благополучно.
Встав, я кивнул на прощение стоящему за трактирной стойкой старому Фрилору. Слова ни к чему. Мы успели попрощаться прошлым вечером, а говорить слова прощания перед самым отбытием… плохая это примета.
Стражи уже покинули постоялый двор. Уверен, вскоре по городу разнесется весть о случившемся. Но Люпон от этого не пострадает. Наоборот. Ради дальнего родича он смирил собственную гордыню и унял жажду мести. Осудят его несдержанность и жажду постельных утех, но похвалят его верность семье.
Проходя мимо торговца, я приостановился и тихо сказал:
— Смотри, Люпон. Сначала хватаешь за руку, затем тащишь силком в шатер,… а потом приду я и сожму гордость твоих чресл в раскаленных клещах. Чуть охолони. Тебе ведь уже далеко за сорок.
— Тьма попутала… — хрипло отозвался тот — Я бы сам никогда…
— Тьму не наказать. А вот тебя… помни о Люфене. Он будет уже второй из вашего рода, чью жизнь я прерву. И первый, твой двоюродный дядька Луцон, был мною сам знаешь за что подвергнут пыткам и казнен. Как посмотрят на вас люди, если каждый десятый из рода вашего был казнен за надругательства над женщинами… и мужчинами…
— Луцон позор рода нашего. И Люфен.
— Смотри, чтобы однажды так не сказали о тебе самом. Уймись.
— Рург… прояви милосердие к кузену моему Люфену — торговец шептал едва слышно, судорожно вцепившись в рукав моей куртки — Может нажмешь на нож чуть посильнее? Хлынет кровь,… он умрет быстро… к чему пытать приговоренного к смерти? Светлая Лосса… пощади душу Люфена…
Высвободив рукав, я молча шагнул мимо и вышел на солнечный двор. Двери расположенной слева конюшни распахнуты настежь, мальчишки выгребают навес и таскают на вилах пучки соломы. Две моих лошади стоят там же.
Первым делом я повернулся к зданию постоялого двора и глубоко поклонился, благодаря за столь добрый приют. Прошептал положенные слова молитвы. И вновь повернувшись, зашагал к лошадям. Меня обогнала стройная сильга, спешащая чуть правее — там нетерпеливо переступала рыжая кобыла неплохих кровей.
— Я поеду с тобой — на ходу бросила девушка.
Я промолчал. Не из согласия. Пусть проедет со мной десяток лиг. Вдруг Люпон не настолько рассудителен как мне показалось? Каждого может настолько ослепить ярость и месть, что в голове не останется места для трезвого мышления. Каждый день на лесных и горных дорогах пропадают люди,… а затем в чащах или среди холмов находят растерзанные диким зверьем останки… В каждом из нас есть что-то от бешеного лютого зверя…
Беспрепятственно пройдя через западные врата Элибура, мы оказались на широкой дороге находящейся в прекрасном состоянии. В ведении городского губернатора находились десятки лиг дорог, шестнадцать мостов и две дюжины дозорных башен и досмотровых постов. И как человек часто и много путешествующий могу твердо заявить — за ними следили отменно. Городская казна не тратится впустую и не тратится на личные нужды кого-либо. За тем как используется каждый государственный медяк пристально наблюдают, а где возможно вообще стараются обходиться бесплатной рабочей силой взятой с любой их трех местных тюрем и одной каменоломни. Это еще одна причина, по которой мне столь нравится Элибур. Не из-за тюрем, само собой, а из-за умелого хозяйствования губернатора. В годы его затяжного правления не случалось потопов на улицах, не воняло нечистотами, бегущая через город река давшая городу название, была настолько чистой, что из нее без опаски брали воду для кухонь. И рыба в ней не переводилась. Славно жить в таком городе. Жаль, что не везде так.
Поэтому мне всегда было радостно возвращаться в городок ставший почти родным за прошедшие годы. Но сейчас рано об этом думать — ведь я удалялся от Элибура, а не возвращался к нему.
Да и мысли мои были заняты едущей чуть позади сильгой. Совместно мы преодолели пять лиг, и пока за нами не наблюдалось погони. Торговец Люпон внял голосу разума. Вскоре на нашем пути встретится деревня Лунора, выстроенная по обе стороны Западного Тракта. Там я намеревался плотно пообедать, выпить немного кофе, а затем распрощаться с нежданной спутницей. Если встречу знакомых торговцев едущих на запад, попрошу их взять сильгу с собой и при этом не распускать руки и не давать волю похабному воображению.
— Рург… — Анутта захлопнула книгу в мягкой кожаной обложке, закрыла крышечку медной походной чернильницы, висящей на луке седла, убрала перо в специальный костяной пенал и после столь долгой паузы, наконец-то продолжила — А почему тебя прозвали так странно? Рург Нагой Убийца…
— Тут нет тайны — я невольно сморщился, почесал пальцем щеку — Да и случилось давно.
— И все же?
— Что ты записываешь в ту книгу с чистыми листами? Походный дневник?
— Каждая сильга обязана вести хронику своих деяний — ответила Анутта, опуская ладонь на закрытую книгу — Описывать путь и земли, упоминать название городов и деревень. А так же давать описание внешних черт и записывать имена тех, кто помог нам, обидел нас или же еще как оставил свой след.
— То есть мое имя ты уже записала?
— Да. Только что — девушка открыла книгу и прочла вслух — Палач Рург Нагой Убийца. Тридцать два года от роду, но выглядит старше. Широкоплечий, высокий, темноволосый. Серые глаза с желтыми искорками — глаза волка. Его знают очень многие в местности к западу от портового города Трумора. Уже десять лет справляет службу походного палача. Пользуется уважением жителей города Элибур.
— Кратко и емко — был вынужден признать я — Если я расскажу тебе историю возникновения моего прозвища — ты запишешь ее в свою книгу?
— Да.
— Давай поступим так — я рассказываю тебе историю, но ты ее не станешь записывать в свои хроники.
— М-м-м… — Анутта действительно задумалась, наморщила лоб, зеленые глаза чуть потускнели. Неужели это столь важное решение? — Нет — вынесла она вердикт — Сознательное утаивание приведет к искажению и неполноте сведений.
— Неполноте сведений? — удивился я столь интересному сочетанию слов — Не слишком ли ты молода для подобных фраз и знаний? Уж не на государственную ли стражу работаешь?
— И потому у меня нет денег — парировала сильга — Нет, палач Рург, за моей спиной никого кроме несколько сестер и бескрайних просторов мира.
— Хорошо сказано.
— Так ты расскажешь? Почему тебя прозвали Нагим Убийцей? Прозвище само заявляет о себе достаточно громко и ясно, но я не смею подумать, что одним прекрасным деньком ты вдруг сорвал с себя одежды и принялся убивать людей.
— Но так
