буквально нос-к-носу столкнулась… с Уткиным!
Он стоял на коленях и собирал что-то среди россыпи камней, которых здесь было видимо-невидимо. От неожиданности я ахнула и, как дура, брякнула:
— Уткин!
От звука моего голоса он обернулся, и я отпрянула, чуть не заорав не своим голосом — лицо его представляло один сплошной синяк, борода стояла колтуном, волосы были сальные и висели сосульками. Уткин, всегда франтоватый и пижонистый, выглядел сейчас, словно какой-то очень опустившийся и страшный бомж.
Он посмотрел на меня и вдруг подскочил и торопливо ушел в заросли. А я так обалдела, что вместо того, чтобы окликнуть его или пойти за ним следом, стояла как дура и только обалдело хлопала глазами.
Да ладно. Если честно говорить — я испугалась.
Постояла немного, пока пришла в себя.
Интересно, что он делал в этом месте? Морошку, что ль собирал? Я подошла к небольшой россыпи камней и посмотрела — ягод там не было. Никаких. Из растений только какие-то унылые ксерофитные формы, типа камнеломки, немного жухлого мха пучками и всё.
И что он тогда здесь собирал?
Вдруг среди камней знакомо блеснуло.
Я нагнулась глянуть, вдруг боль в затылке — и мир померк.
«Джигурда так станцевал на Мальдивах, что все туристы были в шоке», — голос ведущего какой-то развлекательной программы начал отдаляться и я очнулась.
В себя я приходила с большим трудом — перед моими глазами был плакат по технике безопасности, и я просто смотрела, как он то отдаляется, то резко приближается.
Стоп! Плакат по технике безопасности?
Странно, в последний момент, а помнила я его прекрасно, никаких плакатов в лесу точно не было.
Я попыталась перевести взгляд на предметы сбоку и тут меня до такой степени замутило, что я аж замычала от боли.
Дверь в помещение моментально открылась, и Колькин голос преувеличенно-бодро произнёс:
— Что, аника-воин, очнулась? А мы уже думали, что ещё и тебя хоронить будем.
Надо мной склонилось колькино бородатое лицо.
— Смотри сюда, — велел он строгим голосом.
Я посмотрела.
— Да не на меня смотри! На мои пальцы.
Я послушно посмотрела на колькины пальцы. Они были с неровно обстриженными ногтями и с заусеницами.
— Сколько пальцев?
Я послушно попыталась сказать, но из горла вырвался какой-то хрип.
— Так, говорить ты пока не можешь, — почему-то радостно констатировал Колька и тут же велел, — а моргать можешь? Моргни.
Я моргнула.
— Отлично, — сказал Колька, — теперь моргни столько раз, сколько у меня пальцев?
Мне почти в глаза полезли колькины пальцы.
Я моргнула, три раза.
— Угу, — сказал Колька и язвительно добавил, — вообще-то у меня, Горелова, как и у тебя, и у всех остальных людей на этой планете, двадцать пальцев. В процессе естественного отбора так вот сложилось. Пора бы уже запомнить.
Я чуть не окосела от возмущения, сам же мне три штуки почти в глаз воткнул!
— Ну ладно, ладно, — увидев возмущение в моих глазах, смилостивился Колька, — три пальца было, всё правильно.
— Ыыы… — прохрипела я.
— Воды? — проявил чудеса сообразительности Колька и в рот мне полилась чудесная живительная вода. Ничего более вкусного я не пила за всю свою жизнь.
— Ч-ч-что? — попыталась выдавить я из себя. Но получилось не очень.
— Что что? — не понял Колька, но не преминул удивиться, — ты гля, заговорила… на глазах эволюционируешь прямо, Горелова…
— Что там было?
— Там — это где? — посмотрел на меня Колька чистыми глазами, но потом сам же не выдержал и хрюкнул. — Да нормально всё там.
— Это Уткин?
— Уткин. Уткин, — вздохнул Колька.
— А почему он?
— Крышей видать сдвинулся, — опять вздохнул Колька, — что-то в голове у него сломалось, видимо. Но, я так думаю, из-за многодневной пьянки всё началось. Они же там всё время квасили. Да?
Я не помнила, но прикрыла глаза. И Колька продолжил:
— Ну вот мы думаем примерно всё было так: они бухали, бухали, и Уткин, видать, то ли белочку поймал, то ли чего покрупнее. А только зарубил он спящих в будуне товарищей. И тебя по башке огрел, но, видать, башка у тебя крепкая оказалась, раз выжила ты. Так-то я вообще подозреваю, что у тебя там кость одна только.
Я возмущённо зыркнула на Кольку, и он примиряюще сказал:
— Ладно, ладно, не злись… не одна там у тебя кость…
Я закатила глаза в жесте «сам придурок», Колька хмыкнул и продолжил:
— Ну вот он совсем сбрендил и бродил потом сдвинутый по тайге. Я не представляю, что он там жрал, но сам факт, что его зверь не тронул, это вообще удивительно.
— Аааа… Н-н-нин-н-на…?
— Нина Васильевна? — понял Колька, — она, скорей всего, брала укосы и увидела Уткина. И вышла к нему, я не знаю зачем, может поквитаться хотела. А, может, про Захарова спросить. Уже никто не узнает. И Уткин потом и её убил.
— Ии-и-и?
— Аннушку и тех уголовников тоже он, — проворчал Колька, — И тебя — тоже он. Я не знаю, как ты ему так под руку попалась, но если бы он ударил хоть на пару сантиметров ниже, то всё.
— Аа-а…?
— А Уткина? Так его Игнат пристрелил. Ладно, отдыхай. Вечером Бармалей, сказал, зайдёт. Ох и не завидую я тебе.
Я прикрыла глаза. Хлопнула дверь. Колька ушел.
Это что же получается — о том, что там священное место и что изумруды наши так и не узнали?
Ну и хорошо. Раз не узнали — хорошо. А я никому не скажу.
Наверное, я уснула.
Разбудил меня голос Бармалея:
— Как самочувствие. Зоя? Ты со следователем сможешь разговаривать?
Я хмыкнула что-то нечленораздельное.
Бармалей понял и сказал:
— Я примерно так и подумал. Завтра поговоришь.
Повисла пауза. Я смотрела на него — за эти дни он сильно сдал, поседел.
Наконец, он опять сказал:
— Хотел ругать тебя, но ты и так пережила столько. Так что пока не буду. Дождусь, пока поправишься. И вот. Кстати, у тебя какой-то поклонник появился.
Он поставил возле меня на койке небольшое берестяное лукошка, доверху наполненное ягодами перезревшей морошки и шикши. Среди ягод белело пёрышко.
Бармалей уже давно ушел, а я смотрела на шикшу, на пёрышко и думала. Думала о том, почему стерхи улетают и не возвращаются, почему священные места засыпают, и боги перестают слышать людей.
Но главный вопрос, который острой занозой засел в голове — куда же делся Митька?
С вами был Цокольный этаж(через VPN), на котором есть книги. Ищущий да обрящет!
Понравилась книга?
Наградите автора лайком и донатом:
Шикша
