Маттес. Ну да. Они совершенно бесплатно лечили все болезни.
Ангелика (насмешливо). Да-да, наслышана — наложением рук.
Маттес. Не только. Понимаешь, они знали уйму всяких лечебных трав и кореньев. И самое смешное — именно эти растения используются сегодня в фармацевтической промышленности. А что касается наложения рук, то и сейчас, если кого-нибудь схватит радикулит или что-то в этом роде, доктор шлет его к моей тетке, в соседнюю деревню. И именно для наложения рук. Я это тоже могу.
Ангелика. Тоже? Это значит, что…
Маттес (поспешно). Я делаю это только тогда, когда она в отлучке. А куда деваться, больного доктор прислал! Кстати, он тоже член партии и заслуженный врач… (Пытается сменить тему.) А что касается предков — иногда к ним приходили клиенты и побогаче. Вот уж им-то пускали кровь… и не только с помощью пиявок. С какими только заказами они не приходили! То им надо прогнать привидение, то вызвать духов. И всегда они хотели узнать свое будущее…
Ангелика. Типичный страх отмирающего класса за свое существование.
Маттес. Ты абсолютно права. (Горячо.) Однажды мой прадед предсказал внуку нашего помещика, что тот погибнет во время охоты на болотных курочек. Видишь ли, болотные курочки были единственным лакомством на столе бедняка. Но внук не внял предостережению…
Ангелика. И что? Он погиб?
Маттес. Вот именно. Прямо на первой же охоте. (После небольшой паузы.) Позже, правда, поговаривали, будто кто-то переставил вешки на болотной тропе.
Ангелика. Варварские методы. Эксцесс индивидуального террора!
Маттес. Так и не дознались. Да и времени-то уже много прошло. (С внезапным раздражением.) Тут сейчас как раз баламутит округу ватага из районного общества охотников. Целая дюжина горе-стрелков.
Ангелика (укоризненно). Маттес!
Маттес. Да не дрейфь. Болото давно осушили.
Ангелика облегченно смеется, в это время доносится шум подгулявшей компании.
Маттес (вздыхает). Ну вот, снова эти типы. А ведь почти все с высшим образованием: дантист, да химик, да три геолога…
Ангелика. Вечно эти ученые-естественники!..
Шум удаляется. В дверь стучат.
Маттес. Войдите!
Матушка Ролофф (входит). Доброго вечерочка, Маттес! Мужика мово не видал? И куды запропастился?
Маттес (быстро взглянув на Ангелину). Понятия не имею, матушка Ролофф.
Матушка Ролофф (изумленно). Маттес! Ить стоит тебе глазоньки прижмурить, так враз…
Маттес (прерывает ее на полуслове). Кажется, он сегодня на удобрениях?
Матушка Ролофф. Вроде да… А, дошло до меня! Он в пивнушке, пиво сосет! Ну, спасибочки, Маттес. Знала ить я, ты мне его быстренько найдешь. (Уходя.) Старый пень!
Маттес (смущенно). Пивнушка-то рядом…
Ангелика. Так-так.
Маттес. Когда разбрасываешь удобрения, очень одолевает жажда, так что догадаться не трудно…
Ангелика. Так-так… (Язвительно.) А что значит: «Ить стоит тебе глазоньки прижмурить»?
Маттес. Да поговорка такая.
Ангелика. А почему ты решительно не отметешь эту поговорку? И не объяснишь ясно и четко: вы извините, пожалуйста, но…
Маттес. Не-е-ет, у нас тут все на «ты».
Ангелика. Не придуривайся. Прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
Маттес. Да. Но пойми: у нее ужин на столе и вряд ли ей охота дискутировать.
Ангелика. Откуда ты знаешь?
Маттес. Иначе не искала бы она своего старика. А если он уже набрался…
Ангелика. Набрался?
Маттес. Ну, напился.
Ангелика. Завтра все забылось бы. А так эти разговорчики получили новую почву. (Возмущенно.) «Ить стоит ему глазоньки прижмурить»! Стыдно, товарищ!
Маттес. Ну, если ты настаиваешь…
Ангелика. И не поддавайся больше на провокации. Слышишь? Ничего не предсказывай. Обещай!
