ВИКТОР (улыбаясь). Вы так хорошо в нем смотритесь!
СОЛОМОН. И со всем этим так прогореть?
ВИКТОР. Что ж тут удивительного? За пять-то недель. Или даже меньше.
СОЛОМОН. Ого! И не смог потом ничего вернуть?
ВИКТОР. Некоторые так не могут — собирать, потом продавать, потом…
СОЛОМОН (бормочет). Гм. И что же он?
ВИКТОР. А ничего. Сидел вот здесь и слушал радио.
СОЛОМОН. Нет, чем он занимался? Что…
ВИКТОР. Ну, вначале разменивал доллары для автоматов. А в конце разносил телеграммы.
СОЛОМОН (с горечью и удивлением). Да быть не может? И сколько у него было?
ВИКТОР. О, очевидно, пара миллионов.
СОЛОМОН. Боже мой! И что произошло?
ВИКТОР. Ну, примерно, в это время умерла мать, но и это ничего не изменило. Просто некоторые так не могут — вверх, вниз — вот и все.
СОЛОМОН. Слушайте, я вам расскажу про вверх вниз. Я обанкротился в тридцать втором, в двадцать третьем мне тоже досталось. И в девятьсот четвёртом и в девяносто восьмом. Но я не сидел так…
ВИКТОР. Ну, вы другой человек. А он в это верил.
СОЛОМОН. Во что он верил?
ВИКТОР. В систему, во все. И, по-моему, считал, что виноват сам. А вы — вы приходите, вешаете на уши лапшу — и все слушают. Вам сто пятьдесят лет, вы рассказываете ваши хохмы, все в вас влюбляются — и вы забираете что вам надо.
СОЛОМОН. Не слишком вы любезны.
ВИКТОР. Не надо упрёков, а? Так каков ваш ответ? И не надо больше смотреть, вы и так все знаете наизусть.
У СОЛОМОНА, кажется, набор приемов истощился. Он медленно смотрит по сторонам; кажется, что мебель, как угроза или надежда, нависла над ним со всех сторон. Его взгляд устремляется на потолок, руки сжаты.
Чего вы боитесь? Купите — и у вас снова появится занятие.
СОЛОМОН (смотрит на него, как бы желая еще больше проникнуться уверенностью). Так вы не считаете, что я делаю глупость?
ВИКТОР. Кто знает, что такое глупость… Ведь вам же нравится…
СОЛОМОН. Нравится? Да я в нее влюблен!
ВИКТОР. Так берите. Столько планов, а реализация…
СОЛОМОН (доверительно). Сейчас я вам что-то расскажу. В последние несколько месяцев — прямо не знаю, что происходит — она мне является. Я говорил, что у меня была дочь, мир ее праху, и она кончила самоубийством?
ВИКТОР. Когда это произошло?
СОЛОМОН. Произошло в… шестнадцатом, во второй половине. Очень красивая, кукольное личико, огромные глаза и чиста как утро. И теперь — прямо не знаю, что происходит, — я вижу ее так же ясно, как вижу вас. Практически каждую ночь. Только ложусь — она уже сидит рядом. И ведь поделать ничего нельзя, поэтому я только спрашиваю: что происходит? Что происходит? Может быть, тогда я что-то не то ей сказал… Может быть, действительно что-то не то. Все это… (Смотрит на мебель). Да я не собираюсь здесь умирать, вы не бойтесь. Но… хотите правду? Минуту назад, когда я говорил вам, что у меня было три жены… (Небольшая пауза. Его страх растёт). В эту минуту я вспомнил, что их было четыре. Что, это так ужасно? Первый раз я женился в девятнадцать, в Литве. Понимаете, что я хочу сказать: никто не знает, что важно, а что нет. Вот сижу я здесь с вами и… и… (Смотрит на мебель). А для чего? Не то чтобы я её не хочу, Я её хочу, но… Понимаете, всю жизнь я был прекрасный борец — пойди что-нибудь у меня отбери. Я бил направо и налево, я дрался в шести разных странах, пару раз меня чуть не убили, и это было… Вот как сейчас, когда я сижу здесь и болтаю, и говорю, что это был сон, сон! Вы себе не можете этого представить, потому что…
ВИКТОР. Я понял, о чем вы. Но это не сон, просто, прежде чем что-то решить, надо твердо знать, чего хочешь. Но даже и тогда как надо не получается. Например: мне давались науки, я любил их. Но бросил, бросил, чтобы кормить старика. Думал, что в полицию иду лишь на время, чтобы перехитрить депрессию, а потом буду опять учиться. Но наступила война, появился ребенок, пришлось вертеться, напрягаться, до пенсии было еще ой-ой-ой. И то, что начал, осталось далеко-далеко. Не то, чтобы я жалею обо всем; с одной стороны, мы вырастили прекрасного парня, такой не пропадет. Но, как вы сказали, никто не знает, что важно, а что нет. Мы договорились не участвовать в этой мышиной возне и жить своим умом. Вот это-то и важно. Но выбросишь говно в окно, а оно опять под твоей дверью. И всё потому, что этого хочет она. Хочет она. И я её даже не виню — ведь уважают-то здесь только деньги.
