Миловановой. Потому как, мне и её вполне достаточно.
А ещё потому, что именно в этот момент, сегодня, я вдруг осознала одну-единственную мудрость. Не важно с кем ты учился кататься на велосипеде, главное — кто именно будет с тобой крутить педали и путешествовать по нелёгким жизненным дорогам.
В плане Мирона я выбрала второй вариант и не буду его винить.
— Мир-р… — всхлипываю от острого желания, пронзающего соски, которые он продолжает терзать по очереди.
— Карамельные, — поднимает на меня глаза Громов и хищнически облизывает губы. — Как я и думал.
— Ты об этом думал?
— Конечно. С Нового года раз по тридцать в день.
Вспыхиваю от восторга.
— Я тоже хочу тебя попробовать, — признаюсь, безнадёжно краснея и сама тяну руку к резинке тонких спортивных штанов, но Громов бережно убирает мою ладонь.
— Тш-ш-ш, Карамелина. Тормози.
— Почему? — округляю глаза.
— Потому что ты девственница.
— И что?
— Надо как-то к этому подготовиться, — озадаченно произносит Мирон, не спуская взгляда с моей груди.
— Как? Фейерверки заказать?
— Не знаю. Я пока не решил.
В моей душе всё с ног на голову переворачивается. Почему они все меня берегут?
Для кого?
— Так может, — со злостью выплёвываю, — мне к другому обратиться по этому вопросу? К кому-нибудь решительному?
Шиплю, как разъярённая кошка.
— Лежи уже, бессмертная, — Мирон грубовато подминает меня под себя и фиксирует с помощью рук и всего тела.
Он такой твёрдый там… что желание мгновенно расползается по моему телу, заполняя каждую клеточку. Никогда даже чего-то похожего не испытывала.
— Сам такой, — кусаю пухлые губы, пока он смотрит на меня подозрительно.
— Будет больно, — говорит тихо.
— Пофиг.
— А потом приятно, — улыбается Громов пошло, сразу же грустнеет. — Но это не точно. Первый раз…
— Гро-мов, блин, — взвизгиваю, отталкиваю его и сажусь на кровать. — Хватит. Трахни уже меня, — заливаюсь краской оттого, что сказала. — И не дай бог будешь обращаться со мной как с хрустальной вазой? Понятно?..
Веду плечами, и ночнушка опадает к моей талии, полностью обнажая грудь. Лицо Мирона наконец-то перестаёт изображать неуверенность.
— Даже не сомневайся, трахну так, что ноги не соберёшь.
Всхлипываю, когда его руки с силой сжимают мою талию и опрокидывают тело на кровать.
— Ай, — закусываю губу.
Мирон тянет вниз сорочку, подхватывая вместе с ней крохотные трусики и оставляя меня совершенно голой.
Прикрываю глаза, пытаясь справиться со стеснением.
А когда открываю, вижу, что Мирон тянется к креслу и извлекает из кармана джинсов презерватив.
Скулы на идеально красивом лице становятся чёткими, а глаза лихорадочно бегают от моей груди к промежности, которую он тут же накрывает ладонью.
— Знаешь, что такое оргазм, Карамелина?..
— Оргазм? — нахмуриваюсь с иронией. — Это что-то для глаз? Да?
Мирон посмеивается и впервые касается меня там, внутри…
Замираю на полуслове и шокировано округляю глаза от горячего прилива ко всем органам сразу. Ох…
— И для глаз тоже, — кивает Громов, опуская взгляд. — Для моих…
Смотрит за движениями своей руки в полумраке, вызывая во мне чёткое желание соединить ноги или попросить его отвернуться.
Это оказывается намного сложнее, чем я думала — переспать с Миром. Я даже немного начинаю понимать его фразу про «секс с самим собой».
Глаза зажмуриваю. Столько всего нас интересного ждёт. Ведь занятия любовью — это тоже часть отношений, для нас абсолютно новая. Неизведанная.
