даст. Но наоборот? Как говорил мой тренер, рожденный пить е…ть не может. Чуть больше допустимого – и имеем на выходе бесполезного кадавра. Или как раз хочет напоить в хлам, чтобы не потащил в койку? Тогда зачем вообще соглашалась? Выпить на халяву? Возвращаемся к тому, с чего начали: на нее не похоже.
Разговор не шел. Мы и по дороге-то обменялись всего парой реплик о погоде в Питере и в Москве, теперь тоже сидели молча, коротко поглядывая друг на друга. Утром в студии у Яны был профессиональный макияж, под камеру, сейчас – самый минимум. Ярче проступили веснушки на носу, над верхней губой и тонкие морщинки у глаз, словно процарапанные иглой. И стало ясно, что ей точно не двадцать пять, а к тридцати, может, и больше.
А еще буквально завораживали ее пальцы – длинные, изящные, с ухоженными ногтями, они двигались плавно, притягивая взгляд. Два кольца с неброскими камнями - не замужем? Или просто не носит обручалку? Я поймал себя на том, что предпочел бы первый вариант, хотя раньше меня это никогда не волновало. Не все ли равно, если встреча первая и последняя? Но почему-то вдруг покоробила мысль о том, что она вернется домой и заберется к мужу под бочок.
В этом баре мы задержались минут на пятнадцать. Сидр я допивать не стал. Сделал еще один небольшой глоток и мысленно пометил себе: только шоты, и не крепкие. Но уже в следующем баре попал на такое, что глаза полезли на лоб. Сложно тягаться с местными, не зная всех тонкостей.
- Это что, петербургские трущобы? – поинтересовался я, когда мы прошли дворами-колодцами и оказались у двухэтажного домика, густо размалеванного граффити.
- Разве ж это трущобы? – хмыкнула Яна. – Нормальная питерская изнанка. Арт-пространство «Флигель».
Народу внутри оказалось побольше, чем в «Хрониках». Не увидев ни одного свободного места, я подумал, что придется пить, подпирая стенку, но Яна уверенно двинулась к стойке, оккупированной брутальными мужиками. Они источали флюиды агрессии, а бьющий по ушам тяжелый рок с винила намекал, что драки здесь не редкость. Однако бармен, субтильный парень с глазами монаха-схимника, жестом раздвинул мужиков, и те покорно освободили нам место.
- Привет, Янчик, - он перегнулся через стойку и чмокнул ее в щеку. – Давно тебя не было. Как обычно?
Она кивнула, и перед нами моментально оказались два мутноватых шота с резким запахом какой-то травы. Глядя, как лихо опрокинула свой Яна, я утратил бдительность и тут же поплатился.
- Что… это? – с трудом выдавил, когда наконец удалось вдохнуть.
- Геннадий, - пожал плечами бармен.
- Кто?
- Не кто, а что. Шот «Геннадий». Имбирный самогон с бузинным сиропом. Шестьдесят градусов. Что, не зашло? Бутербродик с килечкой?
Килечку с бузинным сиропом? Да они что тут все, с ума поспрыгивали? «В Питере – тире – пить»*****?
- Идем дальше? – предложила Яна, когда я, отказавшись от килечки, выложил на стойку пятисотку, а бармен ловко накрыл ее ладонью. Сдачи явно не предвиделось.
Она спрыгнула с табурета, зацепилась за что-то и чуть не упала. Я машинально подхватил, одновременно со мной – ее сосед слева. Мы с ним держали Яну за талию с двух сторон и буравили друг друга взглядами, пока она не рассмеялась и не вывернулась.
Как ни странно, это сломало лед. Когда на выходе я открыл дверь, протянув руку из-за ее спины, она оглянулась и посмотрела через плечо. И взгляд был уже совсем другим.
- Не рассчитывал на такой формат, - признался я. – В костюме как-то…
- А, не парься, - Яна вдруг взяла меня под руку. – И извини, что не предупредила насчет «Геннадия». Это такое… субкультурное место, ну и напитки соответствующие. Сейчас в спокойный бар пойдем. Для контраста.
*no comments (англ.) - без комментариев
**entrance (англ.) - вход
***«Ты этого хотел, Жорж Данден» - крылатая фраза из комедии Мольера "Жорж Данден, или Одураченный муж"
****ВОЗ - Всемирная организация здравоохранения
*****«В Питере – тире – пить» - строка из песни "В Питере пить" группы "Ленинград"
Яна
Психологию в университете мы изучали чисто справочно, но когда больше десяти лет изо дня в день берешь интервью у не самых простых людей, поневоле начинаешь видеть их насквозь. Кого-то без труда, с кем-то приходится повозиться. Что Чупакабра крепкий орешек, я догадалась еще на записи, но только в «Хрониках» стало ясно, насколько крепкий.
Невольно всплыло, как в детстве колола орехи дореволюционным чугунным утюгом. Пустые разлетались на раз. Но попадались настолько твердые, что в деревянном полу оставались вмятины, за которые получала нагоняй от отчима. И, кстати, не всегда эти орехи оказывались годными, чаще внутри была труха. Но ведь не расколешь – не узнаешь.
Хватило пятнадцати минут, чтобы понять: только постели ему мало. Нет, у него не было планов продолжать что-то дольше одной ночи, тут я нисколько не сомневалась. Но мужчины, которые хотят просто переспать, ведут себя не так. Иначе смотрят, иначе говорят. Он же решил выгрызть мне нутро так же, как собиралась это провернуть я. Хотя, возможно, сам в растерянности, потому что никогда такого не делал и не знает, зачем ему это.
И как только поняла, пришлось переобуваться в прыжке. Отдать должок – уже второй вопрос. Главное – раскусить его, добраться до мягкой сердцевины, запустить в нее когти, но не позволить сделать это ему. Поэтому и маршрут пришлось менять так же оперативно. Я не планировала вести Вадима в «2х12», но тамошняя атмосфера была крепким ударом по нервам, а «Геннадий» - по башке. То, что доктор прописал в нашей ситуации. Особенно учитывая, что сидра он отпил всего пару глотков: значит, хотел оставить голову ясной как можно дольше.
И таки да, сработало! Он поплыл! Вот теперь и я могла притвориться легкой добычей: улыбочка, взгляд из-под ресниц, спонтанный переход на «ты». Следующие два бара считались пятиминутками: выпить и тут же бежать дальше, потому что сидеть и разговаривать там невозможно. Так оно и вышло. Brimborium на Маяковского был местом спокойным и не многолюдным, но там играли в настольные игры, да и кислотных цветов стены действовали угнетающе. Dead Poets заслужил славу одного из самых недружелюбных мест в Питере: снобизм дохлопоэтских барменов сделал бы честь прислуге английских аристократов.
