вдруг решил обрадовать меня своим присутствием?
— Мам! — раздается голос из глубины квартиры. — Давай меняться комнатами? А? Мне твоя больше нравится! Хотя… Подожди! Я еще подумаю!
Мне повезло. Мне попался хороший риелтор. Конечно, комиссию за срочность содрал приличную, но после того, как я подписала с хозяевами все документы, помог найти грузчиков.
— А с домом что? — спрашивает Матвей.
— Я выставлю его на продажу, — отставляю вазу и опять лезу в коробку за заварочным чайником. — С риелтором уже договорилась. Выставлю ниже рыночной стоимости, чтобы его быстро купили. Или ты против? — перевожу на него взгляд.
Я хочу его обнять и дать понять, что я рядом, но сейчас я должна действовать тонко и без навязывания своего неравнодушия и участия.
— Да и мы вроде как-то раз обсуждали, что однажды этот дом надо продать, — пожимаю плечами. — Вот, время пришло.
— Мам, я передумала! Я оставляю себе свою комнату!
— Я так понимаю, ты откладываешь вопрос развода? — Матвей вскидывает бровь.
— Если тебе так надо, то ты дергай лапками, — мило улыбаюсь. — Не скажу, что у меня есть сейчас время и желание таскаться по судам, но тебе будет чем заняться в отпуске.
— Я тебя не понимаю.
— Не надо меня понимать, — отставляю чайник. — Легкой жизни захотел? Нет, — скрещиваю руки на груди. — Это ты меня замуж потащил в восемнадцать лет. Вот теперь попробуй вытащить.
— Да ты издеваешься, — усмехается он. — Чего ты от меня добиваешься?
— Ничего. Мне развод не нужен. Если тебе нужен, то займись им.
— Да мы ведь все подготовили! Все обговорили! — повышает голос. — С чего ты полезла в бутылку?
— Вот такая я загадочная женщина! — тоже повышаю голос. — Непостоянная! Эмоциональная! Придурочная! У меня, может, тоже кризис начался! Тебе, что, одному только можно? И если ты не собираешься мне помочь с коробками и вещами, то можешь идти!
У Матвея лицо вытягивается. Он ни черта не понимает. Он уже прыгнул в пропасть, решил разбиться, а, гадина, такая схватила его за шкирку и не даю встретиться с острыми скалами отчаяния и одиночества.
Никакого ему одиночества и тоски.
— И тебе не кажется, что у тебя отпуск затянулся? — приподнимаю бровь.
— Что?
— Ты хоть изредка появляешься в фирме?
— А тебе какое дело?
— Они там все просрут без тебя. Или у тебя такой план?
— Слушай, тебе бы о своей работе беспокоиться.
— А у меня все чики-пуки, — с вызовом улыбаюсь. — Да и я всего лишь учитель, и у меня нет в подчинении ребят, за которыми надо следить постоянно. Тут уволят, пойду в другую школу.
— Если все просрут, пойду грузчиком.
— Возраст не тот, мой милый, — хмыкаю я. — И уж извини, у тебя дочь, которую тебе еще учить и поднимать на ноги. И ты ей купил кроссовки, которые обещал?
— Да твою ж дивизию, — Матвей сжимает переносицу, и сейчас в нем нет той обреченной меланхолии. — Ада, ты решила мне мозг поковырять?
— Эти кроссовки — показатель того, к какому уровню жизни привыкла наша дочь, — тихо и возмущенно продолжаю я. — И я со своей зарплаты не смогу позволить эти кроссовки. Я не знаю, может, там подошва из золота, а шнурки из волос единорога…
— А мне не нужны уже кроссовки, — раздается тихий голосок Лили.
— Нужны, — сердито вглядываюсь в глаза Матвея, — и обещания надо выполнять, а то в следующий раз будем требовать расписку с нашего папочки.
— Да ладно тебе, мам… — на кухню просачивается Лиля.
— Где их можно купить? — цедит сквозь зубы Матвей, не отводя от меня взгляда.
— Лиля, — строго говорю я.
— Мам…
— Скажи папе адрес и размер ноги, а то он у нас такую информацию не задерживает в голове, — тихо отвечаю я.
— Тридцать третий, — говорит Матвей.
— Тридцать пятый, — Лиля слабо улыбается. — А у мамы тридцать восьмой.
— Принято, — Матвей выходит, одернув полы пиджака.
Слышу, как хлопает входная дверь, и опускаюсь на табуретку. Подпираю лицо рукой.
— Мам, ты так зря… — шепчет Лиля.
— Отправь ему фотографии кроссовок, — поднимаю на нее взгляд. — Пусть побегает.
— Да их раскупили уже, — Лиля фыркает. — они же типа из лимитированной коллекции…
— Я знаю, — тихо отвечаю я. — Вот и говорю, пусть побегает.
— Мам.
— Мужик не должен сидеть и жалеть себя, Лиля, — закрываю глаза и медленно выдыхаю, когда к горлу подкатывает ком тошноты. — И он сам виноват. Сам пришел.
— И я его даже не уговаривала, — Лиля садится напротив. — И побурчал, что двор отвратительный и негде припарковаться.
— Сейчас будет бурчать на консультантов и продавцов, — тихо усмехаюсь. — Ему полезно.
— Так… развода не будет?
К горлу подкатывает новый ком тошноты, и я его не могу в себе сдержать. Вскакиваю и кидаюсь к раковине. Меня выворачивает с жуткими звуками, а затем я умываюсь, вытираю рот полотенцем и сползаю по стеночке на пол.
— Мам? — шепчет бледная Лиля.
— Да? — поднимаю на нее усталый взгляд.
— Тебя на солененькое не тянет?
Глава 45. Кроссовочный маньяк
— Я ищу сраные кроссовки, — рычу я и гипнотизирую светофор, который не желает переключаться.
— Ты меня озадачил, — раздается ленивый голос Юры. — Какие кроссовки? Мне Игоря вызванивать?
— Да хорош, Юр!
— Ты объясни, что за кроссовки. Я только слышу маты, потом кроссовки, затем ты рычишь и опять материшься.
— Их, мать твою, везде раскупили! Наверное, меня стоило предупредить, что на эти кроссовки такой ажиотаж! А ведь ничего примечательного, Юр! Ну, подошва розовая! Я ни черта не понимаю в этом мире!
— Я все еще ничего не понял, — Юра что-то отхлебывает. — Я же тебе не по этому поводу звоню.
— Никаких других поводов, пока я не найду эти кроссовки.
— Какие мы суровые пирожочки.
— Слушай, но реально цензурных слов не хватает, — сигналю белому хэтчбеку впереди. — Это же обычные девчачьи кроссовки.
