была не в адеквате без своих таблеток. Сегодня она их снова достала, поэтому теперь радостная, добрая и снова любит своего сыночка. Который обязан ей за это все простить.
Любовь как приз, который надо заслужить: «Как я могу тебя любить, если ты ведешь себя так отвратительно? Ты позоришь меня и всю нашу семью! Позоришь нашу фамилию!»
И пофиг, что со мной происходит на самом деле. Ему же именитый психолог сказал, что такого неуправляемого подростка как я можно приструнить только жесткими мерами. К примеру, ремнем.
Любовь – это всегда лишь средство манипуляции. Не более того. Тот, кто говорит, что любит, обычно всегда что-то от тебя хочет.
Поэтому я до сих пор не могу понять, зачем Лие это было нужно. И меня это бесит, бесит!
Она ведь ничего от меня не требовала, не шантажировала меня, не играла со мной во все эти идиотские игры. Она была такой настоящей, что я уже и забыл, что у нас все не по правде. Да, это, конечно, изначально было ради договора, но…
Но я ведь и правда хотел ее целовать. И сейчас хочу. Я хотел перебирать ее светлые волосы и дышать ее тонким запахом. И сейчас хочу. Я хотел входить в нее, со свирепой первобытной радостью осознавая, что она только моя.
И продолжаю этого хотеть.
Даже несмотря на то, что от злости все внутри меня полыхает адским огнем. От злости и безнадежности.
И я не знаю, что с этим делать! Может, и правда разъебать расписание? С ноги, кроша это дурацкое стекло? Мне станет от этого легче?
– Захар!
Я машинально оборачиваюсь и сразу же кривлюсь. Чертова Жанна, как же она меня достала. Ну видит же, блядь, что она меня не интересует! Какого хрена раз за разом навязывается, а?
И хотя я понимаю, что в моих интересах быть с ней повежливей, но сегодня на это нет сил.
– Отвали.
– Захар, послушай…
– Я сказал! Отъебись уже от меня! – рявкаю я.
Она вспыхивает, в ее бледном кукольном лице появляется что-то живое. Она порывисто поворачивается, взмахнув длинными темными волосами, и явно собирается уйти, но почему-то не уходит. Вздыхает и снова делает шаг ко мне.
– Твоя девушка в кабинете моего отца, – скороговоркой произносит Жанна.
– Что? – хмурюсь я. – Какого хрена она там забыла?
– Она пришла и стала на него кричать, я так и не поняла, в чем там дело. Что-то с ее мамой, кажется. Папа сказал, что они поговорят, выгнал меня, закрыл дверь на ключ и… – она глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться, и я вдруг понимаю, что она нервничает. В обычно равнодушных глазах сейчас видна растерянность, а губы у нее некрасиво подрагивают. Но почему-то от этого она внезапно кажется живой и даже симпатичной.
Нормальной.
У меня не входит в голову то, что она говорит.
Лия. Кабинет. Директор. На ключ.
Ничего не понимаю, но предчувствие мерзкое. У меня все внутри ощетинивается, а инстинкты поднимают голову.
– И что? – резко спрашиваю я. – Ты ушла?
Она отводит глаза.
– Не ушла. Осталась в коридоре. И мне показалось… мне показалось, что я слышала, как она кричала. Я не знаю… Может, это не так?
Она смотрит на меня отчаянно и жалобно одновременно.
– Я даже не знаю. Я хотела постучаться, но… Как-то…Давай вместе туда пойдем. Или нет, лучше ты один сходи. Мне все это… не очень нравится. Но я не знаю… Все же должно быть нормально, да?
Жанна будто ищет у меня подтверждения, что ее отец не делает там ничего плохого. Но меня тошнит от одной мысли, что Лия заперта там с этим старым мудаком. И мне пиздец как страшно.
– Ты идешь?
Я понимаю, что уже иду размашистыми шагами в сторону его кабинета, почти бегу, а Жанна волочится со мной рядом, тормозя мое движение.
– Нет, – она останавливается. – Слушай. Я не пойду. Ты…
Я не дослушиваю. И даже не отвечаю ей, нет смысла. Я бегу. Бегу к кабинету директора через один коридор и две лестницы.
Я не думаю. Ни о чем не думаю.
Мне просто надо успеть.
Пока я бегу, на ходу набираю номер Лии. Звонок идет, но ответа нет. Плохой знак. Очень плохой.
Я подлетаю к двери приемной и со всей силы дергаю ее на себя. Заперто. Реально заперто. Жанка не врала. Удивительно, что у нее в кои-то веки проснулась совесть.
– Откройте! – ору я, все еще надеясь, что она ошиблась. И что сейчас мне откроют и там не будет ничего страшного. Ничего такого, от чего у меня внутренности разъедает кислотой, а в голове мутится от ужаса.
Я несколько раз ударяю по двери кулаком, но когда не вижу никакой реакции, понимаю, что мне просто не оставили другого выхода.
Все на парах, в коридоре никого нет, и это сейчас мне на руку.
– Лия! – на всякий случай ору я прямо в дверь. Но в ответ ни звука.
Тогда я просто отхожу чуть в сторону, упираюсь для устойчивости в стену и бью со всей силы ногой по тому месту, где замок. Это громко. И в полной тишине звучит еще громче. Я примериваюсь для следующего удара.
– Ты что творишь, ирод! – выглядывает из кабинета напротив пожилая бухгалтерша с обесцвеченными кудряшками. – Опять хулиганишь?
– Идите нахер.
– Да как ты смеешь! Да я сейчас тебе…
– Нахер. Валите.
Я ударяю по замку еще раз. И еще.
Пожилая бухгалтерша визгливо обещает вызвать полицию и найти на меня управу, а потом выскальзывает из кабинета и куда-то бежит. Наверное, за охраной. У меня мало времени. Значит, надо бить еще сильнее.
С четвертого удара дверь наконец поддается, и я врываюсь в приемную.
Директор стоит в дверях своего кабинета, загораживая своей жирной тушей весь обзор. Ну да, вряд ли он мог не расслышать выбивание двери в свою приемную.
