class="title1">
225
Опасаясь социальных и экономических последствий в случае освобождения одномоментно сотен или даже тысяч рабов, римляне ограничили число невольников, которые могли быть отпущены, сотней.
Любовница Веспасиана: Suet., Vesp. 3. Антонин Пий: SHA, Ant. Pius 8.9. Марк Аврелий: SHA, Marc. 29.10. Оратор: Ath. 13.590D.
Вольноотпущенник с 4 116 рабами: Plin., HN 33.135.
О захватывающей истории Мусы см. Emma Strugnell, “Thea Musa, Roman Queen of Parthia,” Iranica Antiqua 43 (2008): 275–98. ГЛАВА 14
Квинт и Помпония: например, Cic., Att. 5.1, 14.13.
Цель брака: например, Dig. 1.1.1.3. Минимальный возраст: Dig. 23.2.4.
Однако в некоторых местах и в разные периоды донжуанство сдерживалось социальными ожиданиями. Брачные контракты в эллинистическом и римском Египте иногда предусматривали развод в случае интрижки (с женщинами или мальчиками). Судя по советам популярных философов и врачей, в эпоху Римской империи, похоже, было широко распространено мнение, что мужья должны ограничивать амурные похождения супружескими обязанностями.
Хотя моногамия всегда была в античном мире правилом, существовало несколько исключений. В Спарте пожилой или бесплодный муж мог пригласить к жене более темпераментного знакомого для зачатия детей, а любая женщина могла (с разрешения супруга) разделить ложе с другим спартанцем. Афиняне во время Пелопоннесской войны экспериментировали с двоеженством – видимо, чтобы поддержать вдов. Конечно, государство поощряло далеко не все нетрадиционные формы отношений; в эпитафии одной римской вольноотпущенницы без обиняков описывается брачный союз на троих.
Редька в анус: Ar., Nub. 1083–84. Колючая рыба: например, Juv. 10.317. Галантный афинянин: Isae. 2.7–12. Спартанский царь: Hdt. 5.39. Перикл: Plut., Per. 24.5. Спартанские двоеженцы: Plut., Lyc. 15.6–10. Афинские двоеженцы: Gell., NA 15.20.6. Эпитафия: CIL VI.37965. Первый римский развод: Gell, NA 4.3.2. ГЛАВА 16
Если умирал отец жены и она оставалась единственной наследницей, то по закону должна была оставить мужа и выйти замуж за одного из дядьев или двоюродных братьев, чтобы сохранить семейное богатство в неприкосновенности.
Конечно, не все разводы в период поздней республики несли на себе политический оттенок. Цицерон оставил тридцатилетнюю супругу, чтобы жениться на гораздо более молодой женщине (вероятно, ради приданого), с которой затем довольно быстро развелся. Катон Младший развелся с женой, чтобы позволить ей выйти замуж за бездетного друга, а после его смерти женился на прежней супруге снова.
Об уродовании рельефов см. R. R. R. Smith, “Defacing the Gods at Aphrodisias,” in Historical and Religious Memory in the Ancient World, ed. R. R. R. Smith and Beate Dignas (Oxford University Press, 2012), 283–326.
Иногда говорят, что обычай выступать обнаженными на спортивных состязаниях зародился, когда некий спринтер потерял набедренную повязку и выиграл олимпийский забег. В другой истории утверждалось, что бегун как-то споткнулся о собственную набедренную повязку и сломал себе шею. Третья легенда объясняет, почему на Олимпийских играх тренеры (от которых не требовалась физическая активность) были без одежды. Предположительно, однажды в тренера переоделась некая вдова, последовавшая за сыном на Олимпийские игры. Когда ее обнаружили, то не стали подвергать обычному в таких случаях наказанию – сбрасыванию с ближайшей скалы, но приняли решение, что отныне все тренеры должны быть голыми.
Греческие размышления об атлетической наготе: Thuc. 1.6; Pl., Resp. 452C. Бегун, потерявший набедренную повязку: Paus. 1.44.1–2. Легенда о споткнувшемся бегуне: Scholia B and T to Iliad 23.683. Почему олимпийские тренеры раздеты: Paus. 5.6.7–8.
Иногда, однако, сама жизнь подражала искусству. Никострат из Аргоса, эксцентричный греческий генерал, любил демонстрировать силу и храбрость, выходя на бой в костюме Геракла: обнаженным, с накинутой на плечи шкурой льва.
Для изучения того множества ролей, которые нагота могла играть в афинском искусстве эпохи классицизма, см. Jeffrey M. Hurwit, “The Problem with Dexileos: Heroic and Other Nudities in Greek Art,” AJA 111 (2007): 35–60. О Никострате Аргосском см. Diod. Sic. 16.44.3.
Статуя, установленная среди садов в небольшом храме, превратилась в известную туристическую достопримечательность. Говорят, один молодой человек был настолько очарован ее красотой, что занялся со скульптурой любовью, оставив на ней пятно, а смотрители так и не смогли его полностью отмыть.
О Фрине см. Ath. 13.590 D—F.
Однако у римских скульптур обнаженных женщин существовало два отличия от греческих моделей. Головы статуй, как правило, выглядели реалистичными и порой резко контрастировали с юными и идеализированными телами. Кроме того, дело часто не доходило до абсолютной наготы, поскольку фигуры изображались в мантии, благоразумно прикрывающей половые органы.
Сыну нельзя видеть наготу отца: Plut., Cat. Mai. 20.5; Cic., Off. 1.129. Обнаженной скульптуры в раннем Риме не было: Plin., HN 34.18.
Они также не стеснялись размеров гениталий. Члены одной афинской уличной банды называли себя Ithyphalloi – «эрегированные пенисы». Менее буквально это название можно перевести как «бесстрашные члены».
. Ithyphalloi – «эрегированные пенисы»: Dem., Or. 54.14. О втягивании гениталий (в значительной степени благодаря действию мышцы, поднимающей яичко), см. Waldo Sweet, “Protection of the Genitals in Greek Athletics,” The Ancient World 11 (1985): 43–46.
В скульптуре, как и в жизни, культурным и цивилизованным считалось не обрезать крайнюю плоть. Хотя обрезание практиковалось в Египте и некоторых частях Ближнего Востока на протяжении большей части античной истории, греки и римляне считали его отвратительным уродованием человеческой формы. Один римский врач зашел так далеко, что заявил, будто обрезание допустимо только в том случае, если крайняя плоть отпадает из-за гангрены. Император Адриан, приравнивая обрезание к кастрации, объявил его преступлением, за которое полагалась смертная казнь. Предрассудки оказались настолько сильными, что евреи, желавшие посещать местные гимнасии или бани, иногда подвергались обратной процедуре, известной как эписпазм, и восстанавливали крайнюю плоть, что еще менее приятно, чем кажется.