СОЛОМОН. А что вы имеете против денег?
ВИКТОР. Ничего, но жизнь борьбе за них отдавать не намерен. Но, отдал, наверное, чему-то ещё, даже не знаю — настоящему или нет. Оглядываюсь сейчас назад и вижу, как бесконечно и бессмысленно гуляю я по улице. По-моему, это старая песня: делай что угодно, только побеждай. Совсем как мой брат: много лет назад я жил здесь с моим стариком, а он высылал нам по пять долларов в месяц. В МЕСЯЦ! Преуспевающий хирург. Но когда он приходил сюда — несколько раз — у отца было такое выражение, будто пришёл сам Господь. Благоговение, вы понимаете, я о чём? Благоговение! А почему бы и нет? Почему нет?
СОЛОМОН. Ну, конечно, ведь у него была какая-то власть.
ВИКТОР. Вот именно: если есть это — есть всё. За это даже любят! (Смеется). Ну, так что вы решили? Ваша цена.
СОЛОМОН (после небольшой паузы). Я даю вам тысячу сто.
ВИКТОР (после небольшой паузы). За всё?
СОЛОМОН (задерживая дыхание). За всё.
Небольшая пауза. ВИКТОР смотрит на мебель.
Я ее так хочу, что даю вам хорошую цену. Верьте мне: больше вам не даст никто. А я её хочу. И я всё решил.
ВИКТОР продолжает разглядывать вещи. СОЛОМОН достает конверт и пачку денег.
Вот… Сейчас буду платить. (Готовит счёт).
ВИКТОР. Но, понимаете, я должен буду разделить эту сумму пополам.
СОЛОМОН. Хорошо… тогда я выпишу только вам и напишу цифру шестьсот.
ВИКТОР. Нет, так я не хочу.
Небольшая пауза.
Я вам завтра позвоню.
СОЛОМОН (улыбаясь). Хорошо. Если я, с Божьей помощью, еще буду там завтра, я подойду. А если же нет…
Небольшая пауза.
Ну, на нет — и суда нет.
ВИКТОР (обеспокоенный, но хотел бы поверить). Только не надо снова здорово, договорились?
СОЛОМОН. слушайте, вы меня убедили — и я ее взял. Так чего же еще?
ВИКТОР. Я вас убедил?
СОЛОМОН (горестно). Убедили бесповоротно. Да вы же помните: когда я все это увидел, я тут же хотел уйти!
ВИКТОР (обрывает его, сердясь на свою нерешительность). Ладно, черт с ним. (Протягивает руку). Давайте их сюда.
СОЛОМОН (видя его добрые намерения). Но только не расстраивайтесь.
ВИКТОР. О, как все осточертело! (Еще раз выбрасывает руку). Давайте.
СОЛОМОН (со счётом, поднятом над рукой ВИКТОРА, протестующе). Что осточертело? Вы счастливы должны быть. Теперь вы купите ей красивое пальто, повезете ее во Флориду, может быть…
ВИКТОР (иронически кивая). Точно, точно! И все будут счастливы. Давайте сюда.
СОЛОМОН качает головой и начинает складывать банкноты в его ладонь. ВИКТОР отворачивается и смотрит на сваленную штабелями мебель.
СОЛОМОН. Сто, двести, триста, четыреста… Послушайте моего совета: купите ей красивое меховое пальто, и все ваши беды сразу кончатся…
ВИКТОР. Да знаю. Дальше.
СОЛОМОН. Я дал вам уже четыре, теперь я даю вам… пять, шесть, семь… Я хочу сказать, что про мышиную возню есть в Библии. В ту самую минуту, когда она положила себе яблоко на ладонь, тогда она как раз и началась.
ВИКТОР. Я Библию не читал. Дальше.
СОЛОМОН. А если почитаете, то уведите, что она была всегда, без неё не обойтись. Я дал вам семь, теперь я даю вам…
В дверях появляется мужчина с умным лицом и проницательным взглядом. Ему за пятьдесят, он гладко выбрит и хорошо сложен, без шляпы, в пальто из верблюжьей шерсти. ВИКТОР смотрит мимо СОЛОМОНА, от неожиданности слегка вздрагивает и отдергивает руку, в которую СОЛОМОН собирается вложить очередную купюру.
ВИКТОР (внезапно краснеет и говорит неожиданно высоким мальчишеским голосом). Уолтер!
