вот связи дело нужное. — Допил чай и поднялся. — Ладно. Пойдём мы, пожалуй. Вам ещё с сынишкой воспитательную беседу проводить. Не хотелось бы задерживать.
— К слову, о сынишке. — Дорофеев тоже поднялся. В руках у него неизвестно откуда появился кожаный кошель. — Ещё раз приношу глубочайшие извинения за беспокойство. Клянусь, что больше такое не повторится. — Он протянул мне кошель.
— Это что?
— Это, так сказать, компенсация. За потраченные вами время и силы. И вашу деликатность.
— Деликатность? — переспросил Егор. — А это что за зверь?
— Михаил Григорьевич просит, чтобы мы помалкивали о том, что сынулька с нечистью мутил, — перевёл я. — Ладно, уболтали. Давайте вашу компенсацию, тут всё по справедливости. Дураков учить — дело серьёзное. Трудозатратное.
Я взял кошель и сунул за пазуху.
Дорофеев улыбнулся с облегчением. Видимо, переживал, что «компенсацию» могу не принять. Провожал он нас с Егором до самых ворот.
— Кстати, — вспомнил я перед тем, как попрощаться. — А вы ведь окрестности хорошо знаете?
— Да, неплохо.
— А вам тут случайно кот не попадался?
— Кот?
— Ну да. Камышовый. Серый. Вот такой. — Я показал.
— Увы. И даже не слышал, чтобы кому-то встречался. Они ведь, если не ошибаюсь, всё больше у рек и озёр водятся?
— Не ошибаетесь… Ладно, проехали. Всего доброго, Михаил Григорьевич. Сынульке привет.
Я пожал Дорофееву руку.
Через час, когда мы с Егором добрели до Цитадели Ордена, уже светало. Но якорь сработал чётко. Знак перебросил нас прямо в башню графского дома. Надеюсь, в следующий раз, когда окажусь здесь после переброски, меня встретит не гора досок и стружки, а удобная кровать.
Деньги из кошеля я пересчитал ещё по дороге. Десять империалов. То есть, сотня серебряных рублей. Да ещё две кости с кикиморы.
Только вот родий хапнуть в этот раз не получилось. Жаль, конечно, но зато жену Данилы спасли. И полезным знакомством я обзавёлся. Дорофеев старший, в отличие от своего мудака сыночка, мужик неплохой. Настолько между ними ничего общего, что даже странно. Может, не от него?
Ладно, это не моё дело. А вот моя жизнь определённо налаживается. Завтра утром надо будет подумать, на что в первую очередь потратить деньги.
С грехом пополам мы с Егором спустились по недостроенной лестнице на второй этаж. Оттуда, по парадной, начали спускаться на первый.
Не дойдя до низа, я остановился. В размазанном утреннем свете увидел, что на нижней ступени лестницы лежит человек.
— Не понял, — сказал я. — Это ещё что за новости?
Егор без лишних слов вытянул из ножен меч.
В доме было тихо, это одновременно и радовало, и настораживало.
Я присел рядом с неподвижно лежащим человеком, потряс его за плечо. Перевернул. С приглушенным стоном человек перевалился на спину.
— Кучер, — сказал я. — Тот, что с каретой в комплекте шёл. Как звать, не помню. Жив, без сознания.
— Дай-ка… — Егор присел рядом, оттянул залитый кровью воротник рубахи кучера и выругался.
— А вот это уже залёт, — протянул я, увидев на шее мужика два прокола. — Чего ты там говорил, что упыри из подвалов не вылезают?
— С тобой, Владимир, я уже скоро вообще говорить перестану! У тебя и упыри из подвала, и камышовые коты без камышей, и колдуны под носом у Ордена.
— Я-то тут при чём вообще?
— А кто? Покуда я тебя не нашёл, всё спокойно было и ровнёхонько! Ох, чую, не просто так ты лежал в той избе…
Да я и сам чуял, что не просто. Причём, давно уже чуял. Примерно с тех пор, как Тихоныч рассказал мне о моём появлении в жизни графа Давыдова. Кто я, чёрт побери, такой? Откуда взялся? Почему меня спрятали? От чего спрятали, в конце-то концов?
Вопросы важные, слов нет. Однако до сих пор находились более насущные. Да и сейчас не то чтобы самое время вытянуть ноги у камина и порассуждать.
— Упырь при свете дня не шарится, — твёрдо сказал я. — Этого оставим пока тут. Дай переверну только набок, чтоб чего не вышло, и пойдём остальных моих домашних проверим. Ради этого же самого упыря надеюсь, что все живы.
Мы с Егором разделились и прочесали дом. Пришли к неутешительным выводам: дом пуст.
— Следов крови тоже нет, — заметил Егор. — Пошли, другие постройки осмотрим.
Повезло нам в первой же постройке. Весь народ оказался во флигеле. Дверь была надёжно заперта изнутри, однако по голосам я издалека определил и тётку Наталью, и Тихоныча, и Захара, и Марусю.
— Открывайте, что ли! — крикнул я, постучав.
— Убирайся к дьяволу, откуда вылез! — рявкнул в ответ Данила.
Молодец, сообразил. Прибежал из пристройки сюда, где двери покрепче. И жену вряд ли одну оставил.
— Неожиданно, — признался я. — А может, мне таки кто-нибудь кофейку сварганит? А то прихожу домой после тяжёлой ночной смены, а меня в грубой форме нахрен посылают.
— Ваше сиятельство, это вы, что ли?
— Я, я. Открывай.
Данила немедленно открыл. В дверном проёме, как в мультике, нарисовались шесть перепуганных физиономий. Я отметил, что даже несмотря на испуг, физиономия Груни выглядит значительно лучше, чем сутки назад. Умирать девка уже точно не собиралась.
— В двух словах, что было? — спросил я.
* * *
Кофе нам, разумеется, сварганили, Маруся подала в столовую. Чашки, правда, дрожали и позвякивали на подносе — видно, страху натерпелась преизрядно. Остальные тоже были как пришибленные. Кучера Данила с Егором уложили в гостевой спальне.
— А ну, ещё раз, — попросил я и уставился на Захара.
Тот был, из всех потерпевших, самый глубоко погруженный в тему.
— Говорю ж, — шмыгнул тот носом, — заявился середь ночи упырь. Как в дом вошёл — шут его разберёт, их ведь пригласить должны. Ну да, видать, кучер открыл и впустил. Зачем, почему — не знаю. Ему и досталось. Хоть заорать успел — на том спасибо. Я подскочил, выбежал — смотрю, грызёт стоит. Там уж от крика все повскакали. Я на них заорал, чтоб валили скорей из дому. Насилу ноги унесли, спрятались во флигеле. И Данила с Груней туда же прибежали.
— Он до утра в двери скрёбся, впустить умолял, — всхлипнула Маруся. — Я думала,
