И все же большинством любителей движет не стремление внести вклад в науку. Многим просто нравится сам процесс астрономических наблюдений. Другие стремятся получить красивые снимки — любительская астрофотография является совершенно особым видом технического искусства. А есть, между прочим, и любители-теоретики, которые пишут замечательные астрономические программы, предвычисляют те самые явления, которые все остальные потом наблюдают. В этом деле они максимально сближаются с профессионалами. Кстати, в последнее время намечается интересная тенденция: все чаще профессиональные астрономы в свободное время становятся любителями. Видимо, в современной насквозь компьютеризированной астрономии им не хватает того непосредственного контакта со Вселенной, ради которого они когда-то пришли в эту науку.
Александр Сергеев
Прошел ровно век с четвертью с того времени, как бывший лоцман Миссисипского речного пароходства Сэмюэл Клеменс, который и псевдоним-то себе взял от специфической корабельной команды («mark twain!» значит «отметь двойную!», то есть двойную глубину забрасывания лота в фарватер), запустил своих героев, подростка по имени Гекльберри Финн и беглого негра Джима, в путь по главной реке Северной Америки. Навстречу свободе и туманному берегу американской мечты. Что будет, если попытаться проехать этим маршрутом сегодня?
Конечно, попытка в буквальном смысле «пройтись по стопам» двух друзей заведомо безнадежна. И дело тут не только в том, что за неимением посудины, на какой плыли лет сто шестьдесят назад Гекльберри Финн и негр Джим (в те неполиткорректные времена понятия «афроамериканец» еще не существовало), мы садимся в автомобиль. Ведь ирреальны и тот старый плот, и тот героический маршрут.
Правда, в иных местах «Гекльберри Финна» Марк Твен высчитывает расстояния, покрытые путешественниками за ночь, вычисляет скорость течения и т.д. Однако даже здесь писательская фантазия торжествует над реальностью. Если на первом отрезке продолжительность пути еще как-то укладывается в рамки возможного и разумного, то затем происходит сбой и время то стремительно ускоряет свой бег, то начинает топтаться на месте, и все расчеты идут насмарку.
Столь же бесплодными оказываются потуги совместить вымышленные, демонстративно однотипные Поквилл, Бриксвилл и Пайксвилл с подлинными городишками американского Юга, прилепившимися к берегам Реки — Марк Твен далеко не всегда называет ее по имени.
Впрочем, если внимательно изучить биографию писателя, то точки соприкосновения между литературой и жизнью найдутся. Взять хотя бы родину твеновских мальчишек, Санкт-Петербург, в которой все исследователи готовы видеть…
Ганнибал, штат Миссури, — родина Марка Твена. Памятник литературным героям, завоевавшим сердца детей и взрослых
Ганнибал. Торговая марка «Гек Финн»
В Ганнибале тогда еще не Марк Твен, а просто Сэм Клеменс очутился вместе с родителями в четырехлетнем возрасте, прожил какое-то время и с тех пор в детство и раннюю молодость почти не возвращался. Тем не менее возникает стойкое ощущение, будто городок, который вроде бы за минувшие сто семьдесят лет не слишком сильно изменился, как бы храня верность прославленному земляку, только и ищет повода, чтобы с ним расплатиться. Марк Твен не просто почетный гражданин города Ганнибал, штат Миссури, хотя грамоты такой и не существует, не просто его не стирающаяся с годами память, он — его воздух.
Иногда эта не стесняющаяся проявлений любовь находит наивные формы. В Ганнибале две гостиницы, одна называется «Клеменс», другая — «Марк Твен». Иногда — формы монументально-помпезные.
Над городком господствует бронзовый Марк Твен — с вершины холма озирает он речную даль, которую сам же и обессмертил в различных своих сочинениях. Увы, официальная торжественность подавляет, не дает выразиться душе героя, какой она рассеялась в его книгах и запечатлелась в сознании миллионов читателей разных поколений и разных стран. Мне этот Марк Твен напоминает Гоголя, которому поставило на бульваре его имени памятник советское правительство, вытеснив оттуда замечательную работу Андреева.
Однако же все остальное в Ганнибале — живой, я бы даже сказал, свойский Марк Твен, или, если угодно, Сэм Клеменс.
