ей, нежно гладя по волосам, и тогда всё с нами будет хорошо. Это, злое, скоро уйдёт, а мы переедем в другой дом, где будем только ты да я. Ты у меня такая молодец, потерпи ещё немножко, сожми свои губки, тс-с-с… И она правда была очень храброй, она сжала губы и закрыла рот ладошками, просто это уже не помогало. Это был даже не плач — всхлипы и тихий вой, идущие изнутри. Непроизвольные, как икота. Звуки снаружи шкафа приблизились, и да, то были шаги, уже очень близкие. Я поняла, что плачу сама, только когда почувствовала соль на губах. Вспомнив рассказ Настеньки про котёнка, я обняла её крепко-крепко. Так крепко, как только могла. Пусть только один из нас, Настенька. Если так суждено, пусть это хотя бы будет только один из нас. Т-с-с, малышка, всё очень скоро будет хорошо, не сучи ножками, мамочка с тобой. Ведь лучше, если это мамочка, правда? Лучше мамочка, чем Шаркающий Человек. Настя затихла, её милая головка свободно повисла, и растрепавшиеся волосы упали на лицо. Хорошо, что в шкафу было темно, подумала я, собирая их обратно в хвостик, как делала каждое утро все последние годы. Хвостик всегда очень ей шёл. Я укачивала на руках свою мёртвую дочь, когда шаги снаружи вдруг быстро приблизились. То, что было там, остановилось перед самым шкафом. Дверца с треском распахнулась, в глаза ударил яркий свет люстры, и на его фоне, ослеплённая, я с трудом разглядела склонившуюся надо мной фигуру. Обычную, вовсе не искажённую.
— Марина?!
— …Витенька?
* * *
Я почти закончила свой рассказ, да и бумаги больше не осталось. Светает, и розовое солнце полосами ложится на больничную простыню, проникая сквозь двойную решётку на окнах палаты. Как вы уже догадались, никто не поверил, что оно, это существо, действительно было там. Что оно забрало бы нас обоих, если бы Витя не пришёл. Что во всей этой ситуации я — жертва.
Меня поместили в клинику, и я рассказала им всё, что знала, но этого оказалось недостаточно. Как будто мало того, что я потеряла любимую дочь и, теперь уже окончательно, потеряла мужа. Надо же, оказывается, он всё же не уехал. Не смог. Приглядывал за нами всё это время. Заходил со своими ключами (видимо, заранее сделал дубликат), оставлял деньги, которые я потом находила. Узнаю своего Витю. В тот вечер он решил зайти за парой своих костюмов, считая, что мы с Настей, как обычно, будем в это время в парке. Он совсем не навещает меня в больнице.
И словно я недостаточно наказана, меня могут перевести в тюрьму, если так решит суд, ознакомившись с результатами медэкспертизы. Надеюсь, эти записи помогут им принять правильное решение. Ещё я хотела бы, чтобы их копию передали моему Вите. Пусть делает с ними, что хочет — выкинет, сожжёт… Прочтёт. Я хотела бы, чтобы прочёл. Чтобы понял, как сильно я его люблю. Что всё, что я делала, было только для счастья семьи, Настеньки и самого Вити. И что во всём этом, так или иначе, в конечном счёте виноват именно он.
