— Весьма сомневаюсь, что ее это как-то озаботит, — произнес Северус, глядя на Лили так, словно она тронулась рассудком и начала предсказывать судьбу Петунье.
— Северус, я перестану тебя задерживать, как только ты прояснишь для меня еще некоторые моменты, — мама говорила уже не так жестко, как в начале разговора, но и дружелюбным ее голос тоже не казался. — Я хочу знать, как ты оказался наверху в комнате Лили. Обычно у гостей принято сначала стучаться в дверь — не припоминаю сегодня ничего подобного.
— Я аппарировал, — бесстрастно солгал Северус.
Мамины глаза сузились:
— Но магия за пределами школы запрещена.
— Только пока волшебнику не исполнится семнадцать. Потом мы считаемся совершеннолетними и можем колдовать где угодно.
Лили была впечатлена — Северус умудрился солгать, не сказав при этом ни слова неправды. Хорошо, что мама не знала, когда у него день рождения...
— Волшебник ты или нет, — мамины глаза сердито блеснули, — все равно ты не должен был... возникать в комнате Лили из ниоткуда, не поставив сначала в известность меня — ее мать и хозяйку этого дома. Это было крайне невежливо с твоей стороны.
— Я не хотел, чтобы вы обо мне узнали, — Северус умудрился выговорить эти слова так, словно объяснял самую очевидную мысль на свете. Мама не нашлась, что на это ответить.
— Мам, — тихо вмешалась Лили, — Северус и я... в общем, мы поссорились. Он думал, что ты его не впустишь.
— А это его... появление? Ты смогла бы ему помешать, пожелай ты этого?
— Если бы Лили не захотела меня видеть, — произнес Северус тем убийственным ледяным тоном, от которого у Лили мурашки ползли по коже, — я бы не стал приходить.
Один взгляд на лицо матери — и Лили расстроилась. Та явно думала о том, как закрыть дом для волшебника, который хочет туда аппарировать, и так же явно не собиралась впредь пускать Северуса и на порог, пока он не отшвырнет ее с дороги каким-нибудь заклинанием.
— Знаю, что не стал бы, — сказала Лили и взяла Северуса за руку, тихонько ее пожав — и ох, как же он на эту ладонь уставился! Совсем не так, как миссис Снейп на протянутую ей руку — нет, то была полная противоположность, еще одна из Северусовых крайностей. Лили могла описать это выражение только как недоверчиво-восхищенное, почти благоговейное; сердце ее заныло, она знала, каково ему сейчас — потому что сама думала, что никогда его больше не увидит, однако вот оно, невозможное — он сидит рядышком в столовой ее матери, и снова молодой... ну, хотя бы до некоторой степени...
— Спасибо, Северус, — сказала мама — словно вынесла окончательный приговор. — Я не стану тебя больше задерживать. Можешь идти домой.
Северус кивнул. Глаза его были полуприкрыты; он поднялся со стула одним невероятно плавным движением — Лили никогда за ним подобного не замечала и невольно задумалась, чем же он занимался последние двадцать два года — людей учился запугивать, что ли? Батюшки, ну у него и навыки... не то чтобы их стоило сейчас демонстрировать: мама вцепилась в ручки кресла, стараясь скрыть, как ей хочется от него отшатнуться.
"Пиздец, — подумала Лили — хорошо, что мама не владела легилименцией, как Сев, и не могла подслушать эту крамольную мысль, — пиздец, пиздец, пиздец..."
Она встала со стула вслед за Северусом.
— Лили, — мама явно хотела ее остановить, но она выпалила:
— Я мигом! — и, пулей вылетев из столовой, догнала Северуса в прихожей уже у самого порога.
— Что? — спросил он с такой интонацией, будто на самом деле хотел сказать "ты рехнулась".
— Она бы мне сказала тебя не провожать, а я этого не хотела, — Лили сграбастала его за рукав и потащила за собой — на крыльцо и дальше по подъездной дорожке до самых ворот.
— Ты... все в порядке? — почему она разговаривала шепотом? Ах да: Петунья. Дражайшая сестрица наверняка торчала где-то у окна и шпионила за ними... и наверняка это именно она наябедничала матери, что у Лили почему-то открыто окно, что весьма подозрительно.
— В полнейшем, — ответил Северус, глядя на нее сверху вниз. Она попыталась представить его в тридцать восемь, но ничего не получалось: перед ней все равно был шестнадцатилетний подросток с парой белых прыщиков под носом.
— Просто моя мама... вот я и... — Лили почувствовала себя несчастной.
