поспрашиваю… хорошо? Терёха в Ополье уехал, ещё говорили… может, кто чего стоящего подскажет.
– Конечно, Эркин, – Женя прижала на секунду его локоть к своему боку. – А то я совсем растерялась.
Эркин только вздохнул в ответ.
За всеми этими делами и разговорами приближалось время обеда, и у столовой топтались самые нетерпеливые. Женя вспомнила, что не взяла талоны: не думала, что так засидится в библиотеке, – и Эркин побежал в их барак за ними. Алиса с радостным визгом вызвалась бежать с ним на перегонки.
Влетев в свою казарму, Эркин в проходе столкнулся с Тимом, нагруженным свёрнутыми в рулон одеялами и подушками, тючком и вещевым мешком.
– К-куда прёшь? – выдохнул из-под ноши Тим.
– А ты куда?
– Переезжаю.
– Чего-о? – изумился Эркин.
Обычно, кому какой отсек отводил комендант, так до отъезда не меняли.
– Женился я, – объяснил Тим, протискиваясь мимо Эркина. – Вот, новый отсек нам дали. На четверых. Мне поговорить с тобой надо.
– Ладно, – согласился Эркин, уже стоя у своего отсека. – У дальней пожарки вечером, лады?
– Лады! – отозвался Тим новым, недавно занесённым кем-то в лагерь, но сразу всем понравившимся словом.
Он внёс постели в их новый отсек, где Зина сразу взяла у него рулон, развернула и стала застилать нижнюю койку.
– Это… – Тим запнулся.
– Перепутала? – сразу поняла Зина. – Сейчас перестелю. Так правильно?
– Да.
Своё Тим бросил на верхнюю койку.
– Потом разложу.
– Да, Тима, – закивала Зина. – На обед уже пора. Ты всё своё принёс?
– Да, я сдал отсек коменданту.
Отсек на четверых не просторнее того, что на двоих, и они всё время сталкивались. И от каждого такого столкновения у Тима обрывалось сердце. Вещи Зины такой же неровной кучей лежали на её койке. Оглядев приготовленные для детей постели, они вышли. Дим и Катя ждали их у входа в барак, держась, как уж повелось, за руки.
– Обедать пойдём? – тихо спросила Катя.
– А то там уже вторая смена, – заявил Дим, ловко втискивая Катю между собой и Тимом и цепляясь за руку Зины.
Зина улыбнулась. Не стал, конечно, спорить и Тим, но так странно чувствовать в руке не ладошку Дима, а другую, ещё меньше с тоненькими слабыми пальчиками.
Дим шёл, гордо озирая встречных. Катя иногда робко поглядывала снизу вверх на Тима. Его высокая чёрная фигура и тёмное лицо пугали её, но признаваться в этом она боялась. И… и Дим говорил, что он добрый, и мама же его не боится, и он теперь её папа, так что может… Она вздохнула и попробовала обхватить его руку, и эта большая тёплая рука ответила ей и помогла ухватиться за палец.
Но у входа в столовую руки пришлось расцепить. Вторая смена уже втягивалась в дверь, ещё бы затянули, и пришлось бы третьей смены дожидаться. Совместный обед был уже привычен. И вчера так обедали, и… и завтра так будет, и потом. Ели, как всегда и как все, сосредоточенно и ничего не оставляя. Когда уже взялись за компот, Тим тихо, тоже как все вокруг, сказал:
– Я сейчас в город пойду.
– А я? – сразу откликнулся Дим.
– А ты останешься, – ответил Тим.
– Ну-у, – начал было Дим, но, увидев уже знакомое напряжённо-спокойное выражение на отцовском лице, сразу изменил фразу: – Ты же вернёшься?
Тим улыбнулся.
– Я хоть раз не вернулся?
– Не-а, – согласился Дим, снова берясь за компот.
– Конечно, Тима, – Зина переложила ягоды из своего стакана в стаканы Дима и Кати, как раз поровну пришлось, по три изюминки. – Раз надо…
– Надо, – кивнул Тим.
– А к молоку ты вернёшься? – спросил Дим.
– К молоку – не знаю, – честно ответил Тим, – а к ужину точно.
Зина допила компот и встала, собирая посуду.
– Ты иди, Тима, я их сама уложу.
Тим поглядел на Дима и Катю, встретился с ними глазами и молча покачал головой.
И в свой новый отсек они вернулись все вместе. Тим повёл Дима в уборную – после появления того, с квадратной мордой – он старался в казарме Дима с глаз не спускать. На дворе – дело другое. Там и свидетелей всегда полно, и Дим отбежать сможет, а в тесноте казармы… всё может быть, и не увидит никто. Теснота в таких делах лучше безлюдья – Тим это хорошо знал. Когда они вернулись, Катя уже лежала, укрытая одеялом, а Зина разбирала свои вещи. Дим, обычно любивший, чтобы отец его раздевал, покосившись на Катю, буркнул:
– Я сам.
– Конечно, сам, – откликнулась Зина. – Не маленький уже.
Дим, сопя, разделся и залез под одеяло.
– Пап, ты только недолго, – попросил он.
– Как смогу, – ответил Тим, роясь в своих вещах.
Зина видела, как он что-то достал и сунул в карман, но что – не разглядела, да и не разглядывала особо. Но…
– Тима, – тихо позвала она.
Тим, уже взявшись за занавеску, оглянулся.
– Я… я разберу твоё пока, разложу, хорошо?
Секунду помедлив, Тим кивнул.
– Да, спасибо, – и улыбнулся.
Зине хотелось сказать ему, чтобы был осторожен в городе, а то, говорят, ну, совсем недавно, на днях, трое вот так пошли, а вернулись раненые, а потом ночью явилась целая банда, добить хотела, еле мужики отбили тех троих. Чудо, что без комендатуры обошлось, все бы визу потеряли. А то и жизнь. Хотела и не решилась. А он уже ушёл.
Зина вздохнула и взялась за его вещи. И Димочкины тут же. Ну, рубашки она потом просмотрит, пуговицы там и прочее… бельё… тоже в тумбочку. Вроде, чистое всё… нет, вот это явно в стирку отложено, ну, это завтра. И ещё одна смена есть? Есть. Значит, стирать завтра…
Она ловко двигалась в узком пространстве между двумя двухъярусными койками и тумбочкой под сонное посапывание малышей.
– Мам, – тихо позвала Катя.
– Чего тебе? – отозвалась Зина. – Пить хочешь?
– Не, – Катя говорила, не открывая глаз. – А они где?
– Дима спит. А папка в город по делам пошёл, – буднично-спокойно ответила Зина. – Спи.
Вздохнул и повернулся на спину Дим, сталкивая с себя одеяло. Зина наклонилась, поправила одеяло, осторожно погладила рассыпавшиеся тонкие светлые волосы. Дим сонно открыл глаза.
– Мам, ты?
– Я-я, спи.
– А папа где?
– Он в город пошёл. Спи.
– Ага, я и забыл, – Дим закрыл глаза и уже совсем сонным затихающим голосом договорил: – Он вернётся, ты не бойся, первое дело для мужчины слово держать…
Зина улыбнулась, достала свой узелок с нитками и села в ногах Катиной койки просматривать рубашки, мужские и мальчиковые. Дай бог, всё будет хорошо.
Атланта
Улицы
Показав в проходной пропуск, Тим вышел в город. В принципе, он Атланту