Со стены дома, в котором устроилась вполне заурядная забегаловка, смешно таращится зеленая лягушка, та самая «знаменитая скачущая лягушка из Калавераса» из одноименного рассказа, появление которого и знаменовало окончательную трансформацию лоцмана, а затем газетчика Клеменса в писателя. Естественно, и называется кафе — «Скачущая лягушка». Проходишь мимо, и, кажется, вот-вот разыграется в лицах тот старый анекдот: лягушке-чемпиону по прозвищу Дэниэл Уэбстер набивают брюхо дробью, и она позорно проигрывает забег (запрыг?) какому-то жалкому лягушонку из близрасположенного болота.
Неподалеку — ресторанчик «Бекки Тэтчер».
На соседней улице — бар «Марк Твен».
И даже торговый центр (правда, это не в самом Ганнибале, а милях в десяти отсюда, в местечке со звучным именем Пальмира) называется «Гек Финн», хотя сложно усмотреть что-то общее между ним, маленьким бродяжкой, и почтенным коммерческим предприятием.
Еще на одной вершине, с северной стороны города, — Ганнибал раскинулся на холмах, то карабкаясь вверх, то легко сбегая вниз, к реке, — установлен маяк. Никогда по прямому своему назначению он не использовался, однако же, на мой вкус, это мемориальное сооружение, приуроченное к столетнему юбилею писателя, куда ближе его натуре, нежели хорошо видная оттуда тяжелая фигура в рост. И честно говоря, для меня это обстоятельство важнее, чем то, что изначально маяк был символически зажжен непосредственно из Белого дома самим Франклином Делано Рузвельтом , а после обрушения в результате налетевшего на здешние места урагана и последующей реставрации, оттуда же — недавно избранным тогда новым президентом Джоном Кеннеди . Хотя местный люд этой честью весьма дорожит.
Дом-музей Твена в Ганнибале. Писатель в обществе своих героев
На окраине — «Пещеры Марка Твена». Сейчас этот лабиринт, разумеется, часть туристического комплекса, со всеми необходимыми атрибутами — указателями, скрытым в стенах освещением, обязательным проводником… Началось же все с того, что некий Джек Симмс обнаружил вход в пещеру во время охоты в 1819 году: его собаки загнали пуму в какую-то расселину на поверхности лесистого известнякового холма. Лет тридцать спустя подросток Сэм Клеменс с упоением исследовал многочисленные проходы — шрамы, оставленные на поверхности самой природой. По тем же каменным закоулкам сегодня водит туристов владелица этого участка земли, а следовательно, и нынешняя хозяйка пещеры Линда Колхерд — пожилая, но очень подвижная, приятная во всех отношениях дама. Водит и поясняет:
— Вот крест, под которым Гек и Том откопали свой клад… В этой пещере Том с Бекки наткнулись на целую гирлянду летучих мышей… Здесь, намотавшись по подземелью, они присели на каменную ступеньку, и Бекки заснула, а здесь дети доели остатки своего свадебного пирога.
С окраин мы с фотографом Виктором Грицюком направились назад, в центр городка, совпадающий, скажем так, с центром Твенленда — официально именуемого в справочниках: Mark Twain Boyhood Home and Museum. То есть учреждение вроде бы одно, но внутри есть перегородка, отделяющая музей писателя от дома его же детства.
Музей, в общем-то, как музей — прижизненные издания книг, древняя (тогда, конечно, совершенно новая и вообще большая редкость) пишущая машинка, принадлежавшая писателю, страховой полис, мантия почетного доктора Оксфорда, оригиналы иллюстраций Нормана Рокуэлла к книгам Марка Твена, спорящие уровнем исполнения с оформительскими работами Обри Бердслея. Прекрасно, но мало ли в жизни своей видел я таких литературных мемориалов, дома и за границей. Какие-то получше, какие-то похуже.
Домик Бекки Тэтчер (в жизни — Лоры Хокинс)
А вот Дом детства — это совсем другое дело. Клеменсы жили здесь лет десять, примерно с 1843 по 1853 год, и, переменив на своем веку не одного хозяина, скромное двухэтажное здание, наполовину увитое снаружи плющом, доныне хранит и благородную патину времени, и следы живого человеческого присутствия.
Впрочем, сам этот дом — лишь часть целого комплекса, где вплотную прилегают друг к другу еще четыре-пять его двойников. В одном, на втором этаже, помещался кабинет Джона Маршалла Клеменса, отца писателя. Этот виргинец, наделенный на редкость беспокойным нравом, заставлявшим его постоянно строить наполеоновские планы и то и дело ввязываться во всяческие финансовые авантюры, осел наконец в Ганнибале, где исправлял должность мирового судьи.
