ладошки обхватывают мое лицо, виновато поглаживая горящую щеку подушечками пальцев. И этот ее капитулирующий проблеск нежности выворачивает меня наизнанку, сжигая к херам собачим последние крупицы сдержанности.
Приспустив брюки, вбиваюсь в нее мощным толчком и замираю, дурея от жаркой тесноты. Низ живота скручивает, по позвоночнику проходит ток. Распахнув глаза, она тонет в собственных ощущениях, не замечая ничего вокруг, включая меня.
Мышцы звенят от напряжения, побуждая двигаться жестко и грубо. Варька тоже хочет именно так, выгибается, трясется от удовольствия, низко выстанывая мое имя на каждом толчке. Возбужденная, податливая, горячая, открытая в своих желаниях и охуенно мокрая.
Мы трахаемся громко и яростно, раскачивая обеденный стол, скрежещущий ножками по кафельному полу. Варька зарывается пальцами в мои волосы, притягивая к себе, сталкивая нас лбами.
— Я тебе этого не прощу, — задушено шепчет она, прижимаясь губами к моим.
Ни хрена подобного. Простит и еще попросит. Выбивая влажные звуки из ее тела, срываюсь на бешеный темп. Перед глазами алый туман, по спине струится пот. Я в диком восторге и почти на грани. Варя кричит, царапая мою спину сквозь рубашку. Двигается в унисон, ничуть не уступая мне в похотливом безумии. Чувствительная, обжигающе страстная девочка, и такая же ненасытная, как и я.
Не снижая напора, бью раскаленным членом в одну и ту же точку, заставляя Варьку метаться в экстазе. Гортанно рычу, ощутив конвульсивное сжатие ее внутренних мышц. Вцепившись друг в друга так, что не отлепить, мы одновременно кончаем, задыхаясь от ослепляющего наслаждения.
По венам струится чистый экстаз, мокрая от пота рубашка липнет к телу, сердце ошалело колотится в груди. Если бы можно было умереть от удовольствия, то я бы, наверное, сейчас не дышал. Потому что это без сомнений лучший секс, что случался в моей жизни. Даже если сравнивать с тем, что был с розоволосой Мальвиной — ярко, жарко, горячо, но я не терял головы, не испытывал зашкаливающие по своей мощи эмоции. Я просто тогда ее не любил так сильно, как сейчас. Или не был готов принять те чувства, что она во мне пробудила. Слишком много всего перекрывало проклюнувшиеся робкие ростки. Неподходящее время, моя одержимость Даниловой, огромные амбиции и открывшиеся перспективы.
Я уезжал из страны без сожалений, не подозревая о том, что пройдут годы, а образ шкодливой цветочницы с солнечной улыбкой никуда не исчезнет, пройдет со мной через череду открытий и потерь и однажды заполнит собой все мои мысли, поглотив глупое сердце целиком. Запоздалое прозрение — неотвратимый бич многих, кто когда-то имел, но не ценил и в конечном итоге потерял.
Отдышавшись, Варя несильно толкает меня в грудь, намекая на то, что моей расслабленной довольной туше пора слезать с распластанного по столу хрупкого тела.
Я целую уголок ее губ и послушно отстраняюсь, подтягивая болтающие в области коленей брюки. Затем помогаю Варьке принять вертикальное положение и слезть со стола.
Один взгляд на припухший рот, и меня пробивает мощный эротический разряд, член снова оживает, натягивая ширинку. Хотеть ее так же естественно, как дышать. Мне нужно больше, намного больше, чтобы на хер не сдохнуть.
Мои ладони задерживаются на ее талии, затем заботливо одергивают подол платья. Мы встречаемся взглядами, бесконечно долго всматриваясь друг другу в глаза. Она не суетится, и не истерит, пытаясь свалить вину за случившееся на меня. Это было бы глупо и по-детски нелепо, потому на самом деле ни один из нас не раскаивается. Это было слишком охренительно хорошо, чтобы жалеть. Это было слишком по-настоящему. И один раз попробовав, мы вряд ли сможем остановиться.
— Это было неизбежно, Варь, — дотронувшись до ее волос, пропускаю шелковые пряди сквозь пальцы.
— Знаю, — запрокинув голову, обреченно отзывается она. — Знала, когда еще только ехала сюда.
— Ты очень спешишь? — нащупав молнию на ее спине, медленно тяну ее вниз. И не встретив сопротивления аккуратно высвобождаю свою на удивление тихую и покорную Золушку из платья.
Ткань с тихим шелестом подает к нашим ногам. Я шумно сглатываю, уставившись на упругую грудь в полупрозрачном бюстгальтере. Звонкий щелчок застежки и сочная тройка выпрыгивает прямиком в мои ладони. Маленькие розовые сосочки призывно торчат, вызывая прилив слюноотделения у меня во рту.
— Очень, — кивает она. — Но, думаю, полчаса в запасе у нас есть, — послав мне лукавую улыбку, Варя переступает через платье и начинает пятиться к выходу из кухни. Абсолютно голая и совершенно бесстыжая. Ну а я, само собой, догоняю, и, подхватив на руки, волоку свою драгоценную добычу к лестнице.
Варька буквально выжала из меня все соки. Не помню такого, чтобы мой прибор работал три часа подряд без остановки. Тут чуток привираю — конечно передышки были. На перекур и перекус потому, как трахаться в таком темпе на голодный желудок — это… ну в общем, непросто. Мужской организм без дозаправки сбоит, даже если глазами и мозгами готов геройствовать в койке до утра. А нам с Варькой хотелось именно так — без сбоев и до утра. Первое удалось. Второе — от меня, увы, не зависело, да и от нее, по большому счету, тоже.
Мы оба дорвались до того, чего одержимо хотели, и разойтись в разные стороны казалось невозможным и противоестественным. Но пришлось — реальность пробралась за плотные шторы моей спальни и выкрала мою Мальвину. Это было так же неизбежно, как то, что случилось на кухонном столе и потом раз пять повторилось в спальне. В промежутках между забегами Варя периодически пыталась сбежать в душ, и я ее там неизменно настигал.
Ее телефон, брошенный на прикроватный столик, ни разу не пикнул. Может быть, она отключила его или поставила на беззвучный, что было свойственно прежней Варе и невозможно — для настоящей.
В итоге вместо получаса она осталась на три, но и эти 180 минут пронеслись так быстро, что я ушам не поверил, когда Варя сказала, что никогда еще не возвращалась домой позже полуночи, и мама устроит ей знатную взбучку. Насчет «никогда» тоже было неправдой, потому как мне известны как минимум два раза, когда Мальвина являлась домой под утро. Лично видел, поэтому и утверждаю.
— Главное, чтобы не нажаловалась мужу, — не подумав ляпнул я.
— Своему или моему?
Уже полностью собранная, Варя обувается в прихожей, затуманенным взором блуждая по моему оголенному торсу, задерживаясь то на одном рубце, то на другом, едва заметно хмуря брови и не решаясь спросить вслух. Уважая мои границы, чувствуя мои болевые точки. Все это было между нами раньше и вернулось сейчас.
— Своему. Если твой отчим узнает, то
