Палья. Где?
Бокка. Возьмем напрокат.
Палья. Но мы же не умеем грести.
Бокка. Возьмем моторную. Главное, чтобы домашние ничего про нас не знали.
Палья. А если и узнают, подумаешь! Живем себе в деревне — и ладно.
Бокка. Приедут и заберут назад.
Палья. Не думаю. Они только рады будут, что отделались от нас.
Бокка. В тот раз, когда я сбежал из дому, отец сам приехал за мной.
Палья. Твой отец любил тебя, и ты был восьмилетним ребенком. Наши дети нас не любят. Мы с тобой старики, и никто за нами не приедет. Так что лучше не отказывайся от пенсии, которая, кстати, нам положена. А как на новом месте устроимся, пошлем телеграмму: мол, сообщаем адрес, живем хорошо, просим не разыскивать. Вот и все. А пенсию туда переведем. Видишь, Бокка, парень ты хороший, но тебе недостает практической смекалки. В облаках витаешь, мечтатель. Надеюсь, жизнь научит тебя разбираться, что и как на самом деле. На обе наши пенсии мы проживем вполне достойно, никого ни о чем не прося и не гоняясь за работой, которую нам все равно не найти.
Бокка. Мне бы очень хотелось, чтобы меня считали погибшим.
Палья. Но это невозможно, если мы исчезнем с вещами. А когда им сообщат, что мы исправно забираем пенсию, то какие уж тут погибшие.
Бокка. Но хоть самую-то завалящую работенку нам дадут!.. В крайнем случае, поможет деревенский староста. Тот меня любил. Сажал на колени — мы играли в лошадку — да приговаривал: «Рысью, рысью, рысью!» — и подбрасывал на колене.
Палья. Бокка, Бокка, то были иные времена, и того старосты уже нету.
Бокка. Поменяли, что ль? С какой стати?
Палья. Нельзя же целых семьдесят лет старостой работать. И с чего это вдруг человек, которого ты видел семьдесят лет назад, до сих пор жив? Сколько ему тогда было?
Бокка. Ну, для меня он был старик, а так десятков шесть, не больше.
Палья. Понимаешь ли ты, что сейчас ему вроде бы сто тридцать?
Бокка. При тамошнем климате да морском воздухе люди не мрут, как здесь.
Палья. Но все же сто тридцать, согласись, Бокка, — это слишком.
Бокка. А я вот читал, в России есть люди постарше того. Там у них на Кавказе одному сто шестьдесят стукнуло, и ничего. Жив-здоров и до сих пор пилит дрова.
Палья. Так то в России…
Бокка. Вот я и говорю, если в России кому-то сто шестьдесят, то почему у нас хотя бы одному не дожить до ста тридцати?
Палья. И этот единственный — непременно твой друг староста, так, что ли? Эх, Бокка, Бокка, хороший ты парень, однако фантазии — через край. И упрям как осел.
Бокка. Говори что хочешь, а я твердо уверен, нам все помогут.
Палья. Помочь-то помогут, но работу никто не даст. Ты пойми: мы слишком старые, чтобы работать.
Бокка. Это мы для здешних старые, потому что нас в городе много и у нас попросту отбирают работу, хотя мы вполне способны трудиться. Но там — там по-иному. Ты слушай меня, я дело говорю. Когда я сказал, что организую побег, разве это были пустые слова? Ведь все идет по плану. И нечего со мной обращаться, как будто я впал в детство. Слава Богу, не идиот. Голова ясная, и соображаю…
Палья. Как бы то ни было, пускай билеты будут у меня. Дай сюда.
Бокка. Зачем?
Палья. Затем, что так будет лучше. Доставай. Я серьезней и аккуратней тебя, знаю, куда что кладу. Давай билеты.
Бокка. Ты мне не доверяешь… Не доверяешь… (Шарит в карманах, но билеты найти не может.)
Палья. Вот видишь, видишь! Ну где твоя голова? Билеты потерял!
Бокка. Не потерял, они здесь… (Вытаскивает из кармана платок, билеты падают на землю.)
Палья (подбирает их). Вот они. Как здесь выпали, так могли выпасть где угодно, и ты бы ничего не заметил. Я спрячу их как следует, в бумажник.
Бокка. Молодец! А если бумажник украдут?
Палья. Почему его должны украсть?
Бокка. Все может случиться.
Палья. Ну, знаешь, так и поезд может сгореть, и мост рухнуть. Вот наши билеты. Кладу в надежное место. Поближе к сердцу… Впрочем, ведь мы едем не бесплатно… (Смотрит на стоимость билета.) Так и есть. Однако тебе пришлось поиздержаться.
Бокка. Эти расходы не в тягость.
Палья. Смотри, все записывай. Получу пенсию — отдам.
Бокка. Что ты будешь отдавать, глупый! Отныне и впредь у нас с тобой все общее. Ничего твоего, ничего моего.
