Ставский же не питал такой надежды. Он ставил единственную цель перед собою: скорее и побольше взрывов! А потом — Париж! Судьба Юркина его нисколько не волновала.
— Куда послал «масло»?
Юркин торопливо, с боязнью, рассказал как сорвался взрыв шахтного ствола, историю с Гришей.
Ставский осатанел, заметался по хате в одном белье. Шипел, как рассерженный гусак:
— Ты дурак! Если ты на воле, то благодари чекистов. Они еще дурнее тебя! Окончательные дураки! Почему, почему ты, сволочь, вчера не сказал? Мы наверняка окружены. Попались, как последние дураки!..
Торопливо натягивая брюки, он выключил свет и выглянул в окно. Не приметив ничего подозрительного, приказал:
— Разведай!
Юркин, совершенно разбитый страхом и ожиданием расплаты, поплелся к двери. Уронил в темноте табуретку.
— Тише, олух! — прошипел Ставский. — Стреляй, если опасно! Да быстрее шевелись, растяпа!
Вокруг было тихо, и Ставский немного успокоился, начал собирать пожитки. Его помыслы сводились к малому: скорее уйти из Красного Лога. Путь в этот город теперь заказан. Придется в пути следования до Щекетовки встречать руду. Терпеливые эти поляки: столько взрывов, а не расторгают сделку! Одна трепотня в газетах… А что делать с Юркиным? Проваленный агент — груз не только ненужный, но и опасный. А если оставить его для приманки чекистов? Что он знает? Кроме доставки пироксилина — ничего! Пусть ОГПУ следит за Юркиным, а тем временем он, Ставский, унесет ноги. Но дверью нужно хлопнуть! А что будет с Юркиным? Черт с ним!..
Юркин, оглядывая двор и садик, лихорадочно думал: «А если выдать гепеушникам Ставского. Он — птица не простая! За его голову могут простить меня… Нет! Лучше просить Ставского переправить за границу. Друзья по кадетскому корпусу, воевали в одном полку. Должен помочь!»
Хозяин опасливо вернулся в хату. Лицо посинело от холода и нервного напряжения. На цыпочках, с оглядкой вошел в горницу: он уже не доверял Ставскому — прикончит!
— Спокойно, Леонид Захарович. — И просительно добавил: — С собою возьмите. Или за границу переправьте. Боязно тут!
Но Ставского совсем не занимали переживания агента.
— Ты твердо уверен, что чекист утонул?
— Слышал всплеск.
— А сторож спал?
— Храпел.
— Следы оставил?
— Думаю, что нет. Гильза после выстрела у меня…
К Ставскому возвращалось полное спокойствие и рассудительность.
— Твое счастье и жизнь в твоих руках. Сторожа убери! Раз. Взорви ствол! Два. Пока откачают воду, чекист сгниет. Понятно?..
Юркин заскулил, хватая шефа за руку:
— Возьмите с собою! Не возьмете, сбегу сам. Сейчас сбегу!
Ставский ударил его по щеке.
— Тихо, дура! Не вздумай бегать. Чекисты не поймают, мы тебя прикончим! Понятно? Нашу руку ты, Станислав, знаешь. Твоя задача прежняя, если, дай бог, грозу пронесет стороной. Внедряйся, затаившись. Исподволь настраивай начальство большевиков, мол, руды нет, разработки бесперспективные. И выбивайся наверх! Понадобишься нам — человек явится. Через твою жену. Примета — пуховые платки. Пароль прежний. Если же жену посадят за спекуляцию, то тебя все равно найдут. Ясно?
— Т-так… т-точно…
— Не распускай слюни, Станислав. Ты офицер! Мы еще встретимся. По Парижу погуляем. Где у тебя пироксилиновые шашки? А железо и олово достал?
Юркин торопливо отодвинул половицу в углу: там открылся узкий лаз.
— Все есть, Леонид Захарович.
Чтобы быстрее управиться, они решили вдвоем паковать мешок.
У хозяина вызрела коварная мысль: «Хлопнуть Ставского по голове, связать и передать в ОГПУ!» Он исподлобья оглянул прямую, жесткую фигуру гостя.
А тот был достаточно опытен: вынул наган.
— Иди!
Присвечивая фонариком, сперва спустился по лесенке Юркин.
Ставский намеревался выстрелить ему в затылок. Поднял руку, но в глубине мозга все еще теплилась надежда: вдруг обойдется! Агент ценен, и рука с наганом опустилась.
