прошлое. Нил больше никогда не оглянется назад.
Рейвен ждал возмущенного выговора и гневных увещеваний, но повелитель и не думал ругаться, даже когда услышал, с кем Рейвен снова подрался. Льюис хмуро, молча исцелял его раны. Темные глаза повелителя были полны беспокойства и усталости.
— Этот человек — вечный источник проблем. Я начинаю думать, что идея выгнать его из города была не такой уж плохой. Может, найдется подходящее заклинание для этого?
Рейвен закусил губу. Было бы удобно обвинить во всем врага, но он четко понимал, кто виноват в случившемся.
— Я напал на него первым и нарушил твой приказ.
— Знаешь, мне уже все равно, кто это начал. Ты старался этого не допустить, и у тебя получалось. Ты — близкий мне Ворон, и я приложил много усилий, чтобы у тебя все было хорошо, а Нил Янг разбил их вдребезги одним ударом. Я начинаю понимать, почему он тебя так бесит.
Рейвен тихо усмехнулся, но веселье не продлилось долго.
Чертов придурок! Все ему испортил! А ведь последние несколько лет были такими мирными! Пусть поначалу хотелось найти наглого щенка, вновь сделать ему больно, но Рейвен твердил про себя, что повелитель этого не желает, а его воля важнее всего. Он терпел и сдерживался изо всех сил. Дни сменялись ночами, Льюис поручал ему разные дела, Шарлотта звала вместе летать, и жгучая ненависть ослабла, стихла, сменившись спокойствием и удовлетворением. Рейвен стал забывать о существовании Нила. Он просто жил, и все у него было хорошо. Повелитель был им доволен. Случались плохие дни, когда он видел Нила в городе, и со дна его души поднималось нечто мутное, душное и злое, требующее расплаты за предательство. Тогда он сжимал зубы и напоминал себе, что снова нарушать приказы не будет: он надежный, он обещал Льюису исправиться, он сумеет сдержаться и не рухнуть в это снова.
Не сумел. Не сдержался.
Рейвен вцепился в косу и принялся нервно ее дергать.
Он опять все испортил. Нарушил приказ Великого Ворона.
Ничего не менялось ни в пятнадцать, ни в тридцать четыре года.
— Успокойся, — негромко заметил Льюис, кладя руку ему на плечо, — я тебя не виню. Ты не можешь себя контролировать рядом с ним. Он сводит тебя с ума, хотя в иное время ты спокоен и разумен. Я бы хотел что-то сделать с этим, но пока работает только держаться от него подальше.
— Я виноват. Накажи меня. Элдрик наказывал.
— А Элдрику это помогло уберечь тебя от неприятностей?
Рейвен вздрогнул.
Элдрик тоже запрещал ему приближаться к Нилу, но Рейвен нарушил этот запрет, беспечно полагая, что с ним ничего не случится. Не выдаст же его лучший друг дяде-Рыцарю? Рутгер Янг сразу его убьет, это было очевидно им обоим. Но — выдал. И не видит в этом ничего дурного.
«Так почему ты возненавидел меня за это, Дирк?».
Рейвен закрыл глаза.
Это имя будило в нем полузабытые воспоминания: теплые материнские объятия, запах выпечки в отцовской булочной, маленький Нил, которого он за руку водил ловить головастиков в пруду. Сколько им тогда было? Пять и восемь, кажется. Обратно счастливый Нил нес крошечного лягушонка, которого Дирк ему поймал. Тот еще долго жил у него в огромной банке.
Он раздраженно отмахнулся от этих глупостей.
Элдрик редко называл его Дирком, предпочитая ласковые прозвища вроде «маленький Вороненок» или «непослушный ребенок». А когда Дирк полностью овладел всеми Вороньими способностями, Элдрик торжественно нарек его Рейвеном и повелел забыть прошлую жизнь. Ничего из нее в новой не пригодилось бы. «Рейвен» — значило «Ворон», могучий, сверхсильный, особенный. Не чета слабым людям, которые могли быть только добычей. Ему нравилось быть Рейвеном: он быстро переучился и вскоре почти забыл прежнее имя.
Но затем снова встретился с Нилом. Тому тогда было семь, и он постоянно путался, называя его по-прежнему. Рейвен махнул на это рукой. Он скучал по другу, по их играм, по общению. В убежище детей не было, и он часто слонялся без дела, пока не сообразил, что может вернуться и снова играть с Нилом. Это была отличная идея! Нил без него, небось, совсем скис от скуки!
Элдрик запретил приближаться к племяннику Рыцаря. Но не подкрепил приказ магией, а серьезного внушения хватило едва ли на месяц. Ему, правителю города, и в голову не могло прийти, что кто-то может его ослушаться.
Дирк Уайлд был самым непослушным ребенком на свете, о чем постоянно слышал от матери. Ни проклятье, ни новое имя не могли изменить его натуру: когда он чего-то сильно хотел, никакие запреты его не останавливали. Он и так проторчал в убежище кучу времени, не отходя от Элдрика, а осмелев, отчаянно бросился на волю. Как можно было иметь крылья, но летать не дальше одного старого квартала? Быть могучим Вороном и бояться подходить к племяннику Рыцаря?
Чушь какая. Он хотел видеть Нила и продолжать с ним дружить, так кто мог ему помешать?
Рейвен легко разыскал его в городе. Пока он хвастался крыльями и когтями, Нил радовался его возвращению и изумленно спрашивал, как получилось, что Ворон Дирка не съел? Ведь всегда же так бывает, стал Вороном — считай умер, сожрали изнутри. Рейвен объяснил, что это вранье. Вороны — те же люди, только черноволосые и волшебные.
Тогда он еще считал так.
— Но дядя Рутгер сказал…
— Не говори при мне про него! — рявкнул Рейвен. — Никогда не упоминай, или улечу и не вернусь!
— Ладно, ладно! Не буду.
— Я — Ворон. Никто меня не съел. Мне лучше знать, чем твоему дяде.
Нил замолк. Затем улыбнулся.
— А покажи еще раз крылья. Можно потрогать?
— Можно.
Маленький Нил был очарован ими. Рейвен вырвал ему перо в подарок, но оно растаяло уже через пять минут, оставив их гадать, почему. Чернильное пламя не было горячим, пока Нил совал в него пальцы, а прочность когтей они проверяли на деревяшках, камнях и старом, погнутом доспехе. Их дружбе не мешало то, кем они были, Воронья магия стала лишь новым поводом для игр. Нил поклялся ничего не рассказывать дяде, и Рейвен поверил ему, прилетая вновь и вновь. Он научился врать Элдрику, где летает, и попался на вранье лишь однажды, после чего был наказан. Но этого снова не хватило надолго.
Что понимали эти взрослые в их дружбе? Нил бы его не предал, Рейвен это твердо знал. И плевать, что Рутгер Янг был Рыцарем, которого Сорес и остальные
