Как ни странно, таковые существуют — на островах Тиморского моря, к северу от Дарвина, где они дали яростный отпор сначала голландским, а потом британским «первопроходцам». Я имею в виду жителей островов Тиви, Батерст и Мелвилл, среди которых мне удалось провести некоторое время перед тем, как отправиться домой, в Калифорнию. Это люди совершенно иного типа, они разительно отличаются от бесцельно слоняющихся, подавленных существ, что живут среди белых в больших и маленьких городах Австралии.
У обитателей островов особенно ярко выражено чувство собственного достоинства и независимости. Поэтому островитяне ощущают себя равными и полноценными членами общества, хотя живут они так же убого, как и их собратья с континента. Кроме морской живности — крабов, черепах, ракушек, они употребляют главным образом растительную пищу. В их рацион входят также большие зеленые муравьи, жирные гусеницы и невероятно длинные черви, живущие в стволах мангровых деревьев. Мне случалось сопровождать островитян, когда те отправлялись на поиски пищи в прибрежные заросли. По каким-то, только им ведомым, признакам они рубили средней величины деревья, растущие у самой воды. Расколов ствол, туземцы извлекали оттуда уже «подсоленных» червей, сантиметров двадцать длиной и около сантиметра толщиной, и тут же заглатывали их. Лично мне мангровые черви тоже пришлись по вкусу, и я с удовольствием поглощал их в сыром виде, пока не разобрался, из чего они состоят. Оказалось, что главным «внутренним содержанием» червей была болотная грязь, переваренная и просоленная желудочными соками. После этого я переключился на более удобоваримую пищу, как-то: ракушек и крабов...
Крабовыми панцирями, кстати сказать, щедро украшена католическая церковь на острове Батерст. У этого храма и его бывшего настоятеля довольно интересное прошлое. Основал церковь и миссию при ней француз-эльзасец, отец Гзель, один из немногих белых, прижившихся на острове. Обращение туземцев в католическую веру продвигалось туго. И даже сейчас, когда большинство населения Батерста крещено и считается католиками, аборигены зачастую ведут себя как язычники. Умершему они ставят крест на христианском кладбище, а где-нибудь в лесу — традиционный ритуальный столб в виде статуи и собираются вокруг него, чтобы справлять «корробори» в память о покойном. Однако где же на самом деле покоится тело усопшего, я так и не разобрался.
Как бы то ни было, с двадцатых годов прошлого века отец Гзель, а потом и его преемники стали играть важную роль в жизни острова. А началось все с молоденькой девушки, вернее, совсем еще девчонки по имени Мартина. Сразу же после рождения ее нарекли тринадцатой женой старого, больного проказой вождя Мерапануи... Однажды она прибежала к Гзелю и принялась умолять святого отца избавить ее от столь незавидной участи. Священник не хотел вмешиваться в дела туземцев и уговорил девушку вернуться в племя. По возвращении Мартина получила основательную трепку — и через пять дней опять убежала. На этот раз вдогонку беглянке было пущено копье, оно пронзило ей ногу, но это не остановило несчастную. Мерапануи не желал так оставить дело, собрал своих воинов и явился к священнику с требованием выдать ему законную «жену». Отец Гзель получил ультиматум: если к утру она не будет выдана, его убьют, а миссию сожгут. Отдать Мартину на верную смерть священник не мог, но и не отдать — тоже. Тут его осенила блестящая мысль. Дело в том, что на островах Тиви издревле продавали и покупали жен. Вспомнив об этом, Гзель собрал ножи, топоры, зеркала, табак — на сумму два фунта стерлингов и предложил все это в обмен на Мартину. Возражений со стороны Мерапануи не было... Таким нехитрым способом священник впоследствии спас многих девушек. Аборигены же считали, что ненасытный святой отец покупал их себе в жены.
Однако истинной целью французского миссионера было выдавать девушек замуж за молодых парней, причем по обоюдному согласию и с соблюдением внутриплеменных, родственных, табу. Замечу, что такие табу действуют и поныне: по достижении определенного возраста родным братьям и сестрам запрещается даже разговаривать друг с другом, до тех пор пока они не женятся или не выйдут замуж за не родственника.