— Что с тобой? — спрашивает Мирон, проезжаясь взглядом по моему обнажённому телу до самого лица. Смотрит подозрительно. — Такая смелая была только что…
— Да пошёл ты, — вспыхиваю и запрокидываю голову, когда его палец ложится на сокровенную пульсирующую точку. Растирает по ней влагу и кружит, кружит… — Ох… Как хорошо, Мир…
Вторая мужская рука фиксирует моё тело, удерживая талию.
— Так что там с оргазмами? — ещё раз спрашивает Громов.
Не останавливается ни на секунду. Мучает, распаляет.
Мотаю головой и отчаянно краснею.
Твою мать…
— Эй, — он нависает сверху и заглядывает в глаза. — Ты что… меня стесняешься?
— Немного, — признаюсь.
— Не доверяешь?..
— Доверяю, конечно, — поспешно отвечаю.
— Это ведь я, — снова целует в губы, языком касается моего языка и сплетает их, ухватившись за подбородок ладонью. Резко отстраняется. — Всё хорошо будет, слышишь? Я рад, что у вас… до оргазмов дело не дошло.
Киваю и робко обхватываю твёрдую шею руками.
Притягиваю Мирона к себе. Раз и навсегда привлекаю. Вес его тела опускается на меня и ощущается приятной тяжестью, а твёрдый пах прожигает промежность.
Не верится, что всё это с нами сейчас происходит. Безумие в каждом уголке моей души зреет. Мой. Мой. Мой.
Сердце замирает.
Музыка в ушах вдруг появляется. Фанфары с орга́ном и дыховыми инструментами.
Как? Как я могла себя с кем-то представить? Вот так, обнажённой… Со стыда бы сгорела, если даже с ним, со своим единственным, стесняюсь.
Снова зажимаюсь, но вида стараюсь не подавать. Храбрюсь до последнего. Сейчас чувствую себя немного глупо оттого, что сама настаивала.
Дурочка.
— Погоди, — целует Мирон ласково горячую щеку, и оперевшись на локти, поднимается с кровати. — Сейчас приду.
— Ты куда? — испуганно шепчу.
Он что? Передумал?
Дура! Какая я дура!
— Потерпи и не переживай. Я кое-что придумал, — подмигивает Мирон. Поправляет выпирающий в штанах член и выходит из комнаты. Я же растерянно смотрю по сторонам.
— Вот, — возвращается Громов с обычным бокалом. — Вино. Красное. Поможет тебе расслабиться.
Нахмуриваюсь. Прикрываю грудь руками.
— Думаешь, стоит? — закусываю губу.
Мирон по-мальчишески улыбается. И почёсывает плечо свободной рукой.
— Пей давай, Карамелина. Амфетамина у меня нет.
— Очень жаль, конечно, — закатываю глаза и под пристальным взглядом Громова выпиваю половину бокала.
Горячий комок сваливается из горла в желудок, а оттуда сразу же… куда-то вниз. Пристально наблюдаю, как Мирон отставляет бокал и усаживается рядом.
— Так лучше, любимая? — заботливо интересуется.
По телу электрический разряд прокатывает.
Разве счастье может быть таким? А? Хочется запечатлеть этот момент на всех физических носителях — на бумаге, на киноплёнке, снять на телефон и спрятать, чтобы иногда пересматривать. А потом внукам показывать.
— Скажи ещё раз, — умоляю тихонечко.
— Любимая, — легко произносит Громов. Целует ласково мою раскрытую ладонь.
— Ещё.
— Любимая. Моя любимая.
Ноги подкашиваются. Хорошо, что лежу.
— Мне нравится, — шепчу. — Мир. Мне так нравится.
Боже, он такой красивый.
— Ты очень красивая, — вторит моим мыслям Мирон, протягивая руку и убирая с моего лица волосы. — Самая красивая моя девочка. Получше стало?
Пожимаю плечами и прикрываю глаза на секунду. Внутри меня тёплый, уютный кисель, в котором я купаюсь и выплывать совершенно не хочется.
— Обними меня, — прошу шёпотом. — Пожалуйста. И…
— Что?
— Потрогай снова… Там…
Громов ложится рядом, привлекает моё тело к себе, обняв за талию. Его ладонь снижается,
