Шпале.
— Попадешься еще раз — добью!
Смотал неспешно цепь, кивнул Максу. Ромм разевал рот, морщился от падающей прямо на лицо воды, не мог выдавить из себя ничего внятного.
А Дан и Макс ушли своей дорогой. Вдали виднелись фигуры людей под зонтами или в дождевиках. Крики дерущихся потонули в шуме грозы. Да и мало кто захочет лезть в эту подворотню выяснять, кто там орет. Себе дороже.
Когда отошли на квартал, Дан полюбопытствовал:
— Чего они до тебя прикопались?
Макс щерился во весь рот. Лицо у него было грязное, но он выставил ладонь лодочкой, набрал дождевой воды и умылся. Дождь уже смыл мусор с куртки.
— Не могли стерпеть существования такой красоты и величия, как я…
Дан приостановился под ярким фонарем, в свете которого плясали алмазные искры дождевых капель, осмотрел себя — дождевик вроде целый. На скуле вскочил желвак…
— Дурак ты.
Макс с чувством промолвил:
— Спасибо тебе, Дан Кременев. Ты настоящий друг.
— Я тебе не друг, — огрызнулся Дан. — Мы просто учимся вместе, ясно? И в следующий раз, когда будешь болтать не думая, на помощь не приду. Забьют тебя до смерти, Макс, и наутро найдут твое окоченевшее тело где-нибудь под зданием в дерьме.
Макс перестал улыбаться. Поежился.
— А совесть тебя не заест? — осторожно спросил он.
— Ты лучше о себе подумай.
Несерьезное отношение Макса ко всему на свете и его длинный язык раздражали Дана.
Он ушел быстрым шагом в направлении светящегося окнами здания колледжа, не дожидаясь Макса. И спиной ощущал, что Макс смотрит ему вслед.
Ливень прекратился уже после первой пары, но ночная тьма и не думала рассеиваться. Солнце не спешило вылезать из-за горизонта. Только ближе к обеду восточная часть неба окрасилась розовато-сиреневым, и ослепительный диск засверкал над неровным городским ландшафтом.
Жители Камень-града не строили иллюзий: солнце — это ненадолго. Через несколько часов оно вновь погрузится за мглистый горизонт. Еще до ужина.
Незадолго до заката закончилась последняя пара, и студенты, гомоня на разные голоса, потянулись к выходу.
По дороге домой пристал Макс. Все изъявлял благодарность.
Дан сначала просил его отвалить спокойно, потом грубо.
Не помогло.
Макс — неунывающее существо. Как Базиль. Наверное, у Макса тоже где-то в заднице процессор, настроенный на оптимизм. На него даже не рассердишься как следует.
— Отвали! — повторил Дан, когда они дошли до выхода с территории колледжа.
Макс остановился, надулся.
Их обтекали другие студенты. Все одеты в водонепроницаемые куртки, плащи, дождевики. Девчонки — с разноцветными зонтами.
— Да чего ты такой злой-то?
Дан тоже остановился и уставился сверху вниз на Макса.
— Я не злой. Понял? Был бы злой — дал бы тебе по шее. И не добрый. Был бы добрый — нянчился бы с тобой до самой смерти. И не равнодушный. Был бы равнодушный — прошел бы мимо, когда тебя лупили.
Макс озадаченно спросил:
— А… какой ты?
Не хотелось Дану объясняться с этим дурнем. Но раз выручил и заговорил… Выходит так, чтобы теперь словно не Макс Дану должен, а наоборот. Странно и нелогично. Но Дан именно так себя и чувствовал: словно именно он Максу чем-то обязан.
— Самостоятельный, понял? Сам по себе. Вот мой друг.
И незаметно от остальных показал цепь, намотанную на руку под широким рукавом. Есть высокая вероятность, что Ромм возжелает свести счеты уже сегодня. У дебилов вроде Шпалы других дел обычно не бывает.
Лицо Макса при виде цепи расплылось в немного испуганной и восхищенной улыбке.
— Ох, круто… Ты всегда ее с собой носишь?
— Всегда.
Повисла пауза.
Дан пошел по улице, Макс заспешил следом. Ну и как от такого избавиться?
Вода с веселым и энергичным журчанием стекала по канавам и стокам, которые все тянулись на север, к океану. Ярко раскрашенный город сверкал и переливался в косых лучах розового солнца, всюду лежали длинные фиолетовые тени, сверху нависало тусклое небо с молочно-белыми звездами на северной половине. Воздух был неподвижный и теплый, в нем носились облака мошкары.
Студенты, оживленно переговариваясь, топали сапогами по чавкающему мху и лужам, пихались, хохотали. Обычные загруженные взрослые прохожие от этой орущей толпы шарахались.
На западной стороне, над приземистыми городскими строениями вертикально вверх поднимался дым из высокой трубы торфяной электростанции.
Нарушив молчание, Макс вдруг предложил:
— Давай, я тебя кофе угощу!
Дан покосился на него. Кофе — штука редкая и нереально дорогая. Во всем мире, конечно, остались запасы, в том числе в Ближнем Приполярье, но новых натуральных кофейных зерен добыть неоткуда. А что-нибудь из старых запасов достать можно только по большущему блату.
За всю жизнь Дан пробовал кофе пару раз, ему понравилось. Хотя, возможно, не из-за вкуса, а из-за редкости и элитности явления. Когда пьешь такой редкий напиток, воображаешь себя невесть кем.
— Откуда у тебя кофе? — спросил Дан.
Макс хитро оглянулся. Сдвинул шляпу набекрень. Дан свой дождевик успел снять, свернуть и запихать в рюкзак. Они уже достаточно далеко отошли от толпы студентов, возвращающихся по домам.
— Тетка привезла. Ей на военной базе дали в качестве премии за долгий и плодотворный труд. Типа того. У них там и не такие ништяки есть.
— Твоя тетка работает на базе?
— Ага. Я же говорил.
— Я не слушал.
Макс не обиделся.
— Ну так что?
— Пошли, — не стал ломаться Дан.
Они двинулись домой к Максу.
Камень-град при желании можно обойти вдоль и поперек за пару-тройку часов, если здоровья много и сапоги крепкие. Высоких зданий в нем нет в принципе. Спальных районов — пять штук, в основном на южной стороне, на возвышении. Государственные здания в центре. А на севере — частные хозяйства, куча заброшек и несчастный политехнический колледж, в который Дану каждый день пилить. На западе — торфяная электростанция и горный комбинат. Военная база — на юго-востоке, на некотором отдалении от окраины.
Вдвоем они пересекли пустырь с торчащими из почвы старыми сваями снесенного строения и двумя древними сломанными вездеходами, проржавевшими насквозь и вросшими в вечно сырую землю. После пустыря миновали широкий проспект аж в две полосы движения. Сейчас, правда, никакого движения на нем не наблюдалось.
На проспекте им попалась знакомая девчонка по имени Ната. Дану она нравилась, но он до сих пор к ней не подкатил. Кажется, у нее уже был дружок, какой-то военный хмырь с базы. Дана восхищала ее гладкая кожа, кровь с молоком — будто светящаяся, “лунная”, как он называл ее про себя. И волосы светлые-светлые, почти белые. И брови такие