Подвал был просторным и высоким. В стене виднелось углубление. Оно заинтересовало Ставского.
— Там лаз под обрыв Саксагани, — пояснил Юркин.
Ставский выругался:
— Что же ты молчал, дурак! Он не завален?
— Осенью был исправен. — Юркин стал поспешно отбрасывать доски и мешки, прикрывавшие выход к речке. — Заделали, чтобы тепло не уходило… Вдруг из норы пар пойдет. Закуржавеет — люди заметят…
Леонид Захарович воспрянул духом. По-хозяйски сложил в мешок пироксилин и запалы, а также свернутое трубкой оцинкованное железо и кусок олова. Захватил с собою и толстую заостренную палку с железным наконечником.
Хозяин тем временем раскрыл вход в подкоп. Он и сам теперь понял значение запасного выхода: можно убежать!
И вновь гость указал наганом:
— Ступай первым!
Юркин на четвереньках пополз в нору. Ставский — за ним…
По первому гудку утром из хаты вышел Юркин. Пошатываясь, как пьяный, он обычным путем пошел на шахту.
Чуть позднее от соседей прибежала домой его жена. Вскоре она с полной корзиной в руке поплелась на барахолку, повесив на дверь большой замок.
Наш чекист, карауливший сообщников, доложил в горотдел ОГПУ об изменении обстановки.
— Усилить наблюдение! — распорядился Бижевич, уверенный, что Ставский предпримет какие-то новые шаги.
Юзеф Леопольдович был в приподнятом настроении: из Москвы дали распоряжение строго допросить начальника шахты! Если подозрения Бижевича подтвердятся, то санкцию на обыск и арест даст союзная прокуратура.
А я в тот час проверял на станции очередной состав с железной рудой. Было очень холодно, и мы с Васей Васильевым часто бегали в будку стрелочника греться. И замешкались с контролем. Дежурный но станции поторапливал нас.
— Закурим, нехай ему лихо! — Василий Михайлович привалился к стенке вагона и угостил меня «пушкой». Затянулся я и показалось, что стало вроде теплее.
Вдруг я увидел между составами человека в свитке, подпоясанный коричневым кушаком. За плечами мешок, в руках — палка с металлическим наконечником.
— Ставский! — шепнул я Васильеву.
А где же наши хлопцы? Кто «ведет» его? Чтобы не попасть Ставскому на глаза, я спрыгнул с платформы на противоположную сторону.
Состав был готов к отправлению. Крыло семафора поднято. Рывок — и поезд тронулся.
Ставский на ходу зацепился за борт платформы, подтянулся и перевалился на руду.
Из наших ребят никого! Что-то случилось! Ставский, наверное, ускользнул из-под наблюдения. Я принял решение:
— Вася, едем!
На ходу вспрыгнули на тормозную площадку.
Поезд набирал ход. Низкие тучи. Серенький промозглый день. Ветер насквозь пронизывал наши штатские одежки. Прижавшись спинами друг к другу, чтобы хоть немного согреться, мы следили за врагом, готовые в любое мгновение кинуться на платформу, где он ехал.
Ставский подпрыгивал на руде, опираясь на палку, которая все глубже уходила в толщу груза. Вдруг он быстро вынул палку, в отверстие вставил «колбаску» пироксилина.
— Ого! — Я толкнул Васильева.
Тот сжал мою руку:
— Берем!
Ставский все еще не подозревал, что обнаружен. Снова присел на груду камней, отложив палку. Из мешка вынул шашку. Мы перепрыгнули на ходу к нему. Васильев всем телом навалился на врага.
Ставский попытался дотянуться до палки и ее острием ткнуть в пироксилин. Мы взлетели бы на воздух.
Я закричал во все горло:
— Не шевелись, гад! Застрелю!
В считанные секунды мы скрутили ему руки и отобрали мешок. За поясом нашли наган. Костистое лицо Ставского побледнело. Он зло отплевывался и мерзко ругался.
Сняли с поезда арестованного в Верзовцеве. Из оперпункта ОГПУ я тотчас связался с дорожно-транспортным отделом.
Ответил Макар Алексеевич.
— Поздравляю, академик! Высылаю конвой.
На первом допросе Ставский вел себя вызывающе. Он не скрывал своего прошлого. Да, он дворянин из Невинномысского уезда. Да, служил царю и отечеству. Был у Деникина и Врангеля. Никакого Петерсона он не знает. Никакого Захарченко не видел. Юркин? Это кто такой?
