И тут я вспомнила, что никакая это не поляна, а марь, и ходить к ней запрещено строго-настрого. Оттуда, говорили, еще никто не возвращался…
Я развернулась и бегом к берегу. А зелень-то эта бархатная прогибается под каждым шагом моим и вот-вот прорвется.
Но до берега я успела добежать.
Оглянулась вокруг. А тени! Уже и домов почти не видно.
Я бегом домой.
Мама спрашивает:
– Что случилось, ты где была? – У Тамары, – говорю.
Мама аж руками всплеснула:
– Так они у самой мари живут!
Я молчу. Ничего сказать не могу.
– Ты, – говорит мама, – никогда туда одна не ходи. А к мари и не приближайся!
Я головой киваю.
А она на мои ноги взглянула – да только ахнула. Чуть не по коленки зеленая тина на моих ногах, чуть не по коленки.
Взяла меня мама на руки:
– Пойдем-ка купаться. – А сама смеется: – К русалкам потянуло небось? Пойдешь еще?
– Нет, – говорю. – Никогда больше не пойду!
– Вот и славно, – смеется мама. – Вот и хорошо.
А на следующий день соседский дед-эвенк зашел к нам. Был он скрипач. А скрипичному мастерству учился в Петрограде. Удивительный был дед. Белый совсем, седой. А глаза пронзительные, черные. Насквозь видят.
Посидели взрослые, чаю попили.
А дед говорит мне:
– Я по тайге часто хожу. Хочешь, возьму тебя с собой?
Я обрадовалась – это не одной по марям шастать!
– Ну вот, – говорит, в следующее воскресенье и пойдем. Хочешь жемчуг повидать?
– Хочу! – говорю.
– Ну и договорились.
И много раз ходили мы с нашим петроградским скрипачом-эвенком в тайгу.
Много он мне показал. И как, прежде чем в лес углубиться, примету позади себя запомнить и с того же места приметить впереди, докуда дойти можно. Ну, то ли раздвоенная макушка лесины, самая высокая, которую отовсюду видно, то ли еще что.
Объяснял, куда и откуда какая речка ведет и как по ней к людям выйти.
А сколько жемчужниц мы повидали! Вычищенные, горкой сложены. Только на раковинах изнутри перламутр всеми цветами переливается. А уже ни устриц, ни жемчуга.
Дед только головой качал.
Наука его очень мне пригодилась. Однажды целый геологический отряд спасла.
– Как?
– Да ты еще не спишь? Я уже тебе полсвитерочка связала! Ну, последний рассказик и спать, спать, спать!
– Хорошо, Ба. Только у меня один вопрос будет, можно?
– Ну, если только один.
– А где сейчас этот дедушка-скрипач?
– Как где? Много лет ведь прошло. Умер он.
– Почему?
– Видишь ли, Малыш, так всегда происходит. Человек рождается, растет, потом становится взрослым и умирает. Так всегда бывает. Ну, спокойной ночи! На сегодня хватит.
И собралась я было уже уйти: весь лимит времени мы перебрали, и ребенку давно пора спать.
– Ба! А обязательно становиться взрослым?
– Что? Как ты сказал?
– Можно не становиться взрослым?
Я вернулась, присела на краешек кровати, подоткнула со всех сторон мягкое пуховое одеяло.
– Нельзя, Малыш.
– И я должен стать взрослым?
– Да! Ты не хочешь быть взрослым?
Он помолчал и спросил внезапно:
– А ты… Ты могла бы перестать быть взрослой? Ну, стать, как я?
– Я плохая бабушка?
– Нет! Ты лучшая в мире!
Он солнечно улыбался. Потом сказал:
– Дело не в этом… Раз я должен стать взрослым, мы могли бы расти вместе!
Тут уже засмеялась я:
– А мы ведь и так вместе растем. Мы всегда вместе, правда? И… это так интересно – быть взрослым! Представляешь, когда ты вырастешь и станешь взрослым, ты прочитаешь все эти книги!
И повела я рукой в сторону стеллажей, наполненных книгами от пола до потолка. Их было очень много.
– Все-все, Ба?
– Все! – и тоже засмеялась. – Ну, вот, заговорил ты меня. Я ведь тебе про лесные поляны рассказать хотела! Знаешь, Малыш? Они всегда-всегда солнечные – лесные поляны. Всегда.
Малыш улыбнулся, чуть слышно прошептал:
– Здорово!
И в следующую секунду он уже спал, и в уголках губ его теплела улыбка.
А я стояла в полумраке детской комнаты и чувствовала, как трудно мне сегодня уйти из нее…
Родилась в г. Магнитогорске, часть детства провела в Киргизии, городе Фрунзе, часть в г. Свердловске. Писала стихи, печаталась. Поступила и закончила в Университете г. Уфы факультет филологии, отделение журналистики. Несколько лет работала автором и редактором телепередач на телевидении, выпускающим редактором журнала. Писала всегда, но в разное время разное и по-разному. Сейчас пишу фантастику.
Есть хочу, хочу жрать. Голод высосал меня почти целиком, оставив только морду и лапы, последнее средство, последнюю надежду, что я извлеку ими хоть что-то из этой плачущей пустой ночи. Вокруг – никогошеньки. Асфальт там, где его выхватывают из синюшной тьмы фонари, – бурый, вздутый, словно изъеденный пустотами живот, и весь покрытый сухими листьями. Я один – черен, как дыра в холсте вон той картины, что корчится в помойном контейнере. Сквозь эту дыру только что прошмыгнул толстый рыжий кот. Я черен, как бездонный алчущий мрак, готовый выскочить из меня, наброситься на все это и уволочь за собой, в себя… Тихо! Я слышу, как испускает стон железная дверь в одной из высоток. Кто-то выходит из подъезда наружу. И он не один. Сначала женщина. Она так уверенно направляется к арке, что я даже не сразу соображаю, что выскочивший следом мужчина – ее спутник. Женщина оглядывается, пропуская выезжающий со двора автомобиль, и, убедившись, что мужчина идет следом, останавливается вполоборота, как бы нехотя дожидаясь его. Однако настигнув ее, он продолжает идти мимо, не сомневаясь, что силой созданного энергетического вихря повлечет ее за собой. Да! Точно, их двое!
Мужчина и женщина. О, этот запах! Запах страстей! Благодарю и еще раз благодарю всех своих богинь и богов за шанс, предоставленный мне сейчас. Женщина на ходу цепляется за рукав мужской куртки, и они исчезают в темном проходе. Я рядом. Я во тьме, и невидим. Как только парочка выныривает из темной арки на ярко освещенный проспект, ветер обрушивается на них. Барышня сгибается, пряча лицо от ветра. Оба смотрят себе под ноги и… молчат. Мужчина при ходьбе далеко выбрасывает вперед обутые в изношенные кроссовки ноги, ничуть не заботясь о том, что она едва поспевает за ним. Ее ботинки на высоком каблуке семенят рядом короткими шажками, стараясь не споткнуться. Закручивая воронки, ветер выдувает все лишнее на своём пути. Опустошенные его настойчивыми домоганиями, они, кажется, оба сейчас подлетят вверх, раскинув руки и ноги, вместе с листьями и рваными полиэтиленовыми пакетами, потом вихри, изловчившись, выметут из них и это последнее мучительное бессмысленное молчание. И тогда они, схватившись за руки, обнимутся от страха, от мысли о том, что могло бы произойти… Все это мои стариковские фантазии, конечно же, которые с годами становятся чересчур сентиментальными. Долго я плетусь следом в предвкушении, что кто-нибудь из них обронит ну хоть какой-нибудь намек пусть на крохотное желаньице. Голод продолжает высасывать мои силы. Нужно что-то делать. Нужны решительные меры. Но какие? «Отсечь все лишнее, прежде всего!» – подсказывает мне ветер. Тут же планета, по которой идет моя парочка, сжимается настолько, что на ней помещаются только я, старый черный койот, он, мужчина в изношенных кроссовках, она, женщина в ботинках на высоком каблуке, и фонарь. Тротуар замыкается на себе самом, превратившись в экватор. Вот это то, что мне нужно! Сегодня боги явно на моей стороне, и сила моя со мной, хоть я и голоден. Раз за разом наш дуэт проходит мимо одного и того же фонаря, по одному и тому же тротуару, мимо одних и тех же декораций, и совершенно ничего не замечает. Всё, на что я рассчитываю, оказывается тщетным. Спасибо дружищу-ветру, он, как всегда, в курсе всего и решает вмешаться, закружив листья со звездами воронкой у них под ногами. Дамочка, не удержавшись, ударяется носком своего ботинка о бордюр и, залетев на газон, падает. Поднявшись, вздыхая, с колен, она замечает вышедшую из-за туч луну и вдруг видит меня. Я тут же поспешно исчезаю, растворяясь во тьме. Отряхиваясь, она продолжает всматриваться в то место, где только что мы встретились с ней глазами. На тротуаре стоит ее спутник, закуривая следующую сигарету, за все это время, кстати, ни разу не обернувшийся к ней. Сделав несколько неуверенных шагов, женщина вновь спотыкается, теперь уже серьезно ударившись о какую-то корягу. Бедняжка начинает плакать, но тут же глотает слезы, опасаясь потревожить тишину воздвигнутого между ними молчания. Все это время я прожигаю ей спину взглядом. Она чувствует его, оборачивается, и я позволяю луне вновь осветить не только блеск моих глаз, но и зубов. Я голоден, страшно голоден. Женщина понимает это и отчаянно, словно моля о помощи, тоже обращает свое лицо к Полноликой, будто зная, что та – единственная, кто может ей посочувствовать и помочь. Да… у меня с этой дамочкой много общего! Окинув взглядом крохотную планету под ногами, окольцованную тротуаром, сутулую спину своего спутника, меня, фонарь и вспененный вокруг звездный океан, она зажмуривает глаза, полагая, по-видимому, что я намерен сейчас разделаться с ней. Но я продолжаю сидеть спокойно, не двигаясь. Жду. Мужчина по-прежнему ничего