А поточнее?
– Попал Лёха.
– Вова, не беси меня! То что он «попал» меня не устраивает. Что сказал юрист?
– Пока Марина беременна, и пока ребёнку не исполнится год, суд даже рассматривать не будет Лёшкино заявление о разводе. Да и потом всё может затянуться.
– Да как так?!
– Вот так.
– Так вот на что эта стерва надеялась… Что Алексей никуда не денется. Она ещё и алименты с него тянуть будет. А если это не его ребёнок?
– Не имеет значения. В семейном кодексе для освобождения от алиментов нет такого основания как оспаривание отцовства.
– Что за бред?
– Так ответил юрист… Если настоящий отец не установлен, и обеспечивать кроме матери некому, суд может обязать бывшего мужа содержать этого ребёнка, а также обеспечить супругу и её ребёнка жильём и прочее.
– Эта пиявка никогда не даст развод… – Тяжело вздыхает Николаева. – А будет тянуть до последнего, пока Алексей всё на неё не перепишет.
– Не даст…
– И что делать? Есть идеи?
– Я думаю…
– А это ничего, что я вас слышу, – бурчу я, заходя на кухню.
Не самое лучшее пробуждение – подслушать чужой разговор, к тому же не очень приятный. Несмотря на поздний час, Юлька и Володя ещё не ушли.
– Ты нам нисколько не мешаешь, Надюш, – успокаивает меня подруга. – Иди, спи. Чего проснулась?
Ну не нахалка ли?!
– Пить хочу. – Я облизываю горящие губы. Во рту всё пересохло, что не могу глотнуть.
– Сказала бы, я принесла, – упрекает Юля.
– С Вальтером ещё выйти надо, – шепчу, пытаясь проснуться. Беру стакан воды, который так и остался стоять на столе и залпом его выпиваю.
– Вова уже с ним погулял. Иди ложись. Ты на привидение похожа.
Я оставляю без внимания Юлькин «комплимент» и с удивлением смотрю на скромно сидящего в уголке Владимира.
– Спасибо, – искренне благодарю, потому что не представляю, как бы сейчас пошла на улицу. Мне бы до подушки дойти…
– А вы… – замолкаю на полуслове. Как-то намекнуть, что уже поздно, мне неудобно.
– Надюш, ты ложись. Мы просто разговариваем. Может, ты есть хочешь?
Есть? В одиннадцать часов ночи? И это вечно сидящая на диете Николаева?
Перед Юлькой стоит большая чашка с налитым чаем и открытая банка со сгущёнными сливками, привезёнными мамой от тёти Риты специально для Лёши. Подруга грызёт слайсы, макая их в ужасно калорийный продукт. Может я сплю? Ладно слайсы – их Юлька всегда ела. Но сгущёнка?!
Подруга замечает мой взгляд.
– Мне Вова открыл, – намекает она на жестяную банку. – Ты же не будешь ругаться? Вкуснотища – обалдеть просто! Хочешь? – Юлька опускает пластик ржаного слайса в розетку со сгущёнкой и протягивает мне. Тягучая масса стекает на её палец, и вечно следящая за каждой калорией Николаева слизывает сладкую каплю, млея от удовольствия.
– Нет. Ешь… на здоровье…
Я снова кидаю взгляд на часы: половина одиннадцатого; в окно – темно, значит ночь; на Юльку – вроде та же Николаева; на слайсы – ржаные, низкокалорийные, тоже всё нормально; на открытую банку сгущённых сливок – нет объяснений…
– Юль, а это ничего? – показываю ей на банку и время.
– А! По фиг! Мне Вовчик посоветовал. Прикольно кстати. И чего я раньше так не пробовала?
Так и хочется напомнить, что раньше она кроме листьев салата, половинки яйца и маленькой чашечкой кофе вообще ничего не ела. Не говоря уже о строгом запрете на ужин после шести часов вечера.
Из угла раздаётся смешок. Володя тщательно прячет рукой явно кривую улыбку, пытаясь сохранить серьёзную мину на лице.
– Юль, ты ж потом неделю совсем питаться не будешь, – пытаюсь хоть немного вразумить подругу, которая своими голодовками вполне может довести себя до обморока.
– Не-а! Я «блок калорий» съела, – гордо заявляет эта ненормальная.
Вова закрывает рукой глаза.
– Потом не жалуйся, что я тебя не предупреждала. Вы это…
Я всё ещё чувствую себя неважно, а Юлькины гастрономические извращения вызывают не очень приятные ощущения, напоминающие тошноту.
– Ты иди, спи. Я всё уберу. Не волнуйся.
Вот неправильно это. Хотя на самом деле, мне не жалко, – пусть сидят. Проверяю телефон: пусто. Ни пропущенных вызовов, ни сообщений. Решаю, если завтра не получу никакого известия, буду сама звонить Сержу. Пусть только попробует не ответить! Кладу смартфон рядом, чтобы не пропустить звонок. Слышу тихое хихиканье Юльки, доносящееся из кухни.
– А мне это нравится, – тихо соглашается с чем-то Володя. – А принц знакомый есть?
– Надо будет – найдём, – ручается Николаева.
У меня мелькает мысль: зачем Юльке с Вовой принц, но она быстро исчезает. Глажу Вальтера, и снова проваливаюсь в сон, так и не узнав, до чего эти двое договорились.
Алексей
Уезжать было ошибкой.
Именно это я понимаю, едва самолёт начинает снижаться на чужой земле. И дело не в том, что эта поездка не нужна мне самому, а в том, что нельзя было оставлять Надю одну.
Несмотря на бессонную ночь, я так и не смог уснуть. Точнее, даже не пытался. Бесцельно пялился в иллюминатор, чувствуя, как одиночество нагло обнимает меня своими холодными руками, давая время о многом подумать.
Как ни странно, но мозг работает чётко, а перед глазами до сих пор стоит образ моего сероглазого ангела, даже на расстоянии согревая своим теплом. Лелею эти воспоминания и испытываю непреодолимое желание вернуться.
Всё-таки не нужно было уезжать. Я уверен, что Марина не оставит Надю в покое, а учитывая тесное соседство, изводить будет постоянно. Марина всегда умела добиваться своего. Она ставила цель и неотступно шла напрямик, невзирая ни на что. Почему я раньше не задумывался об этом, а выполнял любое её желание? Был настолько слеп?
Уже по привычке сжимаю и разжимаю пальцы и массирую кисть правой руки, как это делала Надя. Мои зубы сжаты так плотно, что едва не скрипят, а в груди зияет пустота. Словно моя душа осталась там, где ей хорошо, рядом с девушкой с удивительными серыми глазами и невероятно большим и добрым сердцем.
– Алексей? – зовёт Серж. – Тебе что-нибудь нужно?
Домой. К своему ангелу.
Нет. Качаю головой.
От предложенного авиакомпанией обеда я отказался. Физический голод напоминает, что тело продолжает жить и
