Славка взялся за арифмометр и начал крутить ручку, вымещая злость на стареньком механизме. Ну, подсказала!.. Так уйди благородно, не стой над душой! Вот человек...
— Что-то давно кирпич на испытание не засылали, — заметила Зоя.
— Зашлем. И арматуру зашлем. Вот освобожусь... Ясно? — Славка выразительно покосился на арифмометр.
Помолчав несколько минут, Зоя ушла — строгая, прямая, ну, прямо-таки типичный страж и блюститель гостов.
Славка с облегчением закурил. Ну, теперь самое время вскочить в грузовик да рвануть на дальний карьер, за город. Лес. Скорость. Надежная машина и разговорчивый шофер...
Но не успел Славка дочертить график, как пришла незнакомая женщина, полная, с поседевшими висками. Присев на краешек стула, она стала терпеливо ждать, пока Славка освободится.
«Кто бы это мог быть? — подумал Славка. — Неужто опять из-за какой-нибудь девчонки?»
Был случай: пришла такая вот мамаша и ну ругаться, что-де ее дочь, семиклассница, пропадает на стройке, учится водить машину.
— Безобразие! — кричала она. — А еще передовой участок! Чему здесь, в этой грязи, вы научите ребенка?
Да, грязь на объекте в то время действительно была знатная, самосвалы буксовали. Но что плохого в том, что девочка научится водить машину? В принципе — что?
Славка отложил рейсфедер.
Женщина встрепенулась.
— Вы будете прораб?
— Буду. А пока — мастер, — вежливо ответил Славик.
— Я очень хочу поглядеть свою квартиру, можно? — спросила женщина. — Двухкомнатная, на третьем... Первый раз в жизни отдельная.
Славка сдержанно улыбнулся.
— Я бы с удовольствием... Но у нас, понимаете, нулевка...
Женщина не понимала, все так же просительно и деликатно глядя на него.
— Ладно. Пойдемте, — сказал Славка, чувствуя, что обычные слова здесь не подходят.
Они вышли к котловану.
— Здесь будет вход в подъезд. Видите? Лампочка под плафоном... перила... Цветной пластик — не что-нибудь! Кафельная площадка... Поднимаетесь на третий — слева двухкомнатная. Половичок под дверью... Звонок. Все чин чинарем!
Женщина послушно следила за широкими жестами молоденького мастера и молчала. Она видела перед собой котлован — огромную неопрятную яму — и не видела цветных перил.
А Славка уже говорил о балконе: вид на город, сквер...
— Спасибо, — разочарованно кивнула женщина и пошла — большая, в пестром платье и какая-то одинокая.
«Я ж ей правду», — с чувством вины подумал Славка. Настроение испортилось.
Всей душой он мечтал вырваться за пределы города, в пустыню, в степь — все равно куда, лишь бы не стояли рядом соседние дома, лишь бы не висели гирлянды белья, и не мешали подъезжать транспорту, и не давила бы к земле эта вечная угроза быть кому-то в тягость.
Было противно ставить ромбики на щитах заборов и крыши-козырьки над тротуарами.
Славке всегда казалось, что он загораживается заборами от стыда за свои торопливо сваленные кирпичи и неизбежный мусор, за свои недостроенные дорогие дома. Это его оскорбляло.
В детстве, когда перемерзали трубы в детдомовской бане, ребят купали в тазиках. На всю жизнь запомнил Славка, как это неуютно. Он удирал от воспитателей и предпочитал оставаться грязным, лишь бы не испытывать этого чувства стесненности и неуюта.
Нечто подобное происходило с ним и сейчас. Вот почему так сильно хотелось Славке вырваться за пределы города, и он верил, что это будет: и размах, и гордость за свои дорогие дома, и чувство безграничной свободы!
VI
Маша сама взяла Славку под руку.
— Будет дождь, — сказала она негромко.
— Что ты?! — испугался Славка. — Он подумал, что Маша из-за дождя может уйти домой. — Разве в такое время бывает дождь?
— Именно в такое у вас и бывает! — поддразнивая, сказала Маша.
— А ты откуда знаешь?
Маша загадочно улыбнулась и промолчала.