— Если рассматривать в совокупности прошлое, настоящее и будущее, то тебя можно считать номером первым из тех двоих людей, которые испытывали ко мне нечто, хотя бы отдаленно напоминающее симпатию. Большинство меня откровенно ненавидит. По сравнению с ними неприязнь твоей матери выглядит настолько... благовоспитанно, что ее можно даже не принимать во внимание.
Лили моргнула.
— Ну нет! Нас же явно больше! — запротестовала она возмущенно.
— Извини, но я вынужден процитировать своих студентов: ах если бы.
— Своих студентов? — эта реплика сбила ее с мысли. — В смысле, ты преподаешь? Ты?..
— Больше нет, — сказал он, неприязненно скривив рот.
— Но ты же не выносишь людей!
— И после семнадцати лет, в течение которых я пытался чему-то научить бесчисленные орды юных недоумков, которые органически неспособны распознать интеллект, даже если он огреет их кирпичом по голове, смею тебя заверить, что мне удалось возвести мизантропию в ранг искусства и достичь в нем прямо-таки небывалых высот.
Лили очень хорошо представляла себе, как Северус сообщает трепещущим первогодкам, что они орда юных недоумков, которые органически неспособны распознать интеллект, даже если он огреет их кирпичом по голове.
— Охотно верю, — шепнула она почти восхищенно. — А что ты преподавал? И где?
— Зелья, в Хогвартсе, — она попыталась снова о чем-то его спросить, и Северус произнес с той интонацией, которая в его исполнении могла сойти за попытку проявить терпимость:
— Лили. Либо твоя мать, либо сестра — а скорее всего, они обе — сейчас явятся за тобой, а я бы предпочел оказаться отсюда подальше, когда прибудет полиция.
— А — что — полиция? Какая полиция?..
— Та самая, в которую твоя мать непременно позвонит, если только ты не вернешься в дом и не успеешь ее отговорить, — Северус развернулся, собираясь уходить.
— И на этом все? — Лили почувствовала, что слова ей даются с трудом. — Ты так запросто уходишь?
Он по-прежнему стоял к ней спиной. Потом сказал — жестко, отчетливо, не понижая голоса:
— Я был Пожирателем Смерти.
Ей не хватало воздуха.
— Я знаю. Узнала еще тогда, когда ты меня спас.
На улице давно стемнело, но даже в неверном свете из соседских окон было заметно, как напрягся Северус при этих словах; он слегка повернул голову, и она разглядела бледную щеку — мягкий изгиб; очертания носа — резкий выступ... И — молчание.
— Я никому не сказала, — прошептала она. — Тебя бы схватили — я этого не хотела...
Он дышал так хрипло и тяжело, что его было можно услышать.
— Сев... — она неуверенно шагнула ему навстречу.
— В тот момент, когда он собрался тебя убить, — отчеканил Северус таким не терпящим возражений голосом, что Лили невольно замерла на месте, — я перестал быть Пожирателем.
А потом он действительно аппарировал. Раздался громкий хлопок, и он исчез в никуда.
Эхо аппарации затихло, но Лили не сразу двинулась с места — еще немного постояла, зябко обхватив себя руками, и просто слушала, как шумит улица. Перед домом напротив стояло несколько вкривь и вкось припаркованных машин — там играло пианино, что-то пели не вполне трезвые голоса. Все коттеджи на их улице были украшены электрическими гирляндами — под крышами помаргивали огоньки; только у ближайших соседей под стропилами была протянута веревка, но о самих гирляндах забыли. Петерсоны, как припомнила Лили, часто грызлись.
Начиная ежиться от холода, она не спеша прошла по подъездной дорожке и вернулась в дом, окунувшись в тепло, как только переступила порог и затворила за собой дверь. Чувствовала она себя при этом странно — словно в голове должны были бушевать мысли и бурлить эмоции, но там оказалась лишь чудовищная пещера, наполненная одной пустотой.
Лили будто заново увидела Сева — как он стоял у ворот к ней спиной, и только рождественские гирлянды мигали в окружавшей его черноте. В тот момент, когда он собрался тебя убить, я перестал быть Пожирателем.
— Лили?
Она подняла взгляд — мать стояла у двери, ведущей в столовую. В неверном свете прихожей было трудно разобрать, в каком она настроении. Лили снова собралась с духом.
— Да, мама?
Немного помолчав, мама заговорила — негромко и торопливо:
— Я не хочу, чтобы ты общалась с этим мальчиком.
Ничего неожиданного — но у Лили все равно кольнуло сердце. "Ну вот, — подумала она понуро, — попытка решить нерешаемое уравнение имени Северуса, дубль второй".
— Мам, пожалуйста, давай не будем больше об этом...
— Лили...
