называл по именам, бранился сквозь зубы и сдавленно кашлял, пряча слезы. У одного тела он упал на колени и зарыдал, уже не скрываясь.
— Вылюдь! — вдруг сказал он. — Вылюдь!
— Только посмей, — оскалился я, положив руку на топор.
Первым из стаи появился Тулле. Он выглядел так, будто его прогнали по позорной тропе, только люди держали не камни, а ножи. Мелкие и глубокие порезы исчертили и его спокойное лицо, и руки, и ноги, и всё тело. А ведь он получил целых две руны! Значит, раны появились уже после исцеляющей благодати.
Надо собрать стаю и поделиться даром Дударя! Я потянулся к дару, отхватил оглушающую оплеуху болью и снова выпустил его из рук.
— Не надо, — сказал Тулле. — Это просто царапины. Я отведу тебя к Альрику. Ты ему нужен.
Он подпер меня плечом и отвел на поляну, где кровь покрывала каждое дерево, каждую травинку. И Альрика.
Беззащитный сидел на корточках, обхватив голову руками. Я не мог понять, ранен он или нет. Кровь была повсюду. Наверное, всё же ранен. Вон торчит обломок стрелы, вон распахана кожа, обнажив мясо, вон виднеется рукоять ножа. Но главное — Альрик жив. И он всё еще на двенадцатой руне. Почему-то.
— Я старался перехватывать последний удар, — негромко сказал Тулле.
Как он это делал? Бросался прямо перед измененным, чтобы воткнуть меч в терзаемую им жертву? Уверен, что до восьмой руны раны Тулле были гораздо хуже нынешних.
— Альрик, — позвал я. — Альрик! Это я, Кай.
Он будто не слышал меня. Да и вообще ничего вокруг.
— Альрик!
Я коснулся его головы. Шевельнулся. Через мгновение он уже стоял, приставив нож к моему горлу.
— Я просил убить меня, — прошипел он. — Ты не захотел. Тогда я убью тебя! Убью и стану измененным. Навсегда! И это ляжет на твою душу. Примет ли Фомрир того, чья смерть создала еще одну тварь? Захочет ли взять тебя в дружину?
Яркие голубые глаза Беззащитного пылали гневом и отчаянием. Он и вправду готов убить. Но это ничего. Это пусть. Как ни крути, я должен ему. Без него я бы помер, еще когда цеплялся за скалу, удирая от Торе Длинного Волоса.
* * *
1 Меры денег — это больше про вес. Марка (серебра или золота) равна 204 г, эйрир — 24,55 г, эрторг — 8,67 г.
Мы смотрели друг на друга и молчали.
К поляне понемногу подходили разбежавшиеся ульверы, но не вмешивались. Я слышал, как они негромко перебрасывались словами, спрашивали, кто где, как прошел наш поход, как проглядели подход живичей. Но их разговоры будто бы обтекали нас с Альриком. Никто не задал ни единого вопроса ни о Беззащитном, ни обо мне.
Пока не появилась Дагна.
— Хотевит!
Ее звонкий голос прорезал тишину. Альрик вздрогнул, нож рассек кожу, и теплые капли крови поползли по шее вниз.
— Кай, помочь? — вмешалась она.
— Иди в Бездну, — сквозь зубы проговорил я.
Альрик опустил руку с ножом и помотал головой.
— Ты прав. Незачем перекладывать это на других, — пробормотал он. — Но сам не могу. Она не даёт.
Я сглотнул слюну и ощутил, как сильно пересохло во рту.
— Клянусь… клянусь, это в последний раз. Больше вытаскивать не буду, убью своими руками.
На изможденном сморщившемся от засохшей крови лице Альрика появилась кривая улыбка.
— Ты поклялся!
— Я поклялся.
Беззащитный улыбнулся еще шире.
— Хорошо! Это хорошо!
Только после этого подошел Тулле и сказал:
— Тут неподалеку ручей. Умыться бы, — и увел Беззащитного.
Я же перехватил мелькнувшего Коршуна, велел отыскать и привести сюда всех рунных в пределах его чутья. Всех — и ульверов, и живичей. Никого не убивать, но если кто начнет сопротивляться, ломать руки-ноги безо всякой жалости и волочь силой. Сарап кивнул, позвал с собой Леофсуна, Простодушного и подошедшего Квигульва Синезуба, самых высокорунных и наименее раненых ульверов.
Может, я переусердствовал с даром? Судя по всему, низкорунные живичи полегли все, да и многие высокорунные, которых Альрик не порвал до смерти, тоже не выжили. А мне ульверы нужны здоровыми и с рунами.
