Руди Штраль
Пьянящий запах свежего сена
Перевод Е. Кащеевой
Редактор И. Марченко
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Маттес, 30 лет.
Ангелика, 25 лет.
Пастор Рабгосподень, 70 лет.
Лидия, 30 лет.
Авантюро, 35 лет.
Пауль, 30 лет.
Матушка Ролофф, 60 лет.
МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: Труцлафф, деревушка в Мекленбурге.
ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ: наши дни.
ДЕКОРАЦИЯ
Внутренность деревенской избы, которой перевалило лет эдак за триста. Угадывается растрепанная, часто латанная соломенная крыша, покосившиеся стены — наверняка снаружи изба очень живописна, но для жилья тесновата. Действие в основном происходит в большой комнате, из которой дверь налево ведет в кухню, дверь направо — в чулан (вспомогательные сценические площадки, которые видны лишь частично). В комнате два низеньких маленьких оконца. Кроме дверей в кухню и чулан, есть еще одна дверь — прямо на улицу. Мебель здесь большей частью разностильная и старомодная. Почти все предметы обстановки верой и правдой послужили хозяевам в свое время. Можно предположить, что обстановка собиралась поколениями бедных людей по частям и каждое приобретение было сделано ценой больших жертв, в расчете не только на себя, но и на детей и внуков. Все выглядит массивно и прочно: дубовый стол, стулья, пестрая изразцовая печь со скамейкой, сундук, окованный железом, пузатый, солидный комод, шкаф, разрисованный цветочным узором, диван… Барометр и керосиновая лампа могли бы украсить лавку любого торговца антиквариатом. Сегодняшний день представлен простенькой, заполненной книгами полкой, телевизором и телефоном. Кроме того, между окон несколько криво висит портрет Карла Маркса. В чулане стоит только узенькая деревянная кровать и табуретка, крутая лестница ведет отсюда наверх, на чердак. В кухне возвышается кирпичная плита, видна также полка со старинной посудой. Дверь из кухни выходит во двор. Несмотря на скромность обстановки, декорация производит уютное, приятное впечатление. Некоторый беспорядок — особенно на столе, который служит и обеденным, и письменным, — можно извинить, ведь здесь живет молодой неженатый человек.
Антракт после четвертой сцены.
Вечер. Пустая комната освещена мягким светом электрической настольной лампы. Со двора доносится скрип насоса в колонке, плеск воды, довольное покряхтывание мужчины, обливающегося холодной водой. Кто-то стучит во входную дверь — сначала робко, потом нетерпеливо. Маттес кричит со двора: «Войдите». Дверь открывается, входит Ангелика. На ней довольно модный, однако строгий костюм. На лацкане партийный значок. В руках дорожная сумка. На мгновение она в нерешительности останавливается у порога, потом закрывает за собой дверь и удивленно-весело оглядывает комнату. Заметив криво висящий портрет Маркса, она невольно подходит к стене, чтобы поправить его. В эту минуту появляется Маттес: раздетый до пояса, длинноволосый, в потертых джинсах и сандалиях на деревянной подошве.
Маттес. Благослови господь!
Ангелика (оглядывается, испуганно). Ой, извините, я ошиблась. Мне нужно было к товарищу Матиасу.
Маттес. Это я.
Ангелика. А что за «благослови господь»?
Маттес. Я думал, это пастор Рабгосподень.
Ангелика. Это беспринципно — тем более что вы партийный секретарь!
Маттес. Рабгосподню я еще ребенком говорил «благослови господь». Он к этому привык и ничего другого не ожидает услышать. (Горячо.) Разумеется, я не думаю, что бог действительно его благословляет. То есть…
Ангелика. То есть?..
Маттес. Может, он это и делает! Или хотя бы пробует. Во всяком случае, пастор молится и за меня.
Ангелика (в полной растерянности). Быть не может!
Маттес. У него все может быть. Я имею в виду у Рабгосподня. Он настоящий боец. Его не сломить! Упорно борется за каждую душу. (Воодушевленно.) Господи Иисусе, вот из него бы партийный секретарь вышел — загляденье!
Ангелика (в отчаянье). Товарищ Матиас…
Маттес. Ты из обкома приехала, да?
Ангелика. Откуда вы… Откуда ты знаешь?
