туристов, построить завод по утилизации, у меня тут, в конце концов, дом неподалеку, и мне эта свалка давно уже поперек горла!
— Константин Щаславович — наш благодетель, — охотно подтвердил Андрей. — Он единственный в области поддерживает наши исследования и выступает за закрытие полигона и возвращение земель заповеднику.
Михаил только подивился изворотливости Бессмертного, который, являясь полноправным хозяином свалки, за счет огласки в центральной прессе, похоже, желал поквитаться с какими-то конкурентами, тоже стремившимися урвать кусок пирога.
Бессмертный еще немного пообщался с Андреем по поводу каких-то грантов, потом кивнул охране, уселся в Гелендваген и укатил, оставив на душе Михаила валун размером с Джомолунгму. И как убедить Андрея, что человек, который финансирует его исследования, и есть его самый главный и непримиримый враг?
Они провозились на полигоне почти до сумерек: когда Уазик, подпрыгивая на ухабах, точно норовистый конь, довез пассажиров до стационара, солнце уже ползло брюхом по верхушкам сосен и кедров. Михаил начал даже переживать, что не успеет на биостанции подготовиться. Он, конечно, еще накануне на всякий случай начертил оберегающие руны, развесил обереги и очертил избушку Кузьмича и дом, в котором они с Андреем ночевали, в наговорный круг, обозначенный солью, золой и травами. Но он понятия не имел, откуда Константин Щаславович, в смысле Властитель Нави, нанесет удар.
Впрочем, материал они собрали обширный. Одних только трупов мелких зверьков, которым не удалось выпутаться из сетей, спастись из ловушек консервных банок, которые завязли в мазуте или погибли какой-то еще более страшной смертью, Михаил наснимал две пленки. Начальство любило чернуху, и он мог ее с избытком предоставить. К счастью, не менее десятка ежей, белок и даже одну молодую куницу им удалось спасти, отмыть и эвакуировать подальше в лес.
Другое дело, что сами они с Андреем к концу работы выглядели и пахли как пара мусорщиков, так что сиденья в Уазике пришлось застилать целлофаном. Хорошо, что Михаил по настоятельной рекомендации Андрея переоделся перед поездкой в растянутый свитер, армейские штаны с кирзачами и видавшую виды ветровку. В общем, Михаил только обрадовался, узнав, что предусмотрительный Кузьмич растопил баню.
— Так и знал, что ко мне вместо двух городских интеллигентов замурзанные мурзики приедут, — ворчал для порядка сторож, проверяя печку и заваривая жесткие можжевеловые веники. — Ишь как изгваздались! Геологи после месяца кольцевого маршрута и то менее грязными приходят.
— Так они ж из тайги, — блаженно рокотал Мудрицкий, стягивая и сразу же сгружая в бак ветровку, штаны и свитер и взгромождаясь на верхний полок. — А там чисто.
Михаил тоже разделся, отдавая должное обжигающему, но легкому жару парилки. Охлаждались они в реке, с наслаждением разбрызгивая чешуйки закатного золота. После второго захода смывали остатки грязи в душе. Стоя на крыльце, ощущая, как по телу вместе с чистотой разливаются дремота и умиротворение, Михаил очень хотел бы, чтобы и вчерашний подслушанный невзначай разговор, и сегодняшняя встреча оказались дурным сном, однако настороженно замерший лес толковал ему об обратном.
Отгоревший закат напоминал о себе тонюсенькими полосками золота. На землю спускалась ночь. Подступавшие к избам и щитовым домам былинными богатырями ели и кедры, конечно, держали оборону, но из подлеска к людскому жилищу склизкими ледяными щупальцами подбирался туман, неприятно отличавшийся от той нежной дымки, которой укрывала прибрежные заводи Хранительница. Вместо того чтобы подниматься с реки, наползал он со стороны полигона, и в его стылых прикосновениях чувствовались холод и тлен темной изнанки исподнего мира, а его косматые завесы слишком напоминали истлевший саван или ворох полиэтиленовых пакетов вроде тех, в которые упаковывают трупы перед транспортировкой в морг, окончательно отделяя от мира живых.
Даже Андрей зябко поежился и поспешил натянуть на мокрое тело штаны и майку, будто ведал, что одежда служила не только защитой от холода, но и оберегом, а Кузьмич посветил в лес фонариком, ожидаемо ничего особого не увидел и горестно посетовал, что никакого спасу нет с этим полигоном: рыбы в реке почти не стало, а у деревенских куры дохнут и скотина болеет.
И в этот момент из леса, а вернее, с реки донесся отчаянный женский крик, потом повторился, перейдя в жалобный плач. Хотя Михаил понимал, что Навь способна и заманивать, полагался на верную дудочку, да и не мог он отстать от Андрея, который, на бегу натягивая сапоги, рванул сквозь заросли жимолости напролом, разрывая тлетворные завесы.
В свете одолженного у Кузьмича карманного фонарика они увидели жуткую картину. Реку перегораживала браконьерская сеть, и в этой сети, отчаянно пытаясь выпутаться, но только еще больше запутываясь, билась не белуга или нерпа, а молодая испуганная девушка. Это ее крик услышали они с Андреем и теперь пытались прийти на помощь.
Михаил видел, что задача не так проста, как может показаться на первый взгляд: сеть имела явно магическое происхождение, и от нее тянулись щупальца тумана, вытягивая по крупице жизнь. Да и в девушке ощущалось присутствие магии, только живой, природной. Эту целительную древнюю силу Михаил, конечно, узнал. По ней и угадал в незнакомке принявшую человеческий облик Хранительницу. К ней обратился, когда взялся за первую нить, чувствуя, как живой огонь, пройдя сквозь его руки, выжигает погань и гниль. Андрей подтянул сеть вместе с добычей к берегу, освобождая спасенную от пут.
— Что ж вы так неосторожно, — приговаривал он, закутав дрожащую, как осиновый лист, девушку в свою ветровку и поднимая ее на руки.
Хранительница не сопротивлялась, испуганно прижавшись к нему и обняв за шею. Похоже, она рассчитывала укрыться от посягательств Властителя Нави среди людей, но тот и здесь ее едва не достал.
— Ну что там? — беспокоился Кузьмич, не решаясь, впрочем, отойти далеко от дома. — Вот так улов! Настоящая русалка! — всплеснул он руками, явно не подозревая, насколько близок к истине.
Андрей с Михаилом, закутав находившуюся в полузабытьи девушку в одеяло, обрабатывали порезы от сетей на руках, ступнях и шее.
— Откуда ж она здесь взялась? — взъерошил кудлатую бороденку Кузьмич. — Среди местных я такой не припомню.
Михаил не без труда спрятал улыбку. Дед Овтай рассказывал, что, если славянские русалки или мокшанские ведявы по какой-то причине оставались среди людей, они до самых преклонных лет сохраняли останавливающую взгляд неувядающую красоту. Хранительница тайги не стала тут исключением. Идеальная фигура при не очень большом росте, атласная без единого прыщика или родинки кожа, тонкие запястья и узкие стопы, исполненное нежного очарования лицо, зеленые манящие глаза, роскошные волосы цвета липового меда, которые Михаил приметил еще вчера. Она и сама даже в человеческом