Вскоре начали подтаскивать раненых. Дударь приволок изломанного Свистуна и тихонько спросил, не мог бы я собрать стаю, чтоб хоть как-то подлечить ребят. Но я не мог. Боль всё ещё слишком сильно била.
Дагна стояла в стороне и что-то жарко обсуждала с Хотевитом. Жирный то и дело поглядывал на меня, и я видел в его глазах не благодарность, а ненависть, хотя злиться должно мне, а не ему. Всё, что было обещано ему, сделано, а вот он не сдержал ни единого своего слова.
— Кай! — ко мне подбежал Рысь. — Там Живодер… Нас он не слушает, так, может, тебя…
Я кивнул, но перед уходом сказал Дагне:
— Если уйдешь сейчас, предашь и нас. Больше я прощать не намерен.
— Не уйду. Но у меня тоже есть вопросы, — ответила она.
Живодер нашелся в тысяче шагов от поляны. Он ухитрился отыскать троих недобитых живичей, двоих покалечил и привязал к деревьям, а третьего раздел догола и творил с ним что-то непонятное. Полоумный бритт на этот раз не обошелся узорами на коже, а пошел дальше. И глубже. Половина лица живича была ободрана, вырезан глаз, и я увидел его на лопухе в сторонке, там же лежали ухо и часть зубов. Впрочем, Живодер уже закончил с лицом, и я мог полюбоваться на трепещущую розоватую массу, виднеющуюся из-под вывернутых ребер.
Живич, наверное, проклял свои шесть рун. Безрунный бы уже помер от боли, а хускарл может продержаться в таком виде очень долго. Невыносимо долго.
Привязанные живичи застыли от ужаса, понимая, что их ждет впереди. Наивные! Вряд ли Живодер будет повторяться.
— Живодер! Я забираю их! — громко сказал я. — Всех!
Бритт даже не обернулся.
— Рысь, отволоки этих двоих на поляну. Дальше я сам.
Неспешно подошел к Живодеру, еще раз осмотрел его творение. В этом было нечто красивое. Занятно посмотреть, как выглядит человек под кожей. Я и не знал, что ладонь сложена из стольких маленьких косточек. Да я даже не задумывался об этом никогда!
— Живодер! Не убивай его! Мне нужна его жизнь.
Только сейчас бритт вскинул голову и увидел меня. Потом вновь перевел взгляд на свою жертву.
— Нет. Он не выжить.
— А что ты хочешь сделать с ним?
— Потом живот, смотреть внутри, тут тоже глядеть хочу, — он показал на пах живича. — Нога не буду, там всё знаю. Потом резать голова, убирать кость. Не выжить.
— Ты можешь резать мертвых. Их много.
— Нет. Мертвый не живой. Смотри! Оно дышит! Вверх-вниз. Вверх-вниз, — и указал на ту розовую массу. — А еще вот тут, — он указал на красный кусок мяса под ними. — Гнётся туда-сюда. Чтобы не дышать, не нужно бить ребро, можно бить сюда.
Я нащупал у себя это место. Ну, все и так знают: если ударить в поддых, потом трудно дышать.
— На труп не увидеть, — договорил Живодер.
И что ему сказать? Вдруг кому-то из ульверов не хватит именно этой жизни для новой руны? Вдруг кто-то ранен так сильно, что без благодати не выживет?
— Долго он еще проживет?
— Вечер? Ночь? — пожал плечами бритт.
— Давай так. Если понадобится жизнь, я его заберу. И смотри, не убей его до ночи. Ты понял?
— Понял!
Я повторил громче:
— Ты понял, Живодер?
На этот раз он поднял голову и сказал, глядя мне в глаза:
— Стая впереди. Он жив до ночи!
Когда я вернулся на красную поляну, там уже вовсю бранились. Хотевит стоял на коленях возле притащенного живича, вроде бы как раз из Живодерских, а Дагна повторяла его слова на нордском:
— Хотевит хочет выкупить эту жизнь! Это его родич.
Ей противостоял Рысь, нисколько не боясь перечить хельту.
— Не ты его поймала, не тебе и решать. Хёвдинг велел притащить их сюда не ради твоего жениха.
Бездна, у меня аж в груди потеплело. Хёвдинг… Я прежде не слышал, чтоб ульверы называли меня так, хоть в глаза, хоть за глаза.
— Хотевит еще свою жизнь не выкупил! — вмешался я. — И где Велебор? Он же был с тобой, когда на нас напали.
— Выкупить? Почему он должен ее выкупать? Он же не трэль! Его не полонили в бою!
— Потому что вот что случилось! — я широким жестом обвел поляну. — Знаешь, почему