не видит. И вот тут-то в ее руках что-то вдруг начинает копошиться. Женщиной овладевает удивление и раздражение одновременно. Ей кажется, что это трепещущее нечто рвется совершенно некстати. Несколько секунд она отчаянно борется с ним, в конце концов её руки ослабевают, и ей ничего не остается, как выпустить это наружу. Вначале я думал, что она теребит платок, который она доставала давеча, когда еще оттряхивалась, но оно внезапно вырывается из ее ладоней и взмывает ввысь. Вот! Наконец-то! Желание! Это – ее желание! То, что мне нужно! Оно белой птицей летит в мою сторону. Ну и я – тут как тут. Набрасываюсь и натягиваюсь чулком на мечущееся тельце в перьях, вовремя успев сомкнуть челюсти. Луна окончательно обозначает все свои бока, становясь абсолютно полной, а я возношу ей свой ликующий благодарный вой. Женщина с побелевшим от ужаса лицом, стоя на коленях, слышит его! Она до смерти напугана, но я продолжаю петь, лаять, выть, называйте как хотите. Это не изменит сути ее желания и силы моего заклинания, благодаря которым к нам начал приближаться гигантский лунный диск. Я-то сразу понял её! От отчаяния женщина пожелала унестись на луну. Точно! Таким было ее желание. Можно лишь догадываться, чем или кем оно было вызвано. Но тем не менее мой голод утолен. Теперь я сыт. И мой долг, моя работа – исполнить ее волю. Итак, диск луны движется прямо на нас. Он останавливается так близко, что, кажется, я могу легко, подскочив, запрыгнуть на него. Повиснув над нашими головами, луна приподнимает хрупкую женскую фигурку над планетой и медленно притягивает её к себе. Моя песня, сопровождавшая весь этот магический процесс осуществления желания, услышана самой Вселенной. Фонарь, ветер с замученными листьями, звезды, тьма, – все смотрят на нее. Все, кроме него, ее спутника с сутулой спиной, который по-прежнему ничего не видит и не слышит. Он продолжает строить вокруг себя свои невидимые стены. Почти растворившись в ослепительном сиянии луны, едва уже заметный силуэт моей подопечной внезапно оборачивается назад. Женщина видит далеко от себя шарик, весь усыпанный осенними листьями, величиной с теннисный мяч, освещенный с одной стороны нервно подмигивающим фонариком, малюсенького человечка, смотрящего себе под ноги и неустанно стряхивающего пепел на тротуар. Она видит, как ветер, собрав абсолютно все листья планеты, опавшие и только что сорванные, пытаясь пробить нерушимый барьер, обрушивает их на ссутулившегося ещё сильнее мужчину. Внезапно женщина вновь оказывается рядом с ним. Но зачем возвращаться? Я ничего не понимаю. Ведь желание её исполнилось?! Ну, что ж! Воля, как говорится, ваша. Что касается меня, то этого достаточно, чтобы перестать и вовсе интересоваться ими обоими и пойти наконец-то выспаться. Земля, закружившись быстрее, расширяется до своих естественных пределов и становится такой, как прежде. Растерянная и озадаченная луна нехотя и медленно возвращается на свою орбиту. Перед вознесенной и ее ухажером зажигаются фонари. Много фонарей, мимо которых им предстоит еще пройти, прежде чем они попадут к себе домой. Вот, казалось бы, и все. Но между его изношенными кроссовками и ее ботинками на каблуках неожиданно проносятся чьи-то бойкие казачки, потом сапоги на шпильках, потом еще непонятно какие непонятного пола «прощай молодость», затем людские ноги уже текут бурным потоком, вернее, в два потока – один в одну сторону, другой – в противоположную. Я мечусь между ними. Всего за несколько секунд мои герои оказываются на таком расстоянии, будто между ними ничего и не происходило вовсе и они все это время только бежали друг от друга в разные стороны как ошпаренные. Я не тот койот, что носится по пустыне в поисках падали. Таких как я, порожденных нескончаемым процессом эволюции, становится все больше. Я поедаю человеческие желания. Для меня город – гигантская помойка. Помойка мыслей и желаний. Ими я и питаюсь. Не должно быть хороших или плохих, все желания равны, согласно нашему кодексу. Тогда только их хватит на всех моих собратьев. Но иногда я позволяю себе расслабиться и предаться наслаждению, ведь я старый койот, знаю вкус и цену каждого человеческого желания. А вот для людей этот так называемый мусор может стать роковым. Кто-то благодаря нам восхвалит Создателя, а кому-то – заказывать панихиду. Никто не виноват, – сам пожелал! Чем больше нашего брата, тем быстрее осуществляются людские мечты, какими бы они ни были. Мне понравилось её внезапное желание унестись на луну, и я сделал всё, что было в моих силах, чтобы оно осуществилось. Но она сама же и отменила свое решение. Женщина может. Я, честно скажу, был не совсем рад этому. Сосредоточившись на ней, я не заметил, как тот сутулый тоже успел выпустить своё желание наружу.