Славка заволновался. А она, догадавшись, что он ревнует, улыбнулась и сказала успокаивая:
— Не думай... Я в вашем городе впервые.
— И не собираюсь! Я другое думаю: почему ты должна уезжать после гастролей? Оставайся! Будешь учиться в институте или в техникуме. Их у нас видимо-невидимо! Так все: приезжают, а потом уже не могут отсюда уехать, — говорил Славка. — Я вот тоже хочу на заочный...
— Некогда учиться, я артистка, — с гордостью сказала Маша.
Он не стал с ней спорить. Теплая маленькая рука перебивала все мысли.
— Куда идем? — беспечно спросила Маша, заглядывая ему в лицо.
Славка замедлил шаг. В самом деле — куда? В кино поздно. Городской сад? Не хотелось вести Машу под бесцеремонные взгляды скучающих парней.
— Не спрашивай, — тихо ответил он и слегка прижал маленькую руку локтем.
Они свернули в переулок с дощатыми тротуарами. Деревянная резьба на деревянных старинных домах казалась только что сотканным кружевом.
Там, в конце переулка, был небольшой сквер. О нем мало кто знал — он был в стороне от больших и шумных улиц. Зимой на его аллеях не протаптывались тропинки, разве что чья-нибудь лыжня совьет несложный узор между деревьями. А летом голубыми вечерами в нем скользили редкие молчаливые пары.
Этот сквер показался Славке самым защищенным, самым тайным местом во всем городе, единственным, куда он мог привести девушку.
— Видишь, тополя? — доверительно спросил Славка. — Двухэтажные! Внизу старые, вверху молодые. Горкомхоз пилит их весной...
— Красиво, — сказала Маша. Но сказала почему-то с усилием.
«Идиот! — ругнул себя Славка. — Надо бы в кино! Ясное дело — ей здесь неинтересно».
— Знаешь что? — выпалил он вдруг неожиданно даже для самого себя. — Айда в общагу! Была когда-нибудь?
— Н-нет, — неуверенно ответила Маша. — Вроде неудобно...
— Удобно! — убежденно сказал Славик. — Пошли! Такие ребята! — И он решительно повлек за собой Машу.
***
Гришка дымил в окно у рекламного щита:
«Танцы под оркестр!
Билеты под стипендию!»
Плакат останавливал каждого второго. А издали казалось — останавливал Гришка, ибо каждый второй был знаком с ним.
Маша тотчас узнала его — заметный парень.
— Привет, Григ! Что делаешь? — непривычно-фамильярно приветствовал его Славка.
— Привет, — дружелюбно ответил Гришка. — Стою и смотрю: кто приходит хороший, а кто плохой. — И уставился веселыми глазами на Машу.
Но Машу было трудно смутить. Она дернула Славку за рукав:
— Ты, кажется, вел меня к своим друзьям?
— А это и есть мой друг, — пробормотал Славка.
— Поздравляю, — сказала она. Гришка не обиделся: они были в расчете.
— Что ж мы стоим? — добродушно спросил он. — Сердитая девушка, приглашаю вас к нам... в три-двадцать два!
Когда Маша увидела, как он гордо-застенчиво пошел по коридору, почти доставая головой неяркие лампочки, она непроизвольно выпустила Славкину руку и приотстранилась.
У Славки заныло сердце.
Комната 3-22 была полна народу. Гришка перезнакомил Машу со всеми, представляя ее то как «звезду арены», то как «акробатку на проволоке».
Через минуту она уже знала и Егора, сокурсника Гришки, и Лиду, маленькую и на первый взгляд какую-то очень незаметную — ту самую, которая стояла с парнями на улице.
Лида сунула Маше холодную ладошку и тотчас отошла от нее, словно чувствовала, что рядом с Машей она сама проигрывает. Принялась резать хлеб. Егор поспешил ей на помощь, стал открывать консервы.
Какой-то черный, громадного роста парень оторвался от радиоприемника, которому он перебирал внутренности, и мельком бросил Маше:
— Можно сесть.
— Спасибо, — ответила Маша и опустилась на стул, пододвинутый галантным Егором.
— Это Измаил, — с гордостью прошептал Славка, кивнул на парня у радиоприемника.
Разговор, прерванный приходом гостей, продолжался.
