замке мост подняли уже, когда они въезжали в поместье. Быстро поужинав, легли спать опять в таверне. Ну, хоть тут клопы не свирепствовали, зато трактирщик, мерзавец, экономил на дровах, а ночь уже прохладная была. Но ничего, терпеть холод старому солдату не впервой, если бы нога не разболелась к ночи. А потом и шея стала ныть. Еле-еле уснул на кровати жёсткой, на тощей перине, накрывшись другой тощей периной.
Утром, как только открыли ворота замка, пока люди его сели завтракать, он стал одевать тот колет со вшитой кольчугой, что оплатил ему епископ, перчатки такие же надел. Меч, заряженный пистолет, дорогой кинжал, стилет в сапоге. Да, так он и собирался идти в дом родственника своего, своего зятя и своего тестя, графа фон Малена.
И чтобы чувствовать себя спокойнее, взял он с собой всех этих юных господ, что были при нём в свите. Если граф захочет по воле
