с помощью которых показывает, что такие критерии, как интенсивность света (светлый/темный, матовый/блестящий), яркость (насыщенный/блеклый), характер поверхности (ровная/бугристая, гладкая/шероховатая, чистая/грязная), важнее, чем сам по себе цвет. А еще в латинском языке два белых цвета: с одной стороны, распространенный в природе, нейтральный, объективный (albus); с другой – символический, благотворный, чистый, сияющий (candidus). Это главная особенность определения белого в латинском языке: если для определения красного (ruber) и зеленого (viridis) есть по одному базовому термину, а желтый и синий вообще не имеют названий, и для обозначения каждого из них требуется не одно, а несколько слов, то за белым, как и за черным, закреплено два обиходных названия, семантическое поле которых достаточно обширно, чтобы вместить в себя целую гамму буквальных и символических смыслов.
Albus, слово индоевропейского происхождения, является основным, обобщающим термином и уже поэтому употребляется чаще, чем candidus. Оно обозначает белый цвет, встречающийся в природе, и нередко используется в топонимии (Alba: Альба, Alpi: Альпы), в ботанике, зоологии, минералогии; а также в повседневной жизни – всякий раз когда надо обозначить нейтральный либо матовый белый; или даже цвет, который мы бы назвали беловатым или серовато-белым (например, цвет кости, рога, ослиной шерсти). Иносказательных значений у albus немного; но бывает, что иногда понятие «белизна» подменяется понятием «бледность». Словом candidus, напротив, обозначается прекрасный, сияющий, ослепительно белый цвет; еще оно применяется, когда речь идет о высоком: о культе богов, об обществе, а также о символике. У candidus множество иносказательных значений: чистый, незапятнанный, прекрасный, счастливый, благотворный, честный, искренний, невинный и так далее 50.
В классической латыни есть также два базовых термина для черного: ater и niger. Первый из них, предположительно этрусского происхождения, долго оставался наиболее употребительным. Вначале он был нейтральным, но постепенно им все чаще стали обозначать матовый или тусклый оттенок черного, а затем слово приобрело негативную коннотацию: теперь ater был не просто черным, а неприятным черным: унылым, гнетущим, зловещим (происходящее от него французское прилагательное atroce утратило свою хроматическую составляющую и сохранило только эмоциональную: в наши дни оно значит «ужасный»). Второе слово, niger, этимология которого неясна, вначале имело только один смысл – яркий черный; позднее им начали обозначать все оттенки черного, обладающие позитивной коннотацией, в частности привлекательные оттенки черного, встречающиеся в природе; затем оно окончательно вытеснило ater как базовый термин и стало обозначать почти все черные тона 51.
Такая же двойственность отмечается и в лексике древнегерманских языков. Это показывает, что у варварских народов белый и черный цвета имели особо важное значение и, как и у римлян, по-видимому, превалировали над всеми остальными, за исключением красного. Однако за минувшие столетия словарь обеднел: из двух слов осталось только одно. В современном немецком, английском, голландском, да и в большинстве германских языков имеется только по одному общеупотребительному термину для обозначения белого и черного, например weiss и schwarz в немецком, white и black в английском. Но в общегерманском, а позднее во франкском, саксонском, староанглийском и средневерхненемецком дело обстояло иначе. Вплоть до XII–XIII веков, а кое-где и дольше, в германских языках, как и в латинском, сохранялись по два общеупотребительных термина для обозначения белого и черного. Если мы снова обратимся за примером к немецкому и английскому, то увидим, что в древневерхненемецком различались wiz (матово-белый) и blank (ослепительно белый), swarz (тусклый черный) и blaek (сияющий черный). Среднеанглийский также противопоставляет wit (матово-белый) и blank (ослепительно белый), swart (тусклый черный) и blaek (сияющий черный) 52. С течением времени, однако, в лексике этих языков осталось только по одному термину для белого и для черного – соответственно weiss и schwarz в немецком и white и black в английском. Это происходило очень медленно, в разных странах разными темпами. Так, если Лютер для определения белого уже обходится единственным термином (weiss), то Шекспиру несколько десятилетий спустя для этого все еще нужны два: wit и blank. В XVIII веке прилагательное blank, хоть и устаревшее, еще бытовало в некоторых северных и западных графствах Англии. Даже в наши дни его можно услышать в пословицах и архаичных фразеологизмах 53.
Из лексики древних германских языков мы узнаём не только о существовании двух терминов для белого и для черного цветов. Нас ждет еще одно открытие: оказывается, два из этих четырех слов имеют общую этимологию. Это blank и blaek, которые восходят к общегерманскому глаголу blik-an (блестеть, светиться). Как мы видим, эти два слова выражают степень яркости, присущей определяемому цвету, вне всякой связи с его хроматической идентичностью. Таким образом, древние германские языки подтверждают закономерность, которую мы уже отмечали в древнееврейском, древнегреческом и даже латинском: для определения цвета такие свойства, как яркость и насыщенность окраски, важнее, чем собственно хроматический тон. Говоря о цвете, лексика прежде всего стремится сказать, матовый он или блестящий, светлый или темный, насыщенный или размытый, и только затем уточняет, вписывается ли он в гамму белых, черных, красных, желтых или каких-либо иных тонов. Здесь мы имеем дело с исключительно важным феноменом языка и одновременно феноменом восприятия, о котором историк должен постоянно напоминать себе не только когда он анализирует тексты, но также при изучении фигуративных документов и произведений искусства, которые оставила нам Античность. В мире цвета главное – яркость и насыщенность, все остальное – на втором плане 54.
Вернемся к латинскому языку. В поэтических текстах для обозначения белого цвета употребляются не только albus и candidus, но и другие слова. Это могут быть термины, образованные от слов, которые означают реальные явления или предметы, но в конкретном контексте обретают ласкательную форму либо метафорический смысл. Например, от слова nix (снег) было образовано niveus, часто, даже слишком часто используемое поэтами и обозначающее ослепительно яркий белый цвет, все равно какого оттенка. Niveus – синоним candidus, только как бы в превосходной степени, белее белого, ослепительной белизны. А lacteus, буквально «молочно-белый», столь же часто встречающийся в поэзии, обозначает нежную, шелковистую белизну, например белизну плеч богини или грудей смертной. Цвет женского тела в поэзии нередко сравнивается также с цветом слоновой кости (eburneus), приятного на ощупь материала, или с белизной мрамора (marmoreus), такого крепкого, ровного, гладкого 55. Кожа у знатной римлянки должна быть как можно белее, чтобы ее не могли принять за сельчанку. Некоторые из них, например Юлия, дочь Августа, или Поппея, вторая супруга Нерона, по нескольку раз в день принимают ванны из молока ослицы, от которого кожа будто бы становится «белее снега и нежнее гусиного пуха» 56. Другие, гораздо более многочисленные, покрывают лицо,
