И мозг все никак не мог угомониться.
Между нами с Лесей сегодня произошло нечто очень важное. Наверное, самое важное, что может произойти между мужчиной и женщиной. А еще я сегодня неожиданно решил батину проблему.
А еще… еще я сегодня так же неожиданно получил шанс стать отцом.
Я шумно выдохнул. Леся сонно заворочалась
— Лесь… — я прижался губами к ее шее.
— Ненасытный, — хрипло прошептала она. Но ответно прижалась.
Ненасытный — это, конечно, тоже. Но вообще, я вдруг понял, что должен это с Лесей обсудить. Что ее ненасытный был днем такой ненасытный, что мог ее чем-нибудь… насытить.
Демоны как накаркали с этим своим «Отче»! Правда, не факт что это случилось — с одного-то раза. А с другой стороны, чтобы ребенка сделать, как раз одного раза и достаточно.
— Лесь… — я обнял ее крепче. — Не знаю, заметила ли ты сегодня днем…
Я почему-то запнулся.
А Леська вздохнула, переплела свои пальцы с моими.
— Маловероятно, Егор. Фаза цикла не та. У меня буквально завтра должна начаться менструация.
Теперь я вздохнул. Ну вот как они это делают, а?! Как женщина умеет понимать по паре невнятных слов сразу все?!
— Прости меня… — я зарылся носом в ее волосы. В сладко пахнущие кудряшки. Может, мне жаль, что фаза не та? А я не знал! Но, с другой стороны — мы все успеем. Я съезжу в Минск. Решу вопрос с работой. И…
— Все в порядке, — хрипловато отозвалась Леся. — Я же сказала, Егор, что все будет в порядке.
Мне показалось вдруг, что Леся подумала, будто я боюсь этого. Того, что у нас может быть ребенок. А это не так!
— Лесь, я сказать тебе хотел… Что я рядом. И все, что у нас с тобой может быть… Мы пройдем это вместе. Включая…
Я все-таки заткнулся и не договорил.
А Леся повернулась и поцеловала меня.
— Знаешь, по-моему, ненасытная — это я.
***
Следующий день у меня выдался хлопотным. Я звонил адвокату, договаривался о встрече, потом был трудный разговор с отцом. Ну потому что я прямо по голосу его чувствовал, что он там плачет. Но героически сдерживается, чтобы меня сильно не расстраивать.
— Все, бать, встречаемся в три для подписания документов, — я говорил демонстративно бодро — что мне еще оставалось. — Адрес помнишь?
— Помню, — вздохнул отец.
***
То, из-за чего я кардинально переменил свою жизнь, то, ради чего я несколько месяцев впахивал как проклятый в новой для себя области деятельности, то, что не давало мне спокойно спать в течение почти года — случилось как-то буднично. Несколько подписей, деньги с моего счета исчезли вообще в одну секунду — фьють, и их нет. И вместо денег у нас — точнее, у меня — на руках мировое соглашение. Батин билет на свободу.
Мы обменялись рукопожатиями с адвокатом, он сказал что-то приличествующее случаю — что очень рад такому успешному завершению дела и все в таком духе. И вот мы отцом остались вдвоем, на улице, под еще по-летнему жарким августовским солнцем. И отец меня обнял.
Вот так я и знал. Что без этого никак не обойдется.
Батя крепко обнимал меня, неровно дышал и молчал.
Молчал и я. Но отца тоже обнял в ответ. А сам парадоксально думал о том, что было бы, если бы моя чудо-банда меня не выручила. Ну, вот пошел бы я на поклон к Аде. А отец? Надо было бы ему сказать, откуда деньги? Он вообще в курсе, что Ада вернулась? Что она пыталась принять участие в наших делах? Едва я задал себе эти вопросы, как ответ стал мне очевиден.
Нет. Конечно, нет. Отец ничего не знает.
И это, наверное, неправильно.
Он же любил ее. Я вот прямо сейчас это понял. Любил. Она — не знаю, а он любил.
И ведь они жили сколько-то времени вместе. Разговаривали, обнимались, целовались, делили постель. Меня же как-то зачали. Потому что между ними что-то было.
А потом Ада девять месяцев ходила со мной внутри. А потом носила меня на руках. Кормила грудью. А, может, и нет — этого я не знал. Но все равно…
История моего появления на свет, история моих родителей вдруг повернулась ко мне каким-то другим боком, подсветилась какими-то новыми красками. Впрочем, я же раньше старался о ней не думать.
А теперь не мог не думать. Из-за того, что вчера произошло у нас с Лесей. Из-за моих мыслей. Из-за ее поступков и слов.
Не мог не думать. И не мог не примерять нашу с Леськой историю — к родителям. Что у них пошло не так? Что сломалось? Может, там и нечему было ломаться? Я теперь хотел это узнать. Или не хотел?
Не знаю!
Отец разжал руки.
— Спасибо тебе, Егор. Ты самый лучший на свете сын.
А батя молодец, держится. Глаза немного блестят, но в целом — вид примерно такой, как тогда, когда мне диплом выдавали. То есть — чрезвычайно сияющий.
Я не стал ничего говорить. У меня почему-то, во-первых, слов не нашлось. А во-вторых, я все никак не мог отделаться от мыслей об Аде.
— Ты не думай, Егорик, — батя поправил мне воротник рубашки. — Я все понял. Выводы сделал и больше никогда… — тут и у него слова закончились.
— Бать, а давай это дело отметим? Ну, посидим где-нибудь? — пришел я ему на помощь и сменил тему. Отец обрадовался.
— Давай! И Лесю давай позовем.
— Обязательно. Она мечтает услышать продолжение рассказа о приключениях Навуходоносора.
И тут отец рассмеялся.
***
Бывают такие дни… Когда все, что может случиться — случается. И то, что не может случиться — случается тоже. Будто события твоей жизни где-то ждали, собирались, в каком-то условном «за углом», а потом, собравшись в кучу, из-за этого угла радостно на тебя вывалились.
Ну, здравствуй, Егор!
В общем, сначала, когда я выходил из метро, телефон пиликнул банковским уведомлением. Я на эти уведомления в последнее время реагирую предельно нервно — потому что они в это самое последнее время очень непредсказуемые.
И в этот раз тоже. Потому что мама дала миллион.
Твою мать!
Ну да, мою, чью же еще.
Я так и шел с телефоном в руках. То вдуплял в банковский баланс. То напряженно думал, что мне с этим теперь делать. То просто вполголоса матерился.
Как же скучно я жил еще год назад. Невыносимо скучно просто!
Потому что у подъезда меня снова ждала Ада.
Явление Ада третье. Судьбоносное.
Я
