так истово искать пути наверх? — периодически завидовать и перманентно раздражаться при его виде мне это не мешало.
— Лось, на пару слов?.. — позвал он меня после последнего в этой сессии экзамена.
Привычное недовольство подавил усилием воли — что ни говори, а Димон был лучшим (после меня, разумеется!) в обращении с экзом, обгоняя в этом навыке всех «старичков», и, если опираться только на количественные показатели, по схлопнутым окнам уже приближался к Зайкам, уверенно стремясь ко второй «Анне».
— Что? — спросил чуть резче, чем следовало.
— Нашли Галину… — ответил парень, лишь убедившись, что его почитательницы достаточно удалилось.
Сказать или не сказать?.. Честность победила:
— Знаю, сообщили уже. Как ты?
— Хреново, два дня допрашивали.
— Сочувствую…
— Я… Лось, понимаешь… я ведь куда только ни обращался, когда она пропала… даже тебя этим нагрузил…
— Извини, не помог, — разговор все больше меня тяготил, потому что кроме формального запроса «на отъебись» Турбине я никакого участия в этой истории не принял.
— Да ты-то и не мог помочь! Судя по всему, ее намного раньше прикончили… А вот ее коллеги тогда… Сволочи! — неожиданно закончил Жоппер и шмыгнул носом, заставив меня вспомнить, что лет-то ему совсем немного, — Держи! — сунул он мне в руку потрепанный блокнот, — Это ее!
— Э-э-э… А не проще ли было следователям отдать?.. — растерянно поинтересовался, вертя в руках заставший врасплох подарок.
— Будешь смеяться — я о нем напрочь забыл! Вчера нашел, когда конспекты разбирал, которые из дома переслали. Но, знаешь, так даже к лучшему! — утаив улику от следствия, рыбожоп не чувствовал себя виноватым. Более того, произнося следующие слова, он заранее ощетинился, — Чтоб ты знал, Лось… я, когда Галя пропала, много порогов оббил. И везде меня высмеивали. Ты был первым, кто от моих слов не отмахнулся… не спорь, я иногда такие вещи чую! — «Еще один эмпат?..» — И, раз ты знаешь нужных людей, передай по адресу! Не хочу больше в этом деле светиться! — и он резко развернулся и сбежал к своим воздыхательницам.
К вечному раздражению стал примешиваться стыд, что еще больше усилило это самое раздражение: я год назад не постебался над жиголо исключительно по причине его знания о моей принадлежности к СБ — Жоппер тогда меня конкретно поразил своими связями. Но, даже передав запрос Младшему через Турбину, сделал это скорее для успокоения совести, чем всерьез — ничем меня его рассказ не зацепил. А Ярославцев благодарил, как будто это из-за моих титанических усилий Горшавину в итоге нашли.
Закинул блокнот в портфель с мыслью — передать потом Сереге, и снова выбросил всю эту историю из головы. А еще раз вспомнил о книжице, лишь проводив Младшего на самолет. В итоге черный потрепанный напоминальник улетел сначала в ящик стола, а потом спустя месяц при разборке — в синие коробки Агеевой, тяжелым грузом висящие на моей совести.
Совсем мудозвоном я не был: Забелина — что сама, что через сына, — уже неоднократно намекала, что следующим полковником после Людмилы она видит меня. А потом — и вообще командующим нового рода войск. С одной стороны — целиком и полностью ей обязанным, но с другой — меня ее курс устраивал. Руслана Евгеньевна не стремилась к личной выгоде, в ее целях стояла сильная империя, и мне, повзрослевшему на обломках другой сильной империи, ее мотивы импонировали.
Поэтому я не сильно сопротивлялся, когда предсказания Младшего сбылись: нас — действующих пилотов-офицеров — в феврале перевели на другую деятельность. Правда сначала пришлось пройти усиленный экспресс-курс по риторике и правилам поведения в обществе, а заодно дать новую кучу расписок о разрешенных и неразрешенных к разглашению тем. За что очень горячо мысленно поблагодарил организаторов этого обучения, когда в первый же день выезда нас пригласили в Кремль на обед.
— Благодарю за доставленное удовольствие! — с этими словами императрицы мы все дружно подскочили из-за стола, с грохотом отодвигая жопами стулья. Мария Четвертая с улыбкой следила, как мы наперебой посыпали намертво забитыми в подкорку фразами об огромном удовольствии, блаженстве и прочей хреномудии. Судя по счастью и радости, фонтаном бившим от моих сослуживцев, взамен зажатости и волнения, идущего ранее, местами очень даже искренними.
— Михаил Анатольевич, проводите меня!
Излучая всем организмом тонны наслаждения от прозвучавшей просьбы-приказа, предложил правительнице услужливо откляченную длань и степенным шагом принялся сопровождать женщину к выходу.
Шли под ручку мы достаточно долго. Шли и молчали в нарушение всех норм этикета. Благодаря Младшему у меня был целый список тем, на которые мы могли бы поговорить — этот прохвост успел меня проинструктировать на всякий случай. Еще отдельный список вопросов к обсуждению у меня был от Маздеевой — из-за некоторых особенностей биографии полковник не могла рассчитывать на теплый прием у императрицы. Но, ощущая прущее от моей спутницы раздражение, предпочел оставить все на потом, даже несмотря на то, что это «потом» могло не наступить. Впрочем, чем дальше мы уходили от «Малой Обеденной» (все слова с большой буквы, потому что боюсь представить — какая тогда «Большая»! Со стадион?), тем спокойнее становилось состояние идущей рядом дамы.
— Благодарю за интересную беседу! — иронично произнесла она, останавливаясь у каких-то по счету дверей.
— Всегда пожалуйста! — откликнулся автоматом, не задумываясь, как это прозвучало.
— Я решила удовлетворить вашу просьбу! — учитывая, что я ничего не просил, брови стали непроизвольно стремиться на лоб, — Я даю вам дозволение ухаживать за моей внучкой! — и скрылась за распахнутыми при ее приближении дверьми, оставив меня недоумевать. Хотя бы над тем — а мне что, еще разрешение требовалось?!
Ухаживать — так ухаживать!
Глупая ссора с Натали меня угнетала. Но будучи не очень свободным в передвижениях, из Муромцево как-то повлиять на наши отношения я не мог. Зато теперь, когда мне дали полный карт-бланш, развернулся.
Дворец ее родителей я ежедневно бомбардировал цветами с милыми девичьему сердцу записками.
В перерывах между выступлениями стакнулся с печатниками и выпустил целую серию открыток с трогательным игрушечным медвежонком (обязательно с заплаткой на на пузе!) И, кстати, еще и наварился на этом деле! Это в прошлом мире все мои таланты ограничивались «палка-палка-огуречик, запятая — человечек», а здесь масюнина рука выдала вполне приличные эскизы, которые ввиду новизны крупными тиражами разошлись по столице, а потом по всей империи.
Мое циничное сознание недрогнувшей рукой отдало этот же эскиз в мастерскую, сварганившую мне самого жалостивого Топтыгина из всех возможных с незашитой раной на груди. Второго медведя я отправил с конфетами. Третьего — зажав кулаки — с крохотным золотым кулоном на цепочке из
