у него был неплох, но ни парчи, ни бархата на господине не было.
Кавалер и Максимилиан остановились, стали на приезжего смотреть. А тот их увидал, они оба при мечах были, подъехал, спешился и поклонился:
— Надеюсь, вижу я господина Эшбахта?
— Да, я Эшбахт, чем обязан? — Вежливо спросил Волков.
— Я капитан Тайленрих из Лейденица, глава военной гильдии стражей Южного Фринланда.
— А, соседи, рад видеть, прошу в дом, — произнёс Волков, — Максимилиан, примите у господина Тайленриха коня.
Хорошо, что он велел госпоже Ланге руководить домом. Госпожа Эшбахт, увидав гостя, так едва кивнула ему, сидела, нахохлившись, как курица на насесте в холод, губы в презрении поджала, всё своим рукодельем дурацким занималась. А Бригитт сама подошла к капитану, шляпу у него взяла, не погнушалась, была вежлива и приветлива. Как только мужчины сели за стол, так велела вина принести и тарелку капитану, так как он с дороги мог быть голоден. Умница, всё правильно делала, Волков виду не показывал, но был ей очень доволен. А ещё ему было интересно, зачем этот капитан приехал к нему. Но он его не торопил, ждал, пока тот сам начнёт рассказ, и тот начал:
— Просили меня о визите к вам уважаемые люди.
— Уважаемые люди какого места? — Спросил Волков.
— Те люди, что на нашей реке и в наших местах хорошо известны, — сказал капитан, глядя, как Мария под присмотром госпожи Ланге кладёт капитану на тарелку хорошую еду.
Но Волков ждал имён, и Тайленрих их назвал:
— Господа Плетт, Фульман и сам господин Вальдсдорф о том меня просили.
— Плетт — это торговец углём, кажется, — сразу вспомнил Волков, это ему писал письмо его племянник.
— Именно, известный и богатый лесоторговец и торговец углём, — отвечал капитан.
— А Вальдсдорф — это толстяк из городского совета города Рюммикон, — вспоминал Волков этого неприятного человека.
— Именно, именно, — кивал капитан, — а ещё он глава Линдхаймской коммуны лесорубов и лесоторговцев. С ними ещё и господин Фульман был, он тоже крупный купец и владелец пристаней и складов в Рюммиконе.
— И что же нужно этим достойным господам от меня? — Волков поначалу даже и предположить не мог, к чему этот визит и весь этот разговор.
— Эти достойные господа огорчены тем, что ваших людей, что привезли в Рюммикон письма от племянника вашего, взяла стража.
— А уж как я огорчён, — сухо заметил кавалер, он уже начал догадываться, что сейчас у него будут просить деньги за освобождение Сыча.
Волков был готов отдать много денег за своего человека. И не только потому, что Фриц Ламме был ему очень полезен, но и потому, что успел к нему уже привыкнуть. Тем не менее, он собирался хорошо торговаться. Теперь нужно было узнать цену.
Но капитан вдруг сказал:
— Господа из Рюммикона просили сказать, что письмо, адресованное одному из купцов, пришло не вовремя. Он недавно потерял племянника в сражении на реке, когда вы разбили горцев. Траур ещё не прошёл, боль ещё не утихла. Вот он и позвал стражу. Но господа Фульман, Плетт и Вальдсдорф хотят знать, ваш интерес к углю и лесу ещё не охладел?
— Интерес моего племянника к углю и лесу ещё не охладел, — отвечал Волков, он был рад, что дело продолжается.
— В таком случае господа спрашивают, не соблаговолите ли вы и ваш племянник встретиться с ними?
— Я так полагаю, что встретиться они хотят на вашей территории?
— Да, именно, — кивал капитан. — Они считают, что не могут приплыть к вам, а вам неблагоразумно будет ехать в кантон. Потому они просили меня быть посредником и организовать встречу в Лейденице, а уже там обговорить все вопросы. Я со своей стороны гарантирую вам безопасность.
Это было то, что ему нужно, ему нужны были связи в кантоне, даже если торговля и не выгорит.
— Я буду у вас.
— Тогда в воскресенье, допустим, пополудни я жду вас на пирсах в Лейденице.
— При мне будет дюжина людей.
Капитан помолчал, а сказал потом:
— Чтож, я понимаю ваше недоверие. Хорошо, пусть будет двенадцать людей.
— Ну, тогда выпьем, — сказал Волков, поднимая стакан, он был доволен. — Ваше здоровье, капитан!
Конечно, его могли заманивать в ловушку, ну он-то подготовится к ней. А если то не ловушка, то очень и очень нужное дело.
— Конечно, — отвечал капитан, поднимая стакан, — ваше здоровье, господин фон Эшбахт, и здоровье вашей прекрасной супруги.
Он поклонился госпоже Ланге, что была тут же, хотя за стол из скромности с мужами и не садилась. Бригитт от слов этих вся расцвела.
Кавалер фон Клаузевиц, Максимилиан Брюнхвальд и Александр Гроссшвюлле были избраны им в ближний круг, то есть должны неотлучно при нём быть, куда бы его ни пригласили. Все остальные: и братья Курт и Эрнст Фейлинги со своими шестью людьми, и Карл Гренер, и оруженосец кавалера Клаузевица — все должны были быть наготове и рядом. После того, как кавалер объяснил всем им их обязанности, он сказал:
— И приведите, господа, свою одежду и доспехи в порядок.
Это были, конечно, ещё не все приготовления, ещё на рассвете он отправил лодку с Брюнхвальдом и десятком его людей в Лейдениц на всякий случай. Пусть там, возле пирсов, будут. А ещё два десятка людей и Бертье должны были сидеть в лодках на его берегу, а ещё одна лодка со стрелками и сержантом Вильгельмом тоже с ними. Конечно, кавалер не думал, что это будет западня, но, даже если и не думаешь, готовым нужно быть всегда.
Сам он ещё с утра велел достать из ящика и стал смотреть свои доспехи и фальтрок, решил ехать в них. И, честно говоря, не потому что боялся, а потому что уж очень были роскошны его доспехи, да продлит Господь дни Его Высокопреосвященства.
Пока он завтракал и рассказывал жене, которая слушала его вполуха, о своих ближайших намерениях, госпожа Бригитт делала ему знаки, давая понять, что у неё к нему есть разговор.
Как им только удалось уединиться, так она начала с жаром и волнением:
— Кажется, Элеонора решилась, — говорила она быстро, так как времени было у них не много.
— На что? — Спросил Волков, хотя сам прекрасно понимал, на что решилась его жена.
— Утром я ей волосы расчёсывала, а она у меня и спрашивает: «Бригитт, а ты меня любишь?» Я ей говорю: «Конечно Элеонора, кого мне тут любить, как не вас». А она говорит: «А предана ли ты мне, можешь дело одно для меня сделать?» Я ей говорю:
