Адольф. Тебя дома плохо проинформировали…
Элоди. Дома с родителями я задыхалась, но думала… выйду замуж, поеду в Париж жить, буду свободна, самою собой, наконец, сделаюсь… узнаю радостей столицы… Только в Париже женщина может быть по-настоящему женщиной и цвести! Я ещё красивой была, я всё могла. Солидные мужчины за мною ухаживали, предлагали всякую блестящую жизнь, а я в тебя втюрилась! Почему?
Адольф. Не знаю.
Элоди. У тебя живота ещё не было… вот именно, подбирай-подбирай его, дорогуша, не надуешь! Нельзя сказать, чтобы ты был красавцем!
Адольф (жалобно). Однако я в теннис неплохо играл…
Элоди. Всего-то! В каком-то провинциальном спортклубишке… С тех пор я светских мужчин видела, как те в Рэйсинг-клубах играли.
Адольф. У меня больше времени нет тренироваться, но мой реверс славился…
Элоди (язвительно). В городе Шатодане он славился! Ты был весьма скромный служащий, родители твои, это верно, имели симпатичный домик, который издали смахивал на замок… Но они, царство небесное, померли, и чтобы разделить с твоей сестрой наследство, мы вынуждены были домик продать. Ты тогда говорил, что тебя ждёт будущее!
Адольф. В двадцать пять лет всех ждёт будущее.
Элоди. Вот тебе, пожалуйста, десять лет спустя, влачим жалкое существование, как глисты в этой коробке, почти лишённой удобств, где и солнца-то не видать!
Адольф. Тебе хотелось жить в Париже на Плэн-Монсо, в новом квартале… лифт гидравлический! Кстати, именно эта деталь тебя окончательно убедила, дескать, удобней друзей принимать… К тому же, не очень-то мы и влачим… я заместитель директора Ф.О.З.Р.Ц.!
Элоди (с ухмылкой). Заместитель директора Фермерского Общества За Развитие Цитрусовых! Под начальством гэ Фессара-Лёбонза, который относится к тебе, как к собаке и может в любую минуту выставить вон…
Адольф. Предупредив об этом за полгода! И он уж точно это сделает, если я опоздаю сегодня на работу. Шарлотта, давай прекратим. С тобой невозможно поссориться на скорую руку, на это нам необходимо, по крайней мере, часа два.
Заканчивая одеваться, Адольф, со вставленной в воротничок пуговицей, засовывает рубашку в брюки и, ловя ускользающие подтяжки, нелепыми движениями заправляется.
Дети ушли в школу?
Элоди (занимаясь лицом перед зеркалом туалетного столика). Мне всё равно.
Адольф. Мы принимаем сегодня покупателей из Черногория, я буду, видимо, вынужден остаться с ними обедать. Не приду в полдень.
Элоди. Мне всё равно!
Адольф (стараясь быть доброжелательным, после паузы). Доставит ли тебе удовольствие пойти сегодня вечером в Комическую Оперу? У одного коллеги имеются два пригласительных билета, которые он, по всей видимости, не сможет использовать.
Элоди. Мне всё равно!
Адольф (начиная раздражаться). Если тебе всё равно, то мне хотелось бы не потерять эти места, два кресла по сто су! Так что я пойду с кем-нибудь другим, вот и всё!
Элоди. Вот именно! Иди с горничной!
Она выходит, хлопая дверью, несмотря на то, что её нет в декорации.
Адольф ворчит в ярости, заканчивая бороться с пуговицей в воротничке, которая опять вылетела.
Адольф. С горничной. С горничной. С горничной! И пуговица эта вечно выскакивает, когда я опаздываю! Боже мой, только этого не хватало!
Горничная входит со шваброй и начинает снимать с кровати бельё.
Поди-ка, помоги мне, хохуля). Я не могу вставить пуговичку в воротничок. У меня слишком толстые пальцы, она второй раз стрельнула.
Горничная становится перед ним, стараясь вставить пуговицу; наконец, кричит, шлёпнув его по рукам.
Горничная. Как вы хотите, чтобы я делать могла? Лапы прочь!
Адольф (кладя ей ладони на ягодицы). А если тут лапки, кобылка моя?
Горничная. Как хотите. Но если войдут!
Адольф (гнусаво). Не войдут. Я услышу её в гостиной. Надо просто уметь определять расстояние. Она пошла позвонить подруге и рассказать ей о моём утреннем поведении. На это время потребуется. (Сжимая её сильнее.) Я тебя хочу!
Горничная. Видите себя смирно! Теперь не время. Мне нужно ещё убрать вашу спальную комнату и корсаж её кружевной гладить. Мило, конечно, все эти скла-складочки, но не для прислуги!
Адольф (лаская её). Булочка ты моя сдобная. Я тебя к ночи съем.
Горничная (спокойно). Но не слишком поздно. Нам тоже спать нужно.
Адольф. Наденешь холщёвую рубашку, которая колется, широкую?
Горничная. Если для того только, чтобы её снять…
Адольф. Ты ничего не понимаешь в любви. (Несколько обеспокоенный.) Это ж не только из-за вещиц, которые я тебе дарю? Тебе же нравится, когда я прихожу?
Горничная (спокойно). Знаете, мне… я в тринадцать лет была на место устроена… Вы, по крайней мере, чистый. И молоды ещё.
Адольф (горько). А работник молочника?
Горничная. Что молочника?
Адольф. Не такой он и чистый, но он же моложе меня, нет?
Горничная (просто). Да. Но ему-то я ничего с собой делать не позволяю, он жениться на мне хочет.
Адольф (серьёзно). Ты же знаешь, если консьержка заметит, что ты мужчин к себе водишь… (Адэль, улыбаясь, на него смотрит. Он добавляет в смущении.) Тут другое. Я свой, дело семейное.
Свет разом гаснет.
Когда сцена вновь освещается, это столовая вечером с тем же расположением окон за чёрными шторами, столом и буфетом в стиле ар — деко (Луи Мажорель), шестью стульями; ещё лёгкий тростниковый диванчик, люстра; на заднике декоративное панно с вьюнком).
За столом сидит Элоди, Адольф, дети, и неожиданный Адонард во фраке. Вместе с горничной Элоди прислуживают метрдотель и Служанка, они, молча, вокруг неё крутятся.
Горничная входит с супницей в руках.
Тото. Опять суп!
Адольф. От супа растут.
Тото. Я не хочу расти!
Адольф. Дай мне твою тарелку!
Тото. Пырей? Я не люблю лук-пырей!
Адольф. Будешь есть, как все. Дай тарелку, и сестрёнкину давай. Я тебе налью, Шарлотта?
В рассеянности, Шарлотта не слышит. Она улыбается Адонарду, который держит её руку.
Адольф разливает всем; неловко повернувшись, девочка переворачивает тарелку, которую подал отец.
Ну вот! Этого следовало ожидать! Чертовка, ты можешь, дурёха, быть повнимательнее! (Делая движение, чтобы её наказать, переворачивает графин.) И но тебе, пожалуйста! Тото, позвони Адэль!
Элоди (чопорно). Если бы Адэль прислуживала, как следует… У Рамашу специальная прислуга подаёт и вокруг стол ходит.
Адольф. Мы от Адэли не можем всего требовать! (Появляется Горничная.) Адэль, девочка перевернула суп на ковёр, я хотел наказать, графин и упал.
Горничная уходит и скоро возвращается с ведром и тряпкой. Во время следующей неразберихи метрдотель и Служанка, равнодушные ко всему, продолжают прислуживать потерянной в мечтах Элоди и призраку Адонарда.
Тото. Мне вина в суп попало!
Адольф. Всё равно ешь! Это называется шабро сделать. Некоторые обожают!
Тото. Это отвратительно, я не буду есть!
Адольф. Ты есть будешь или получишь у меня!
Тото. Нет, я не буду есть! Никто не имеет права заставлять детей суп с вином есть.
Адольф. Посмотрим, кто здесь командует. Адэль, когда закончите убирать, принесите ещё тарелку.
Тото. Всё равно не люблю лук-пырей.
Адольф. В твоём возрасте я тоже его не любил, но всё равно ел.
Тото. Почему?
Адольф. Потому что отца слушался!
Тото. Почему?
Адольф. Ты прекратишь задавать дурацкие вопросы? Хочешь получить?
Тото. Я не люблю лук-пырей. У меня от него колики. Ты права не имеешь! Я скажу доктору.
Адольф (как верх нелепости). Хочешь лук-пырей или…
Тото. Ничего не хочу!
