Д. Ж. (прервал). А это что за мерзость? (Он указал на торчащие бумажонки в уголках рамок.)
Лепорелло. Это квитки, сударь. Там адресок указан, затем фамилия, имя, отчество.
Д. Ж. И телефончик, да? Какое нахальное, однако, местечко. Я назвал бы его донжуанское местечко. (Заорал.) Лепорелло, но как забилось сердце! Нет! Как забилось! Чу, пошла нежность! Целит, целит, мерзавец Амур! «О, сколько смертей перенес из-за тебя, миролюбивый Амур».
Лепорелло. Сударь, никак начинается?
Д. Ж. (заводясь). Вон та… Первая с краю… На кого она похожа? Господи, ну конечно, Рим, двадцатый год до новой эры. «Ты, что готова создать тысячу разных причесок, ты, Кипосида…» Лепорелло, живо неси ее квиток…
Лепорелло делает шаг.
Стоп! (Указывает на вторую.) Да это же Корина! Лепорелло, ты ее помнишь? «Стан так пышен и прям, юное крепко бедро»… Корина! Я изнемогаю!
Лепорелло. Нести квиток? (Бросается к портрету.)
Д. Ж. Стоп, мерзавец! (Разглядывает третью.) Где же я видел эту родинку над губой? Это же тысяча шестьсот двадцать шестой год, жена магистра! Надо опустить глаза — сердце разорвется. (Он опускает глаза с усилием, и тотчас его вопль.) Ноги!
Лепорелло (испуганно). Что случилось, сударь?
Д. Ж. Я узнал их! (Указывает на следующий портрет.) Они мне снились в гробу, эти ноги графини Реал де Монсарес!
Лепорелло. Сударь, а может, по граммульке?
Д. Ж. К ней! Тащи ее квиток! Немедля! О боги! Я изнемогаю!
Рука Д. Ж. мечется между портретами, и несколько обезумевший Лепорелло мечется за его рукой.
Стоп, болван… вон та еще прекраснее. О, радость нового лица! О, этот восторг, когда ты чувствуешь трепет зарождающейся страсти. Вот она еще чужая, и ты сам еще чужой для этих губ, для этих зубок, щек… и вот уже свершилось! Все уже живет тобою! И нет одиночества! (.Наконец его рука замирает перед портретом толстой красавицы.) Однако?! Неужто?! О боги! Маркиза де Тариф! Ты ее узнал, Лепорелло?
Лепорелло. Я ее узнал, но…
Д. Ж. Амур-предатель! Попал мне в сердце! Гляди — ей тридцать пять, как минимум, а как чарует! Это благородное вино, выдержанное временем в старинной амфоре. (Орет.) Хватай ее квиток и немедля к ней! Что ты уставился?
Лепорелло. Но, сударь… Час назад мы встретили ее в парке и вы соизволили определить ее «толстой курицей».
Д. Ж. И ты это снес? Ты не удавил меня?! Сказать такое о подобной богине!
Лепорелло. Вы даже отметили, сударь, что она так толста — рукой не обхватить!
Д. Ж. А зачем?! Зачем ее обхватывать одной рукой, если у меня их две?! (Восторженно разглядывая.) Нет, какая мягкость линий! Никаких углов — сплошной овал! И при такой коже! Вот на ком надо жениться. У нее хороший характер — весела как птица! К ней, Лепорелло!
Лепорелло бросается к портрету маркизы де Тариф.
Стоп! Да подожди ты! (Кивнул на бесконечно звонящий телефон.) А почему у вас все время так мерзко звонит телефон?
Лепорелло. Это из главка, сударь, меня разыскивают. Там совещание по багету.
Д. Ж. (усмехнулся ). Ты думаешь? А ну-ка, сними трубку.
Лепорелло (послушно снимает). Алло, вас слушают.
Женский голос. Париса можно?
Лепорелло. Париса?
Д. Ж. (удовлетворенно). Началось. (Экзальтация его уже медленно спадает.) Спроси, кто…
Лепорелло. Кто у телефона, поинтересуюсь?
Женский голос. Корина.
Д. Ж. Из Трои или из Рима?..
Лепорелло. Вы из Трои или из Рима, женщина?
Женский голос. Из Рима.
Д. Ж. (зевая). Ну, конечно, это Корина, «у которой стан так пышен и прям, юное крепко бедро»… Скажи, что я…
Лепорелло (находчиво, в трубку). Парис в пути, женщина!
Женский голос (страстно). Передайте Парису, что я жду его!
И вновь звонок телефона.
Лепорелло. Алло.
Другой женский голос. Овидия можно?
Д. Ж .(совсем вяло). Скажи…
Лепорелло (демонстрируя понятливость). Он на пути, женщина! (Повесил трубку.) Сударь, она тоже сказала, что ждет вас.
