Я-а дядя… дядя, дядя! Киприан! Где мой Сэмми! — передразнил он чей-то голос и я застыл, как вкопанный, а потом бросился бежать со всех ног туда, где едва различимы во тьме были силуэты волколаков.
— Дядя?! Дядя Киприан?!
— Сэмми! — донесся до меня слабый вскрик и я, растолкав волколаков увидел его перед собой, моего бедного дядю, бледного, измученного.
Увидев меня, он хотел вскочить на ноги, но не смог, лишь протяну руки:
— Сэмми, мальчик мой! Ты жив!
И крупные слезы потекли по его морщинистым щекам. Я подхватил его и крепко обнял, поражаясь тому, как сильно он похудел, как мало в нем осталось от моего упитанного дяди. А он, обнимая меня, все твердил:
— Сэмми, Сэмми, я же думал, что ты умер и никогда уж мне не увидеть тебя!
Сомо принес кроликов и я ловко нарубил их и нанизал на ветку. Ни дать ни взять, как дома, в нашем трактире. Огонь весело горел, а я установил на камни жестяную плошку, прихваченную из города и бросил в воду листья смородины — для аромата.
Дядя немного успокоился и теперь с любопытством и страхом поглядывал на чудовищ.
— Я уж думал, сожрут они меня, — проговорил он.
— Дядя, — вздохнув, начал я, — Расскажи мне, пожалуйста, обо всем, что случилось с тобой после того, как мы расстались. Только ничего не скрывай, пожалуйста!
Он посмотрел на меня внимательно, тоже вздохнул:
— Что ж теперь! И расскажу.
— Так вот, Сэмми, ты приболел и спал у себя, как вдруг пришел слуга и зашептал что-то эльфийскому послу. Тот как вскочит: пропала, говорит, племянница и ваш паренек её умыкнул!
Дядя сверкнул глазами:
— Этого я не потерпел! Что еще за новости, говорю им, — чтобы мой Сэмми умыкнул девицу? Да он сосватан! Кто угодно вам скажет, что Сэмми мальчик умный и рассудительный!
Я вздрогнул так и представив себе, как мой дядя стоял против герцога и эльфийского посла уперев руки в боки и не уступал им до самого конца…
— А потом они пошли к тебе, Сэмми… — тут его голос дрогнул, — И тебя не оказалось в комнате. А у девицы нашли записку, мол сбегаю с вашим Сэмомо потому, что люблю-не могу.
— Чертова девка! — выругался я.
— Так ты её не крал? А, Сэмми? Теперь уж, между нами?
— Она навела на меня морок. Чтобы выманить из города. Она хотела заставить меня уйти сюда, в Пустошь.
— Вот стерва! — выругался дядя. — Надо было отравить мерзавку! Как вспомню, как нашел твою комнату пустой, так и сердце обрывается.
— Что было потом, дядя? — подтолкнул его я.
— А ничего. Увели меня в тюрьму, там маг принялся вопрошать кто ты, да что ты, да говорил ли, что хочешь девку умыкнуть. И так по шажочку, по кусочку, выманил из меня всё о тебе слово за слово. На четвертый день я всё как есть рассказал!
— Что я мурак? — угрюмо спросил я.
— Что твой отец из них, из мураков, а мать — человек, — поправил он. — А потом уж я только молился, чтоб ты сбежал с той девкой куда подальше, хоть в гномьи земли.
— А потом?
— Потом всё, обо мне забыли. Я слыхал только от стражей, что в городе не спокойно. А потом пришел герцог Марасик, сам, своей персоной, отдал мне грамоту и отпустил на все четыре стороны. На словах сказал: "Иди, Киприан, в Пустошь, найди там своего Сэма и скажи, мол я хочу мира и признаю за ним права на Пустошь. А взамен хочу поддержки и помощи в войне с эльфами, которая уж начинается потому, что их поганые рожи окружили город и хотят меня выкурить и убить".
— А что за грамота? — растерянно спросил я и дядя вытащил из-за пазухи грязную бумагу, свернутую конвертом. Не смотря на грязь и потертость, видно было, что бумага дорогая, такую редко увидишь в Галаше. Я взял её в руки, повертел и спросил:
— Дядя, ты всегда знал, кто я?
— Знал, — тихо ответил он.
— Почему ты меня воспитывал? Почему не бросил в сиротском приюте?
— Так ты ж мой племянник! — воскликнул он и посмотрел мне в глаза с удивлением, будто это само собой подразумевалось. — Я тебя взял, я тебя воспитал. У меня жена умерла родами, как раз за год до того, как ты появился. Третий раз рожала, а до того двое мертвых детишек было. И как схоронил я её, так и решил — всё, судьба моя одинокая. Но Бог над нашими словами смеется, вот и послал мне тебя. Ведь как было. Самдей был мой товарищ, вот пришел он как всегда приходил, сам мнется, жмется, в руках кулек. Вот, говорит, малец. Мурачий. Куда его? Я и говорю: давай, будем воспитывать, а что мурачий, это нам все равно, был мурачий, будет наш. Вот так…
— Дядя, ты обманывал меня.
— И что же? — ничуть не смутился он. — Может думаешь сказать надо было? Зачем бы? Чтоб ты в Пустошь побежал и сгинул? Никогда себе пару не нашел и…
— Дядя, я совсем не тот, кого ты знал. Я другой. Понимаешь? Показать?
Я сорвал амулет и протянул к нему руки:
— Вот какой я, дядя. Смотри.
Он ни на миг не смутился и не отстранился и никак не выказал своей неприязни.
— Ну и что? Думаешь я мураков не видел? Видел. Что ж такого?
На это я ничего не ответил, да и что было говорить?
— Дядя, ты пойдешь со мной в Заброшенный город? У меня там много дел. Или ты вернешься в Галаш, в свою таверну?
Он усмехнулся:
— В какую таверну, Сэмми? Сожгли нашу таверну добрые галашские жители, как узнали про тебя. Нету больше таверны. А даже б и не сожгли. Что таверна? Ну её. А в чем тебе нужна помощь?
Спать мы устроились под кустом, я устал и возвращаться в город не было сил. Дядя лег рядом, свернулся клубком. Я спросил:
— Тебе не слишком холодно?
— Всё лучше, чем в тюрьме. Ты спи, Сэмми. Завтра разбужу тебя до рассвета — дел невпроворот!
Я промолчал. Глядя в небо, я позволил слезе скатиться и упасть, ни вздохом, ни звуком не выдав своих чувств. Могу ли я ему верить?! Этого я хотел больше всего.
Дядя Киприан очень сильно нервничал, когда мы утром отправились в город. Дядя всё просил меня прочесть грамоту и когда я сказал, что прочту её после, он сказал:
— Сэмми, эльфы уже возле города и герцог Марасик…
— Герцог Марасик подождет, как ждал в