Палья. Хм! Это хорошо: ничего твоего, ничего моего. Повезло мне, Бокка, что встретил тебя.
Бокка. И мне повезло. Нужно верить в дружбу. Она — самое главное.
Палья. Главнее любви?
Бокка. Мы беспомощные старики, Палья. На что нам любовь?
Палья. Если бы ты меня не встретил, твоя жизнь была бы еще скучнее. Но если бы я тебя не встретил, конец мне тогда. Конец свободе. А для тебя…
Бокка. На что человеку свобода, когда он один и не хочет больше жить?
Палья (в лирическом настроении). Лучше потерять жизнь, чем свободу.
Бокка. Ага. Мертвому твоя свобода, как говорят, — до лампочки. Скажи лучше, когда нам выезжать.
Палья. Отправление поезда в час двадцать три. Я думаю, на вокзал поедем часов в двенадцать. Будет время устроиться поудобнее, у окна.
Бокка (что-то протягивает ему). Палья, гляди.
Палья. Что это?
Бокка. Накладные усы. Возьми пару.
Палья. Усы? Для чего нам усы?
Бокка. Наклеим в поезде. И никто не узнает.
Палья. Да кто нас будет узнавать?
Бокка. Все может быть. Лучше заранее позаботиться. Примерь-ка.
Палья. Ну ладно, перестань, Бокка. Скажешь тоже, ей-богу.
Бокка. Ну, хоть приложи. Я посмотрю, как тебе идет.
Палья. Слишком черные.
Бокка. Вот и хорошо: подумают, что твои собственные — крашеные. (Приклеивает себе накладные усы.)
Палья (также приклеивая усы у себя под носом). Ты где их взял?
Бокка. Купил.
Палья. Небось забрал у внуков: после карнавала осталось… Я сниму, ладно?
Бокка. Тебе идет. Ты в них как молодой.
Палья. А ты седой с черными усами — смех да и только. Эх, шальная твоя голова, Либеро Бокка: в таком возрасте воспринимать жизнь как игру…
Бокка (серьезно). Вот наоборот — плохо. Если бы я жизнь воспринимал серьезно, у меня давно бы случился разрыв сердца.
Палья. Молчи, молчи…
Бокка. Потому что, беги мы с тобой от врагов, это еще понятно. Но от собственных детей…
Палья. Молчи, тебе говорят!
Бокка. Ведь я же любил моих детей! Когда Марио, помню, в детстве заболел, мне пришлось, чтобы достать деньги на лечение, заложить охотничье ружье. Господь свидетель, что для меня значило ружье. А он теперь вообще меня не замечает. Я для него все равно что умер.
Палья. Да не говори ты об этом, вот проклятье, не говори!
Бокка. Я дал ему все, все, что мое Я не про деньги, а про все тревоги, все заботы, любовь. Вспоминаю жену, ее последние слова, обращенные к ним. К детям…
Палья. А я? Да разве я всю жизнь не отдавал им последнюю рубаху? Разве я…
Бокка принимается хохотать.
С чего это ты вдруг?
Бокка. Да вот, смотрю на тебя и смешно: усы черные, а сам плачешь.
Палья (со злостью срывает усы). А ты сам-то! Разве из твоих глаз не катятся слезы, как у меня?
Бокка. Чтобы я плакал из-за своих детей? Да наплевать! Уйду не обернусь, потому что видеть их не желаю даже в последний раз.
Амбра проходит рядом, в руках у нее хозяйственная сумка.
Амбра. Ох, господин Бокка, неужели эти замечательные усы выросли у вас всего за одну ночь?
Бокка (снимает усы и протягивает ей). Может, вам тоже парочку? У нас для всех имеется.
Амбра. Благодарю, мне, пожалуй, ни к чему. Стало быть, уезжаете?
Бокка. Вот он, это… все не может успокоиться, что вас больше не увидит. Все говорит: давай, мол, возьмем с собой воспитательницу.
Амбра. Пожалуйста, хоть изредка вспоминайте обо мне.
Бокка. Он вам будет длинные письма писать, увидите.
Палья. Длинные-то вряд ли, но открытку время от времени…
Амбра. Да-да, конечно! Я люблю открытки. Я ведь их собираю. У меня дома целые коробки с открытками. Я их раскладываю и смотрю… Города, дальние страны, какие-то побережья, озера, горы… Так и путешествую, по открыткам. Жаль, что вы уезжаете. В этом году я собиралась пригласить вас к себе на Рождество. Мы бы славно поужинали. Придется, видно, опять праздновать одной. В этот день мне пишут, поздравляют, но никто не удосужится пригласить. Поздравления я вешаю на стену, чтобы было веселее, но только не пойму, отчего весь год я весела, а на праздники такая тоска… Наверное, оттого, что жизнь моя была неполной. Я хоть и не замужем, а ведь могла кого-нибудь родить…
