чудо. Прогнал тебя, вырвав сердце из груди. Сеня, я люблю тебя. Пожалуйста, прости меня.
Сердце сковало тупой болью.
Я точно буду гордиться собой. Или буду проклинать себя, не знаю:
— Как я уже сказала, Марк Васильевич, я вас прощаю. Спасибо за все.
Вместо ответа, он грустно улыбнулся.
А потом ушел.
Я его не провожала, просто услышала, как закрылась дверь с дурацким колокольчиком.
Кажется, только что я вырвала свое сердце.
— Стоп, — дядя Мойша резко прервал рассказ, — никогда не поверю, что Марк так растекся лужицей.
— Да именно так все и было! — Мое праведное возмущение было прервано шиканьем Настюши:
— Ма-ам, ты обещала не лезть в историю тети Айрин.
— Воу, мы о чем договорились, козявка?
— Если я называю тебя тетей, ты называешь меня козявкой, — вот мучилась, рожала восемнадцать часов ее я, но в итоге характер Айрин, а внешность папина. И после этого мне кто-то будет говорить о справедливости?
— О чем спорите на этот раз? — Марк сел в траву позади меня, мимолетно поцеловав в оголенное плечо.
У нас шикарнейший особняк, но летние вечера мы все равно проводим здесь, под тенистыми кронами деревьев, украшенных гирляндами, в зачарованном маленьком кругу, посреди города.
— О том как ты лужицей маму добивался, — сдала Настюша меня с потрохами.
— Эй, я не так рассказывала, — попыталась защититься, но мне не поверили, — это все дядя Мойша.
— Так как было? — Настя переняла привычку Марка поднимать в нетерпении правую бровь.
— Романтика и криминал, — бархатный голос Марка до сих пор вызывал томление внизу живота, даже спустя пять лет.
Романтики я не помню, а вот криминал…
После того, как Марк ушел из квартиры бабы Люды, которую, кстати, дети потом надумали сдать в хоспис, а квартиру продать, но Марк и ей купил квартиру в нашем доме, где она просто идеально вписалась (об этом позже), он исчез.
Вилли больше не пригоняли, дома наши больше не сносили, на мой счет даже вернули всю сумму, которую я отправляла Архарову. А кредит полностью был погашен. На этом все.
Как последняя идиотка, я каждую ночь засыпала с невысказанным вопросом, а правильно ли поступила? Но каждый раз успокаивала себя, что да, правильно.
Но спустя недели две, как только я вернулась в свою любимую квартиру, началась отдаленная осада.
Вилли пригоняли каждую ночь. А я каждое утро его отгоняла обратно. На этот раз на сиденье не было записок, но был то букет цветов, то коробка шикарного бельгийского шоколада, то пакет с восхитительными кофейными зернами. Невероятно дорогая курьерская служба выходила.
Каждый раз, когда я спускалась к Вилли, он был заглушен, но не заперт. Но в одно снежное утро кое-что изменилось: у Вилли двигатель не был заглушен, снег еще не завалил следы от шин, а в салоне на пассажирском сиденье свернувшись клубочком спал черный котенок. В тот день я решила больше не отгонять обратно машину, а оставить себе и котенка, и Вилли.
Я еще много раз подвозила Айрин на нем в универ, когда та хотела в очередной раз утереть кому-то нос.
Подарки от Марка прекратились, зато все чаще стала в гости заглядывать Зинаида Александровна. Она достаточно быстро нашла общие темы со всеми обитателями нашего двора. Даже договорились Новый Год встречать вместе. Разговоры о Марке были для нас табу, поэтому все те подарки на майбахе все больше стали казаться ускользающим сном.
До одного вечера.
Тогда я достаточно поздно возвращалась с работы. Уже начались новогодние корпоративы, и я дожидалась господина Штеймлера с женой до полуночи, чтобы потом отвезти домой.
Еще, когда я вышла из автобуса, по спине растеклось противное ощущение, что за мной кто-то следит. В сознании моментально всплыли воспоминания о самых худших днях моей жизни. Я тут же ускорила шаг, сетуя на то, что пожалела денег на такси.
Оставался последний пешеходный переход, как резко меня схватили сильные руки и, зажав рот, поволокли в тонированный микроавтобус. От полного шока я не сразу вспомнила, что у меня есть голос и я могу кричать. За спиной захлопнули дверь, что моментально отрезвило, и я начала орать и стучать. Ручки здесь не было.
— Да что вам от меня надо?! — В очередной раз стукнула в водительскую перегородку, но ответа не последовало.
В голове роились мысли… Кому на этот раз я могла понадобиться? Неужели из-за Штеймлера? Но тот скоро уходит на заслуженный отдых. Куда я вляпалась на этот раз?!
Господи, дома все с ума сойдут от страха, когда я не вернусь. Тут же мысленно шлепнула себя по лбу. Идиотка, у меня же при себе рюкзак с телефоном!
Но надежда была напрасной. В этом проклятом микроавтобусе связи не было.
Я не знаю, сколько мы ехали, как-то не следила за временем, но в определенный момент орать я устала. Но когда услышала знакомый шум аэропорта, во мне открылось второе дыхание.
Уже набрала полную грудь воздуха, как дверь отъехала в сторону.
— Илья, дурак! — Я бросилась на смеющегося парня с кулаками, — нахрена такое вытворять?! Ты меня до смерти напугал.
— Ну-ну, мелочь, — Илья по-дружески приобнял меня, — я выполнял приказ.
— Нельзя так поступать с людьми, ты же меня своим другом называл!
— Так, вытри слезы, и иди к трапу. Извиняться я буду потом.
— К какому трапу? — От крика на морозе меня пробрала икота.
Только сейчас я заметила, что мы стоим на одной из рулежных дорожек возле небольшого, красивого самолета.
— Ты знаешь, что такое рулежная дорожка? — Оказывается, я бормотала это вслух.
— Слышала в программе про авиакатастрофы, — в последний раз шмыгнула носом.
— Вот что происходит в твоей голове? — Пораженно спросил Илья, глядя на меня, будто видит впервые.
— Какой трап, Илья? — Спросила устало, — даже спрашивать ничего не хочу. Я никуда не полечу, да и нет ничего с собой.
— Айрин собрала твою сумку, — из кабины микроавтобуса вышел Костик.
— Только давай не спорь. Неужели тебе не интересно, чем все закончится?
А действительно. Что я теряю? А такого приключения в жизни может больше и не быть.
В самолете кроме меня пассажиров не было. И никто не отвечал, куда мы летим. Глупо было спрашивать, кто уладил все вопросы с документами. Ответ я знала.
Может, стоило насладиться моментом, когда роскошный частный самолет только в моем распоряжении, но я просто уснула. Вот без задних ног.
В холл аэропорта Хельсинки я вышла вполне отдохнувшая и посвежевшая.
Меня встретил хмурый мужчина с многоговорящей табличкой в руках «Сеня».
