Интересно, означает ли это, что я стану Им, когда Он выпьет меня?! – эта идея понравилась Воробьёву. – Именно моё осознание, мой ум и могут явиться тем уникальным природным элементом, способным оказать оздоравливающее воздействие на Его организм. Ну не мясо же и кости мои Он станет грызть! – господин Воробьёв посмеялся этому глупому предположению. – Мои мысли, мои победы и поражения, всё, о чём я думал, страдая и сталкиваясь со всевозможными жизненными препятствиями, – всё это образует особый концентрат, эликсир, бальзам, если можно так выразиться. Интересно было бы знать, какой же именно? Не хотелось бы мне, чтобы моя жизнь послужила Ему в качестве слабительного или просто для опохмелки. Фу! Что за бред!» Мечтая, Воробьёв затянул туже пояс халата и закинул ногу на ногу. «Уж Он-то точно знает, в чём заключается моё предназначение. Хоть бы подал знак, шельма! Ой, прошу меня простить! Да, я понимаю: ведь в том-то и заключается весь смысл бытия, чтобы разгадать эту загадку самому. Какого рода средством, с каким вкусом окажется твоя жизнь, раз уж так устроен механизм круговорота жизней в нашем Мироздании. Наверняка Он сейчас смотрит на меня и посмеивается над моими попытками разгадать эту тайну. Странно, что я раньше не мог до этого додуматься. Да и додумался ли кто-нибудь вообще?! Теперь мне понятно, не зря управляющий приводил меня в пример как самого ценного и благонадёжного, – Воробьёв подскочил на месте. – Вот! Это оно! Я нашёл, я разгадал свойство моей настоечки! До чего же всё просто и гениально! Господи! От этих мыслей хочется жить! Только что я обрёл мой смысл. Теперь я точно знаю, что Он верит в меня, иначе бы…» Не успела счастливая улыбка сойти с его лица, как тут же следующая мысль заставила его содрогнуться и соскочить с табурета. «Если таблетка оказалась бы не той, что мне нужна, я бы, не задумываясь, вылил ее в канализационное отверстие. Зачем же я буду себя травить ею?! Так Он и поступит со мной, если я сделаю что-то не так, как необходимо Ему! Что тогда?» – Воробьёву стало плохо, его затошнило, вновь стало лихорадить, а руки затряслись. Он вспомнил вчерашний день. Вчера вместе с друзьями они отправились взглянуть на прибывшее новое космическое судно из соседней звёздной системы. Зашли в их ресторанчик, для пробы пропустили несколько рюмок инопланетного вина… «Почему я здесь стою? Почему я в халате? – запаниковал он. – Где моё рабочее снаряжение? Что я здесь делаю?» Вдруг всё вокруг резко встряхнулось и понеслось. Воробьёв подлетел сначала к потолку, а затем описал несколько кругов по комнате, сбивая на ходу болтающимися ногами развешанные цветочные горшки. Медленно под ним проплыли стол, холодильник, два табурета, стакан с раствором аспирина и чайной ложечкой внутри. Затем комната закружилась ещё быстрее, Воробьёв зажмурился и застонал: он уже не различал предметы вокруг себя. И тут Виктор Анатольевич вспомнил! Сегодня обычный рабочий день, и он впервые в жизни пропустил его! Ноги и руки словно увязли в чём-то. Воробьёву показалось, что стены стали прозрачными, и перед глазами возникло Его лицо, расплывчатое, как гигантское розовое пятно, на котором, тем не менее, чётко виднелись глаза, нос и рот. Лицо вглядывалось сквозь стены, как в стакан, пытаясь рассмотреть, что же там внутри происходит. Воробьёв инстинктивно начал отползать в противоположную сторону, насколько это было возможно в несущемся потоке. Но на самом деле его ноги и руки лишь бессмысленно дрыгались в разные стороны. Случайно он поддел проносящийся мимо стакан с растворённой таблеткой аспирина. Стакан выскользнул из общего течения, упал на пол и разбился вдребезги. Круговорот тут же прекратился. «Нет! Нет! – запричитал Воробьёв, рухнув на колени перед осколками. – Нет, только не так! Я не хочу, чтобы всё закончилось именно так!» Он оплакивал разлитую по полу целебную настойку, пытаясь сгрести ее ладонями. Внезапно некая догадка заставила его подскочить и побежать за тряпкой, которой он до этого протирал стол. Воробьёв начал тщательно промокать ею лужицу, а затем выжал содержимое тряпки в чашку. Убедившись, что ни на полу, ни в тряпке не осталось ни капли, он залпом выпил всё, что ему чудом удалось спасти. Почувствовав себя намного лучше, Воробьёв сбросил халат и облачился в свой силиконовый потёртый, со шрамами и царапинами, но родной, прослуживший ему ровно восемьдесят девять лет, трудовой биокомбинезон. Он отправился в четырёхсоттысячный цех конгломерата по производству ацетилсалициловой кислоты, который располагался в самом центре промышленного монстра, плавающего посреди кислотного моря на краю Вселенной.
