Ты мне, значит, кикимору в сарай. А я тебя, значит, не губи? Подождать должен, пока ты со своим лесным корешем новую муть затеешь?
— Это не я! Это всё он! Колдун тебя сам извести хочет!
— Угу. Аж кушать не может. До того хочет, что сам себе заплатил… Заткнись, а? Слушать противно. Хотя, чего это я? И сам заткнуть могу. — Я поднял кинжал.
— Не губи!!!
Дорофеев перешёл на визг. Пришлось сунуть его мордой в землю и придержать. Стало тише.
— Убивать нельзя, — с сожалением сказал Егор. — Мы охотники, а не душегубы.
— Да ну… Душегуб — тот, кто губит душу. А души в этой твари меньше, чем в кикиморе. Так что относительно «можно — нельзя» я бы поспорил. Но убивать не стоит, согласен. По крайней мере, пока. Лучше отведём его к папаше, расскажем, чем сыночек промышляет.
— Мяу, — одобрил кот.
А Дорофеев, услышав слово «папаша», затрясся с новой силой. Даже сложно сказать, что его больше напугало, смерть от кинжала или явление пред батины светлые очи.
— Ишь, как обрадовался, — заметил и Егор. — Значит, верно ты решил. Убить всегда успеешь.
Я кивнул. Достал из заплечного мешка, с которым с некоторых пор не расставался, специально заготовленную верёвку и принялся связывать Дорофеева. Попросил Егора:
— Кости-то прибери, не забудь.
Егор вернулся к ручью, где мы оставили кикимору. Через минуту от неё осталась кучка золы, посреди которой блеснули кости. Две. Старая попалась, нажористая. Как Егор и говорил.
— Две — не одна, — одобрил я.
Подобрал кости. Огляделся вокруг, кота не увидел. На всякий случай окликнул:
— Бро! Ты мне больше ничего сказать не хочешь?
Кот не появился. Ну и ладно. В некоторых случаях отсутствие ответа само по себе ответ.
* * *
Когда мы дотопали до имения Дорофеевых, я понял, чего Андрюша так боялся. Дорофеев старший, увидевший отпрыска, выглядел так, будто готов был его прямо тут вколотить в землю.
— Вот оно что, — глядя на сына, ледяным голосом обронил он. — Вот оно, значит, как.
Андрей бухнулся на колени.
— Я не виноват! Я не хотел! Давыдов первый на меня напал! Сапоги отнял!
— Угу, — покивал отец. — Сапоги, значит?
— Да! Вот эти самые! — Андрей ткнул пальцем в мои сапоги.
— Он у тебя — сапоги. А ты — с нечистью снюхался? Да не абы с кем, а с колдуном⁈ — Дорофеев-старший покачал головой. — И в кого ты только такой получился, разумом скорбный? Ума не приложу. Мать-то вроде не дура. И жаль мне её — иначе давно тебе башку проломил бы… Кузьма!
На пороге гостиной, куда нас привели, немедленно образовался нужный дядька. Поклонился.
— На конюшню сведи, — брезгливо толкнув сына в плечо, приказал Дорофеев. — Скажи Проклу, чтобы всыпал горячих. А после там же, на конюшне, запри. Остыну — подумаю, что с ним делать.
— Слушаю-с, Михаил Григорьевич, — слуга поклонился.
— Папаша! — взвизгнул Андрей. — Пощадите! Я не хотел!
Дорофеев влепил ему затрещину. Прогрохотал:
— Не позорь отца! Пошёл вон отсюда.
Скулящего Андрея увели.
Дорофеев старший опустился в кресло. Жестом предложил садиться нам. Обронил:
— Спасибо, что не убили этого дурака.
— Не хотели вас расстраивать.
— Да, я так и подумал. Благодарю и прошу принять извинения. Клянусь честью, что больше этот паскудник не причинит вреда ни вам, ни вашим людям, уважаемый Владимир Всеволодович.
Надо же, даже имечко моё с первого раза запомнил. Я его сам-то никак не выучу.
Служанка притащила поднос с чайными принадлежностями и горой всякой сдобы. Пришлось взять чашку.
— Может, выпить желаете? — В руках Михаила Алексеевича появился графин с тёмно-красной жидкостью. — Вишнёвая! Для аппетиту.
Настойка оказалась вкусной. И сдоба тоже. Хотя, может, просто голод разыгрался на свежем воздухе.
Мы с Егором угощались, а Михаил Григорьевич задумчиво смотрел на перчатку на моей руке. Пробормотал:
— Охотник. Надо же. Я и не слышал, что в роду Давыдовых водились охотники.
— Всё когда-нибудь бывает в первый раз.
— Тоже верно. А в моём лесу, вы говорите, колдун?
— Это не я говорю. Это кикимора сказала, а ваш отпрыск подтвердил. Кикимора издохла на моих глазах, колдун забрал у неё силы. Если я правильно понимаю, за то, что не сумела выполнить его задание и вернулась несолоно хлебавши. Не думаю, что кикимора врала — хотя бы потому, что других охотников, кроме нас, в лесу не было. Следовательно, никто другой, кроме колдуна, её убить не мог. Ну и ваш сын подтвердил, что платил он колдуну. А вы о его существовании, получается, не знали?
Дорофеев покачал головой:
— Увы.
— Колдун — умная тварь, — подал голос Егор. — Высшего уровня. Это тебе не вурдалак. Колдун — тот, кто когда-то был человеком. Всё человеческое от себя отринул, а взамен получил вечную жизнь и чёрную магию. Но разум сохранил. Некоторые, говорят, даже умнее становятся.
Я кивнул. Читал об этом в справочнике. Дорофеев тоже покивал:
— Слышал я о колдунах, да. Но вот о том, что у меня под боком этакая тварь завелась, знать не знал. Своего-то дурака, — он пренебрежительно кивнул в ту сторону, куда увели Андрея, — я уму-разуму научу. А вот с колдуном так легко не управишься. Придётся в Орден обращаться. Или… — Он посмотрел на меня. — Или не придётся?
Я пожал плечами.
— Электронную заявку оставьте, поглядим. Быстро не обещаю, но вы же понимаете, что от ваших владений до моих всего два дня пути. И мне в лесу колдун тоже не сказать, чтобы сильно нужен. Так что я в какой-то мере лицо заинтересованное.
Дорофеев аж расцвёл.
— Дай бог вам здоровья, любезный Владимир Всеволодович! Если вдруг потребуется содействие с моей стороны, к вашим услугам. Кстати. Вы ведь в наших краях недавно?
— Пять дней. Шестой пошёл.
— Стало бы, благородному собранию не представлены пока? Если будет угодно, с удовольствием отправлюсь с вами с визитами. Познакомлю со всеми нужными людьми в Поречье. Да и в Смоленске у меня связи есть. А если вам угодно, например, невесту хорошую…
— Боже упаси, — поспешно открестился я. Что ж за порядки у них тут — шагу не шагни без того, чтобы женить не начали. — Невесту — пока не актуально. А