Итак, отец Гзель занимался тем, что устраивал нормальные браки. Но скоро возникли новые трудности: девочек, рожденных от этих браков, по обычаю, сразу же определяли в жены — часто какому-нибудь старику. Закрепощение женщин продолжалось бы бесконечно, если бы однажды Гзелю не удалось убедить островитян в том, что: «если я покупаю корову, то имею все права на теленка». Молодые туземцы поддержали священника, которого вскоре произвели в епископы, а старики продолжали поставлять ему «живой товар». Девочек в миссии воспитывали в духе благочестия и готовили к замужеству — разумеется, по любви.
Таким вот оригинальным образом пресвятой отец Гзель прославился в Австралии и Европе как «епископ со ста пятьюдесятью женами».
Вадим Добров
Дарвин (Австралия) — Пало-Альто (Калифорния)
Первым на палубу «Бридалбейна» спустился Фил Нуйттен из крупнейшей канадской компании по проведению подводных работ «Кэндайв-сервис»…
Как известно, трехмачтовый деревянный барк «Бридалбейн» отправился в 1853 году из Англии на поиски пропавшей экспедиции сэра Джона Франклина, но был зажат льдами и затонул в Северном Ледовитом океане в трехстах километрах севернее Полярного круга и примерно в миле к югу от острова Бичи.
За восемь лет до трагедии, а точнее в 1845 году, Джон Франклин, на кораблях «Эребус» и «Террор», пытался отыскать Северо-Западный проход в архипелагах Арктики, но оба судна были затерты льдами. Франклин умер в июне 1847 года. Это плавание стало последним и для ста двадцати восьми его спутников.
Экипажу «Бридалбейна» в составе двадцати одного человека повезло куда больше. Морякам удалось высадиться на лед и перейти на другое поисковое судно. А барк затонул и пролежал на дне океана 127 лет, пока не был обнаружен в 1980 году группой исследователей во главе с доктором Джозефом Макиннисом — физиологом из Торонто. Это открытие, сделанное при помощи сканирующего гидролокатора, ознаменовало собой окончание двухлетних поисков «Бридалбейна», в которых участвовали специалисты из различных канадских государственных учреждений, Национального географического общества и нефтяных компаний.
Через год экспедиция вернулась на место гибели «Бридалбейна». Лагерь экспедиции, разбитый прямо на льду в 120 километрах от ближайшего населенного пункта — Резолют, больше напоминал поселение времен освоения Дикого Запада. Специально утепленные палатки, напичканные уникальными приборами, выстроились длинными рядами. Над участком морского дна, где, как четко зафиксировал гидролокатор, покоились остатки барка, в двухметровой толще льда выдолбили прорубь, куда должны были погружаться водолазы. Туда же предполагалось опускать специальный самодвижущийся робот-монитор с дистанционным управлением.
И приступили к исследованию. При помощи робота, оборудованного фото — и видеокамерами, изыскатели получили фотографии и видеокартинки «Бридалбейна». Затем Фил Нуйттен и его помощник Дог Осборн смогли потрогать корпус барка, что называется, собственными руками, правда, защищенными толстой броней стального скафандра системы ВАСП.
Он представляет собой повышенной прочности гидрокостюм с мощным двигательным устройством, прозрачным куполообразным шлемом из акрила для большого радиуса обзора и манипуляторами, облегчающими водолазу работу на глубине до 625 метров. Это хитроумное с технической точки зрения снаряжение разработал английский инженер Грехем Хокс; оно широко используется в нефтеразведке шельфовых зон. На этот раз ему нашли достойное применение подводные археологи. — Два скафандра с необходимым оборудованием были доставлены самолетом в поселок Резолют, а оттуда — санно-тракторным поездом в лагерь экспедиции. И уже через сутки исследователи были готовы к погружению. Так, с помощью уникального глубоководного скафандра ВАСП человек впервые смог опуститься под ледяной панцирь Арктики на стометровую глубину и обследовать то, что осталось после крупнейшего из кораблекрушений, когда-либо происходивших в Северном Ледовитом океане.
Однако, несмотря на совершенное оборудование, работать на «Бридалбейне» было непросто. «Температура воздуха почти минус девять, а воды — около двух градусов ниже нуля, — вспоминает фил Нуйттен. — Скафандр не обогревался, и через пару часов я уже превратился в сосульку. Когда же пришло время подниматься на поверхность, прозрачный шлем моего скафандра покрылся слоем льда, — наверно, от влажного воздуха, который я выдыхал, а шерстяная одежда начала примерзать к внутренним стенкам скафандра».
