Он сто процентов в ярости.
Но я, сука, тоже.
И почему он тут стоит один?!
– Где Лия? – спрашиваю я с угрозой и подхожу к нему ближе. – Где она, блядь?
Старый мудак холодно усмехается.
– Громов-Громов…Молодая горячая кровь, а мозгов ни на грамм. В твоих интересах сейчас извиниться и уйти, пока сюда не пришла охрана. Даю тебе один шанс. Последний. Исключительно из уважения к твоей семье. Ты сейчас прекращаешь орать, послушно выметаешься отсюда, оплачиваешь мне новую дверь, а вечером зовешь мою дочь на свидание. Тогда я не буду звонить твоему отцу, и у тебя будет…
И вдруг я слышу приглушенный звук рыданий. От этого звука меня перекрывает так наглухо, что я со всей силы толкаю этого мудилу, буквально пропихивая его жирное тело через двери кабинета, бросаюсь туда и вижу…
Сука.
Я вижу зареванную Лию, скорчившуюся на краю дивана. Она в тонкой маечке, ее пиджак валяется рядом, она обхватила себя обеими руками, она дрожит.
Я медленно поворачиваюсь к директору.
– Захар! – как-то по бабьи взвизгивает он, делая шаг назад. – Захар! В твоих интересах…
Я бью не задумываясь. В лицо. А потом еще раз, слыша мерзкий хруст ломающегося носа.
Директор воет, у меня перед глазами все залито алым, а в ушах чей-то дикий крик.
– Зак! Зак! Не надо! Не надо!
И только тогда, когда Лия подбегает и бесстрашно бросается прямо между мной и этим старым мудаком, я вдруг соображаю, что это кричала она.
И останавливаюсь против своей воли.
Директор сидит на полу, прижав руки к залитому кровью лицу.
– Я тебя засужу, – гнусаво обещает он. – Я засажу тебя за решетку, я тебя…
Мне на него и на его угрозы так сильно похуй, что он даже не представляет.
– Лия, что он тебе сделал? – резко спрашиваю я. Потому что только это сейчас важно.
– П-пугал, – запинаясь, говорит она. Голос ее дрожит. – Угрожал. Закрыл в к-кабинете, не выпускал, п-пиджак вот заставил снять…А маму он…
И вдруг ее прерывает громкий безумный смех.
– Бред! Полный бред! Кто поверит словам какой-то малолетней шалавы? – смеется директор, давясь кровью. – Кто?
– Я, – говорю я, и в моем голосе звучит что-то такое, от чего директор вздрагивает и замолкает. – Наш семейный адвокат. Мой отец. СМИ. Мне продолжать?
Директор не успевает ответить, потому что к нам врывается охранник колледжа. Он судорожно дергает рацию, переводит взгляд то на меня, то на директора, то на зареванную Лию и, кажется, не может понять, что ему делать.
– Вызвать полицию, Виктор Потапович? – растерянно выпаливает он. – На вас напали?
– Вызвать полицию? – зло ухмыляясь, спрашиваю я у директора.
Повисает пауза.
– Не надо, – неохотно бормочет он, отводя взгляд. – Я просто…упал. И ударился. Ребята мне оказывают первую помощь.
– Тогда, – охранник облегченно выдыхает, но все еще мнется, не решаясь уйти, – за медициной сходить, да?
– Сходи.
Когда охранник уходит и мы снова остаемся в кабинете втроем, директор выдыхает, глядя на меня с плохо скрываемой ненавистью, и гнусавит:
– Хорошо. Убедил. Я не звоню твоему отцу и забываю вот это, – он осторожно трогает свой залитый кровью нос, – а ты забываешь про все остальное. Никаких СМИ. Мы поняли друг друга?
– Да! – выпаливает Лия, хватая меня за рукав и глядя на меня с диким отчаянием в прозрачных серых глазах. – Ты же согласен, Зак? Это важно! Тебе нужен диплом!
Неправда. Мне нужна она.
А она сейчас думает, что я готов между баблом и ею выбрать деньги.
У меня горько и мерзко во рту. Я смачно сплёвываю на пол директорского кабинета, прямо на дорогой ковер, с которого мудаку теперь придется выводить пятна крови.
– Нет, – говорю я через паузу, как будто принимаю решение.
Но это неправда. Решение я принял еще тогда, когда бежал сюда, зная, что сделаю что угодно и похер на последствия.
– Нет?!
– Нет. Мне срать на отца. И на его деньги тоже. А вот на нее – нет, – я киваю на Лию, а потом беру ее за руку и вывожу из кабинета.
Глава 24. Когда никто из нас не один
Меня трясет, ноги противно подкашиваются, и если бы не знакомое тепло крепкой ладони, сжимающей мою руку, я бы, наверное, упала. Я все еще не верю в… Ни во что не верю.
Кажется, вот только что была запертая дверь, невыносимый ужас, чужое, мерзко пахнущее дыхание, угрозы, а потом в одно мгновение все кончилось.
Зак спас меня.
Спас ценой своего наследства, ценой своей мечты. Он простит мне это хоть когда-нибудь? Чем я смогу за такое отплатить?
– Мы… куда? – вдруг догадываюсь я спросить, когда мы оказываемся почти у выхода.
– Подальше отсюда, – бросает мне Зак. – Ты больше не учишься здесь.
– Да я… я уже догадалась, – вырывается из меня истеричный смех, который через несколько секунд перерастает в слезы.
Зак обнимает меня, садится со мной на скамейку и дает выплакаться, периодически рявкая на проходящих мимо любопытных студентов, чтобы они не пялились на нас, а шли в задницу.
– Успокоилась? – спрашивает он, когда мое дыхание немного выравнивается, и я киваю, все еще пряча лицо у него на груди.
Звучит глупо, но мне не хочется, чтобы он видел меня сейчас такую страшную – с распухшим носом и красными глазами. Я ужасно некрасивая, когда плачу.
– Лия! А я звоню, звоню…
Я поворачиваю голову на мамин голос и вижу ее на лестнице: она бежит ко мне, стуча каблучками.
– Мне тут сказали, что с директором произошел несчастный случай, – на ходу тараторит она и явно хочет что-то сказать дальше, но тут ее взгляд останавливается на моем зареванном лице, на пятнах крови на руках Зака, и она шокированно замолкает, глядя на нас круглыми испуганными глазами.
– Лия, – дрожащим голосом