Маттес. Я-то обещаю, да только…
Ангелика. Что — да только?
Маттес. Все, кроме погоды! Понимаешь, нам в деревне очень важно знать, какая она будет. От погоды у нас все зависит: посевная, урожай, план…
Ангелика. Ну и что?
Маттес. Да я просто обязан…
Ангелика (немного подумав). А ты что — синоптик? Ты метеорологию изучал?
Маттес. Нет, политэкономию.
Ангелика (строго). Тогда ты ничего в погоде не смыслишь. Слушать надо прогнозы погоды по радио и телевидению, по ним и ориентироваться. Их ведь эксперты составляют. На строго научной основе!
Маттес. А ежели они врут? Да и что нам толку в самой распрекрасной погоде по всей Европе, включая область высокого давления над Азурами, если в Труцлаффе будет дождь?
Ангелика. А ты знаешь, что будет дождь?
Маттес. Само собой!
Ангелика (въедливо). И как же ты этого добиваешься, интересно?
Маттес (немного растерянно). Бог ты мой! Просто смотрю на небо.
Ангелика (возмущенно). Он смотрит на небо! Номенклатурный работник боевой марксистской партии! И бога призывает! Придется тебе это прекратить.
Маттес (неожиданно). А если мне твой шеф позвонит?
Ангелика (растерянно). Товарищ Хаушильд?
Маттес (умоляюще). Да пойми ты наконец! Он вкалывает как одержимый. Он и выходные-то выкраивает всего два-три раза в год. Разумеется, ему хочется, чтобы они были солнечными.
Ангелика. И он просит тебя взглянуть на небо? Он — второй секретарь?
Маттес. Да я в таких случаях говорю с ним просто — ну, как человек с человеком.
Ангелика. У меня тоже будет о чем с ним поговорить.
Маттес (немного помолчав, нерешительно). Может, ты хочешь чего-нибудь выпить? Немного вина?
Ангелика. Я пью только тогда, когда мне весело. Лучше пойдем спать.
Маттес. Ладно. Ведь тебе уезжать спозаранку. Колонка на дворе. Полотенце тебе дать?
Ангелика. У меня есть. (Берет сумку и идет к двери.)
Маттес (направляется за ней). Погоди, я свет включу. Давай, я помогу тебе воду качать?
Ангелика. Этого еще недоставало!
Маттес (останавливается, несколько смущенно). Я ж говорю: в следующем году ты здесь и душ примешь, и все такое…
Ангелика (ледяным тоном). Вряд ли.
Она выходит, хлопает за собой дверью, Маттес опечаленно качает головой и, пройдя в чулан, застилает постель свежим бельем. Снаружи слышен скрип колонки, плеск воды и чуть погодя — пение Ангелики. Маттес прислушивается, возвращается в комнату, борется с искушением взглянуть в открытое окно во двор. Он стелет постель на диване. Ангелика поет все громче и веселее. Маттес радостно улыбается и, вдруг решившись, подходит к буфету. Достает бутылку «Балканского огня», две рюмки. Когда собирается поставить их на стол, пение стихает.
Ангелика (заглядывая в окно). Извини, я тут распелась! Дурацкая привычка…
Маттес. Да пой, пой на здоровье.
Ангелика. Я пою только тогда, когда мне весело!
Она исчезает из окна. Маттес, озадаченно качая головой, ставит бутылку и рюмки обратно в буфет. В это время кто-то громко стучит в дверь. Прежде чем Маттес успевает произнести «войдите», в комнату врывается пастор Рабгосподень.
Маттес. Господин пастор?
Пастор. Маттес! Ты — чертова свинья, исчадие ада, жаркое сатаны!..
Маттес (быстро перебивает его). Вы же не хотели больше ругаться! И епископ этого не любит!
Пастор. А он не услышит. Но ты, проклятущий! Я тебе тысячу раз сказывал…
Он замолкает, увидав Ангелику, которая входит в пижаме и останавливается в дверях. Пастор кротко улыбается.
Благослови господь!
Ангелика (прохладно). Добрый вечер.
Маттес (суетится). Позвольте представить: господин пастор Рабгосподень — фройляйн Неверящая.
Пастор. Неверящая?
Ангелика (почти торжествующе). Вот именно!
