я же отстранилась, — все хорошо?
Недоумение во взгляде, ожидание чего-то…
Я молча кивнула и была не в силах ответить что-либо. Просто вышла из ванной и вернулась в комнату, где меня уже ждали.
Виктор проследовал за мной. Молча. Я чувствовала на спине его взгляд. Он злится? Но в чем причина?
Игорь увел Аню в сторону лестницы. Они побежали вперед под присмотром Ольги и молодой домработницы. Везде слышался детский смех и дикий хохот с постоянной просьбой дать что-нибудь покушать.
Вместе с Виктором мы вошли в комнату…
— Добрый день, Мария Олеговна, как вы себя чувствуете?
На стуле сидел мужчина средних лет, темноволосый, но уже с заметной сединой в висках. Он носил очки в толстой оправе, пользовался дорогим одеколоном и держал в руке ручку «Паркер» — золотую, явно с драгоценными камнями… Может мне стать стоматологом для ВИП персон? Тоже такую ручку хочу…
— Намного лучше, чем четыре дня назад. Что со мной произошло?
Доктор подробно объяснил про мое состояние, до мелочей разжевал про боли и то, как с ними бороться. Но самое интересное — эти моменты волновали мужчину в меньшей степени. Спустя мгновение, он начал вести стандартный опрос на выявление депрессии и других нервных расстройств. Я отвечала с дежурной улыбкой на устах, понимая, что даже такая реакция свидетельствует о наличии в моей жизни не совсем утешительного диагноза.
— Когда вы впервые ощутили непонятную, странную усталость? — очередной вопрос, который ни к чему толковому не приведет. Мне кажется, что психолог из него не выйдет… Так прямолинейно эти товарищи не работают… Хотя в этой профессии я мало что смыслю…
— Доктор, я знаю, что со мной. Я знаю о депрессии и хронической усталости, о том, что все это взаимосвязано. Это все тянется еще с измены мужа, тяжелого развода и прочих неприятных моментов в моей жизни. Я только недавно начала оживать и поверьте, принимать никакие таблетки я не стану. Я сама медик — прекрасно понимаю последствия.
Мы еще долго беседовали, он пытался выяснить детали, выгнал Виктора из комнаты, но я отказывалась говорить, объясняя это тем, что для меня этот мужчина — чужой человек и доверить подробности своей жизни незнакомцу я не готова.
Все происходящее мне казалось странным и непривычным. Мне померяли давление, пульс, назначили лекарства и отпустили, сказав напоследок, что необходимо лечить последствия психологической травмы, иначе обмороком дело не закончится…
Что ж… В чем-то он прав… Травма… Да, была такая…
Я вышла из комнаты, поблагодарив врача за беседу и выписанный рецепт. Спустилась в обеденный зал и застыла на месте, словно вкопанная.
Она обнимала Виктора у всех на глазах, поцеловала в щеку, что-то гневно шепнула на ухо и тут же рассмеялась…
Виктория…
Виктор обнял девушку, слегка отрывая ее от земли, и тоже улыбался в ответ… Он смотрел на нее так… Так ласково…
Точно надо домой… не хочу это видеть… Придется искать квартиру на съем…
— Все хорошо? — голос Преображенского вывел из транса, — пойдем к нам. Там мама развлекается — опять включила свой любимый роман.
— Ты не любишь мистера Дарси, ведь так?
— Терпеть не могу! — искренне ответил Преображенский, беря меня под руку, — но ради вас двоих готов потерпеть. Маша…
— Что?
— Ты хочешь уйти?
— Да…
— Тогда собирай вещи и поехали… — Александр внезапно улыбнулся, наклонился совсем близко, заглядывая прямо в глаза, — оставь дочь здесь, они с моим сыном хорошо сдружились. Поехали со мной…
— Нет, — несмотря на заманчивое предложение, оставлять Аню в чужом доме я не намерена. — Напоминаю, что Ане еще и трех лет нет. Как я могу ее оставить?
— Она три дня без тебя была… — заметил Преображенский.
— И как перенесла разлуку? — Я и без того знала о чем говорю. Ольга мне сразу поведала о истериках, криках, и о море слез, что она пролила, лежа рядом со мной на кровати и держа за руку. Как я могу оставить ее одну?
Преображенский замолчал, быстро о чем-то соображая, потом внезапно ответил:
— Знаешь, общаясь с тобой я осознаю, что ничего не понимаю… Глядя на то, как ты воспитываешь Аню, мне становится стыдно. Игорь с самого детства был лишен такой заботы и даже после того, как вернулся в Россию, не обрел настоящей семьи…
— Это теперь твоя задача — создать семью. Не только для себя. Александр, ты просто не понимаешь, что действительно являешься отцом, — внезапно я поняла, что так долго меня беспокоило, — ты до сих пор не осознал, что Игорь — твой сын. Именно твой. Да, ты не видел его младенцем, не менял подгузники и не кормил с ложечки. Ты не видел его первых шагов, не слышал громкое и уверенное «папа» всякий раз, как возвращался с работы. Просто в один момент Игорь появился в твоей жизни, и теперь вы оба понятия не имеете, что с этим делать. Ты его оставил. Твой сын очень одинок. И это видно невооруженным взглядом.
— Не осуждай меня за то, чего сама не в силах понять, — скулы сжал, но руки не отпустил. Ладонь Преображенского была горячей, влажной. Хватка — уверенной и сильной.
— Не мне указывать тебе на то, как жить. Игорь — твой сын и им занимаешься ты. Для мальчика отец — главный пример. Возможно, в будущем, он станет твоей копией, но только от тебя зависит то, что именно он станет копировать. Конечно, я могу ошибаться, я понятия не имею, что происходит между вами… И ты прав — не мне тебя осуждать, но совсем недавно твой сын заснул рядом со мной слушая детскую сказку. И, судя по всему, ему уже очень давно не рассказывали подобного. Я вижу, как Игорь смотрит на Аню…
— Как он на нее смотрит? Ты о чем? — Преображенский действительно не понимал, и для меня это было странно.
— Он завидует. И ему грустно наблюдать, что кого-то мама обнимает, а он этого лишен. Может, мы возьмем детей и поедем куда-нибудь? Туда, куда они выберут?
Последняя фраза позволила мне уменьшить нарастающий гнев. Александр словно выдохнул, прекрасно понимая, что я во многом оказалась права.
Имею ли я права осуждать его? Нет, не имею. Ни я, ни кто-либо другой. Александр — такой же человек, как и все мы. Со своими проблемами и заботами, с огромной ношей за плечами и грузом ответственности — он сбился с пути уже очень давно и, судя по тому, как он изменился в последнее время, этот мужчина начал осознавать свои ошибки. И это значит, что еще