И снова звонок, бесконечный звонок телефона. Лепорелло хочет поднять трубку, но Д. Ж. с несколько брезгливой гримасой жестом его останавливает.
Д. Ж. Уже надоело. (Зевнул.) Все надоело. (И погружается в свою задумчивость.)
Лепорелло (кивнув на звонящий телефон.) Что все это значит, сударь?
Д. Ж. (совсем сонно). Я сам сообразил это только в семнадцатом веке… нет, даже в восемнадцатом, когда я был Казановой. Короче, все, кого я любил, не умирают.
Лепорелло (в ужасе). Как — все?!
Д. Ж. (виновато ). Да, они рождаются вновь и вновь, но под другими именами, даже с другими лицами. Но я их всегда узнаю по взгляду: завороженный, грезящий взгляд, будто опрокинутый в себя… Они вспоминают… Они не могут забыть любовь Дон Жуана, ночь Дон Жуана… И они живут опаленные, с этим взглядом, и вечно ждут. И стоит мне объявиться на свете — они устремляются мне навстречу… Сейчас они, должно быть, тоже уже собираются.
Лепорелло (задрожал). Куда… собираются?
Д. Ж. Ну и отупел ты, братец, за двести лет. Сюда собираются! (Декламируя.) «И они идут на свидание с Дон Жуаном, с Парисом, с Казановой — кто с кем, каждому свое».
Лепорелло (бросился к окну, взглянул вниз и в ужасе отступает). Сударь! Там толпа!
Д. Ж. (подойдя к окну). Ну разве это толпа… Толпа еще соберется. (Скучно.) Мои любимые! Мои прекрасные! Я, как полководец, собравший ветеранов… «Прощайте, вы, пернатые войска…»
Лепорелло. Надо бежать. Пока не поздно! Скандал на мази, я чувствую!
Д. Ж. Я не могу бежать, Лепорелло, ты знаешь. У нас здесь осталось главное…
Лепорелло. Вы о чем, сударь?
Д. Ж. Не притворяйся, мерзавец! Ты понял.
Лепорелло (торопливо). Я ничего не понял! Вы послали меня к маркизе де Тариф! Все! Я иду! Адью!
Д. Ж. (дрожащим голосом, указывая на портрет, прикрытый холстом). И все-таки, Лепорелло, кто там?
Прыжком он бросается к холсту. Лепорелло тоже прыжком, ловя последнее мгновение, прикрывает ему дорогу. Они борются.
Лепорелло. Это не она!.. Клянусь!., д. ж. (истошно). Уйди, убью мерзавца!
Отшвыривает Лепорелло, сбрасывает покрывало с портрета.
О, боги! Елена! Я так и знал!
Лепорелло. Это… Елена?! Ха-ха-ха!
Д. Ж. Прекрасная Елена…
Лепорелло. Это Прекрасная?! Хо-хо-хо! Да это же наша сотрудница! Ой, надорву животик! Елена?! (Кричит.) Я перепутал! Вы — не Дон Жуан! Вы — Дон Кихот! Вам Санчу Пайсу нужно!
Д. Ж. (разглядывая портрет). А я давно постиг тайну Дон Кихота. Сервантес говорил, что записал книжку со слов безумца в смирительной рубашке по имени Дон Кихот. А это не был безумец, это был, как и я, рыцарь, явившийся в мир через сотни лет после своих подвигов и узнавший в посудомойке свою Дульсинею. (Кричит.) Елена! Ее носик! Как это было пленительно — увидеть среди идиотски правильных греческих носов вот этот легкомысленный, будто подмигивающий солнцу носик! Ты узнал этот носик? (Замахнулся.)
Лепорелло. Узнал, узнал.
Д. Ж. А стан? Этакая девочка-рюмочка… Ну, стан ты хотя бы…
Лепорелло. Узнал… узнал.
Д. Ж. Решено! Немедля! Я пишу ей письмо, а ты отнесешь. (Пытаясь прийти в экстаз.) Неужели она будет моею? Всю жизнь! Это божество!
Лепорелло (отойдя на безопасное расстояние). Нет, сударь…
Д. Ж. Не понял?
Лепорелло. Я не могу отнести ей ваше письмо… То есть могу, отчего не отнести, и отнес бы! Но посудите сами. Ну, в прошлые времена — слуга принес письмо. Это было ежу понятно. А сейчас — припрусь я, и она подумает, что вы дебил, инвалид. Подумайте о впечатлении!
Д. Ж. Но иначе нельзя.
Лепорелло. Почему, поинтересуюсь.
Д. Ж. Видишь ли, я сам постиг это только в тысяча шестьсот шестьдесят третьем году в Париже. (Продолжает писать.) Ты помнишь, у меня был приятель — Шарль Лебрэн, ну, первый живописец короля…