Мерзлов Анатолий Александрович родился 15 ноября 1948 г. в семье военнослужащего в Аджарии, г. Батуми. С 1961 г. – воспитанник музвзвода в Батумской мореходке. С 1966 г. – курсант мореходного училища. В 1971 г., после окончания, работа на судах Новороссийского морского пароходства в качестве судового механика дальнего плавания. В составе флота участник вьетнамской войны, событий на Ближнем Востоке, на Кубе. С 1988 перешел на береговую работу в плодовый совхоз. В этом же году направлен на учебу в Высшую школу управления сельским хозяйством. В связи с развалом совхоза после окончания школы стал предпринимателем. В первый раз проба пера состоялась в г. Батуми в газете «Советская Аджария» (8 класс школы). До 2007 г. писал «в стол», систематизируя материал. В 2007 г. – первое издание книги «Платановая аллея» в издательстве «Советская Кубань». Участник литературных конкурсов им. И. Бунина, «Ясная Поляна» (лонг-лист), «Дары волхвов».
Парусная яхта, в сто пятьдесят регистровых тонн водоизмещения, плескалась на рейде в пределах близкой визуальной досягаемости скалистого берега, обильно поросшего реликтовой растительностью. В глянцево-белых бортах отражались искрящиеся блики полуденного солнца. Голые мачты невыразительными столбами понуро покоились в палубных крепежах, отдаваясь власти стоящего в зените светила. Такелаж, свернутый по-стояночному на промежуточных реях, белел безжизненными парусиновыми скатками. Деревянный штакетник палубы под жаркими лучами сгущал марево, отчего воздух еще больше насыщался концентратом йодистого запаха моря. На палубе начали образовываться пятна высыхания, это означало полную готовность к приему гостей. Еще немного, и подсохшая палуба осветлилась тщательно выдраенным, мореного тона деревом. Водная поверхность морщилась легким бризом – ничего не предвещало скорой перемены погоды. Небесная голубизна отражалась в воде, без определяемых границ сливалась на горизонте, превращаясь там в необъятную таинственную бесконечность.
Он лежал на баке яхты лицом вниз, свесив голову к воде: блаженствовал после выполненной работы и любовался ее отраженным именем. В играющей солнечными бликами воде, запечатленное на скулах яхты художественной вязью, ее имя извивалось, преломленное тремя стихиями. «СЕСИЛИЯ» превратится сегодня из образного персонажа в реальность. Обтертая временем мичманка белым чехлом кверху лежала неподалеку. Она считалась непременным атрибутом. Он не успел ее надеть, лишь перемял в руках с окончанием работы. Почерневший тем же временем капитанский краб желал обновления, но был дорог ему юношескими воспоминаниями. «И вообще, какой прок в обновлении декораций? – рассуждал он. – Они как архаизмы морской символики, сродни азбуке мореплавания. Историю не исправить и наверняка не исказить». Старая мичманка – лучшее дополнение к его просоленной биографии.
На траверзе Зеленого мыса яхта бросила якорь не только от ностальгии по субтропической идиллии. Мы не откроем аксиомы – это общеизвестно: родные места и с виду не совсем привлекательные, дорогие по воспоминаниям далекой юности, притягивают магнитом, особенно через много переосмысленных лет. В них ты видишь себя Того, не обремененного ошибками, еще не зараженного тленью бессмысленных лет; ты видишь Ту свою чистоту, привязываешь ее к своему нынешнему телу, настоящим своим разумом пытаешься повернуть вспять прошлую историю. Хотя и существуют печальные примеры подобного романтического казуса, разум твой и прошлое предполагают здесь единоличный компромисс.
Итак, герой истории – Тристан. Так захотели назвать его родители. Он появился на свет сорок пять лет назад в этих самых сказочных краях. Существует толкование, основанное на некоей мудрости: имя твое предопределяет твою судьбу. Верить тому или воспринимать, как надуманное сочетание звуков – судить каждому самобытно.
В членах экипажа у него, капитана «СЕСИЛИИ», один матрос – очень важный персонаж. Без него уж совсем не появилась бы на свет наша показательная история. С ним они успели обкатать яхту – пересекли туда и назад Атлантику; сходили на Кубу, проверили мореходные качества элегантного с виду плавсредства. На обратном пути попали в приличный шторм, дрейфовали без парусов – пообтрепались, и вот, удовлетворенные путешествием, достаточно оценив ходовые качества яхты, бросили якорь в пределах близкой видимости одного из красивейших мест на всем побережье. Несколько потускневшая в переходах, после ряда авралов, яхта приобрела достойный вид.