Маттес. В райкоме таких симпатичных девиц в аппарате нет. Для ЦК ты слишком молода. Да оттуда никто и не явился бы без предупреждения, к тому же пешком. Значит, ты уж точно из обкома. Присядь хоть, товарищ…
Ангелика (растерянно). Неверящая… Доктор Ангелика Неверящая… Научный консультант второго секретаря.
Маттес. Погоди, я быстренько… (Берет пеструю рубашку со спинки стула, натягивает ее через голову.) Но ты ведь наверняка хочешь есть. (Идет в кухню.)
Ангелика. Не надо! Ничего не надо. Я здесь по делу. (Пытается — на этот раз скорее демонстративно — поправить портрет Маркса.) И, честно говоря, я по очень серьезному делу.
Маттес. Зря стараешься — я имею в виду портрет. Он все время висит немного криво.
Ангелика (агрессивно). Может, в этом есть некий тайный смысл?
Маттес. Вполне возможно… Видишь ли, этот домишко построили бедные люди. Своими собственными руками, на привезенных с поля камнях, с помощью свинцового отвеса — единственного технического инструмента. Поэтому стены вышли немного кособокими. Но зато они надежны! Гораздо надежнее, чем любая новостройка. Мы живем здесь вот уже триста лет!
Ангелика (удивленно). Кто это — мы?
Маттес. Мои предки и я. Поколение за поколением. (Весело.) Одно вымирает — другое наготове… Потому-то я никак и не решусь снести это старье и переехать в общежитие. Меня здесь все вполне устраивает. А с тех пор, как провели электричество… (Несколько раз включает и выключает свет.) Здорово, правда? И не подумаешь, что в такой хибарке…
Ангелика. Нет… то есть да — да, очень здорово!.. (Смутившись.) Извините, товарищ Матиас.
Маттес. Говори мне просто Маттес, меня здесь все так зовут. А зимой я проведу сюда водопровод. Душ устрою и всякое такое. Чтобы и внукам было чему порадоваться.
Ангелика. Ты же вроде еще не женат?
Маттес (весело). Что я — на всю жизнь зарекся? Вот только наладим дела в кооперативе — и личной жизнью займусь. (Приносит из кухни тарелку с бутербродами и кувшин молока.) Давай-ка лучше подкрепись с дороги. Ты же в деревне, тут от еды не отказываются.
Ангелика (начинает есть). Спасибо, я ведь с утра в пути. (Ест за обе щеки.) Связь с вашей деревней просто допотопная. Я хотела сказать…
Маттес. Да не бойся, говори. Что правда, то правда.
Ангелика. А еще при последней пересадке у меня прямо из-под носа уехал поезд по узкоколейке.
Маттес. Да он у всех перед самым носом уезжает. Я уже такую бучу из-за этого поднимал… Но, прежде чем они там, в районе, пересмотрят расписание, здесь уже вся деревня пересядет на мотоциклы. Это, конечно, тоже выход. Впрочем, может, и не лучший.
Ангелика. А ты борись! Но перейдем к делу, товарищ…
Маттес. Маттес.
Ангелика. Товарищ Маттес! (Строгим голосом.) До руководства дошли слухи, которые по отношению к партийному секретарю выглядят более чем странными — мягко выражаясь.
Маттес. Можешь и жестко выражаться — я толстокожий.
Ангелика. В данном случае тебе это вряд ли помогло бы, имей эти заявления под собой хоть малейшую реальную почву.
Маттес. Хоть малейшую? Реальную? Ну ты и выражаешься! И что ж это за слухи?
Ангелика. Поговаривают… (набирает воздуху), что ты выдаешь себя за ясновидящего!
Маттес начинает смеяться.
И, кроме того, умеешь ворожить. Или что-то в этом роде. Во всяком случае, умеешь внушить. И производственных успехов в кооперативе добиваешься с помощью оккультных методов!
Маттес (с трудом пытается подавить смех). Прости, но все это жуткая чушь!
Ангелика (с облегчением). Я и сама предполагала, что это… чушь. И тоже смеялась. И товарищ Хаушильд не мог прийти в себя от смеха. (Сомневаясь.) Но потом он меня все же послал сюда.
Маттес (оценивающе смотрит на нее). Скажи, ты, верно, только-только университет закончила? И только-только начала работать?
