Хваст. Вы совершенно правы, сэр; вы совершенно правы. Это слегка неудачно. Я выброшу это (Он отрывает верхнюю часть листа. Читает). «Сырус — великолепный новый продукт. Он поддерживает тело и разум».
Слэддер. Это хорошо.
Хваст. «Унция Сыруса содержит в сто раз больше лактичного флюида, чем галлон молока».
Слэддер. А что такое лактичный флюид, Хваст?
Хваст. Я не знаю, сэр, но это просто замечательная вещь. Самая подходящая вещь, которая там и должна быть. Я нанял знающего человека, чтобы это написать.
Слэддер. Хорошо. Идем дальше.
Хваст. «Сырус помогает детишкам расти».
Слэддер. Хорошо. Очень хорошо. По–настоящему хорошо, Хваст.
Хваст. Да, я думаю, что это их зацепит, сэр.
Слэддер. Дальше.
Хваст. «Сырус. Единственная еда».
Слэддер. «Единственная еда»? Мне это не нравится.
Хваст. Это будет прекрасно смотреться в нижней строке, сэр, если плакаты будут достаточно велики.
Слэддер. Будет смотреться в нижней строке! Я не такой дурак, чтобы полагать, что это не будет смотреться. Для чего еще нужны плакаты, если они не действуют на публику? Разумеется, это будет смотреться.
Хваст. О, прошу прощения, сэр. И что же именно вам здесь не нравится?
Слэддер. Я могу в один прекрасный день изобрести еще какую–нибудь еду. И что мы тогда будем делать?
Хваст. Я не подумал об этом, сэр.
Слэддер. Пойдем дальше.
Хваст (чиркает ручкой). «Сырус изготовлен из чистейшего молока от чистейших английских коров».
Слэддер. Дааа, дааа… Не скажу, что вы неправы. Не скажу, что вы совсем не правы. Но в бизнесе, Хваст, следует уделять больше внимания общему. Говорите об узах, скрепляющих империю, говорите о Юнион–Джеке, говорите что хотите о чистоте английских коров; но конкретные утверждения, знаете ли, конкретные утверждения…
Хваст. О да, сэр, я понимаю; но полиция никогда не занимается тем, что печатают на плакатах. Это будет дурно для бизнеса, суд не примет таких обвинений, и…
Слэддер. Я и не говорил, что он примет; но какой–нибудь не в меру бдительный осел может написать в газеты, что Сырус сделан не из молока; тогда нам придется пойти на расходы, купить дюжину коров, сфотографировать их, а еще то–се, пятое и десятое. (Он встает и идет к буфету.) Взгляните–ка сюда. Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите, чистота и все такое прочее, и к тому же очень удачная концовка, но взгляните–ка на это. (Он разворачивает большой плакат, изображающий самодовольно ухмыляющуюся молочницу. На плакате написано: «Не хотите еще?» и в другой части: «Сырус за чистоту».) Видите? В том–то все и дело. Мы ничего не утверждаем и в то же время можем добиться с помощью этой картинки того, чего нужно.
Хваст. Да, сэр, это великолепно. Просто замечательно.
Слэддер. Они будут смотреть на это на каждой дороге, на каждой железнодорожной линии, во всех английских городах. Я повешу это на скалах в Дувре. Это будет первым, что они увидят, когда будут возвращаться домой, и последним, что им запомнится, когда они будут покидать Англию. Я повешу это везде. Я ткну их носами в это. И тогда, Хваст, они попросят Сырус вместо сыра, и это будет означать, что я приобрел монополию на все сыры мира.
Хваст. Вы великий человек, сэр.
Слэддер. Я стану еще более великим, Хваст. Я еще не закончил свои дела. Что еще у вас есть?
Хваст. Я задумал небольшой плакат, сэр. Мальчик и девочка обмениваются друг с другом понимающими взглядами. На платье девочки большой вопросительный знак. Наверху я напечатаю большими буквами: «В чем секрет?» и буквами поменьше: «У меня есть Сырус». Это заставит людей проявить интерес, лица детей такие…странные.
Слэддер. Кроме того, у меня припасено кое–что и для прессы (Читает.) «Она: Дорогой! Он: Да, женушка. Она: Ты не забудешь, дорогой? Он: Нет, женушка. Она: Ты не забудешь принести мне немного этого чудесного Сыруса, такого полезного, такого вкусного, для нашего деточки; он есть во всех бакалеях; но проверь, чтобы на розовой упаковке было имя Слэддера. Он: Конечно, женушка». Разумеется, все как обычно, сэр. Но у меня готова очень хорошая картинка, подходящая к этому тексту и к тому же весьма выразительная; я уже договорился с Прессой и с изготовителями плакатов, сэр. Думаю, мы вовсю развернемся, сэр.
Слэддер. Ну, Хваст, теперь нам больше нечего делать — осталось только изготовить Сырус.
Хваст. И как вы думаете его сделать, сэр?
Слэддер. Знаете, как убивают свиней в Чикаго? Нет, вы же еще не бывали за океаном. Ну, этих свиней пускают на конвейер, один человек перерезает им глотки на ходу, другой сбривает щетину, и так далее; каждый человек отвечает за что–то одно, а дело делают все вместе; и делают его очень быстро. Да, там путается под ногами еще один парень, присланный правительством (у нас в Англии их нет); если у свиньи есть признаки туберкулеза, он не пропустит эту свинью. Теперь вы думаете, что она пропала. Но нет! Свинья отправляется на мыло. Кстати, Хваст, сколько кусков мыла использовали в мире в прошлом году?
Хваст (встает). В прошлом году? Полагаю, у нас еще нет отчетов за прошлый год, сэр. (Идет к книжной полке).
Слэддер. Ну, тогда за позапрошлый.
Хваст (берет книгу, переворачивает страницы). Кажется, цифры приводятся на срок с первого марта по первое марта, сэр.
Слэддер. Это подойдет.
Хваст. Ах, вот она, сэр. Статистика по мылу за 12 месяцев до 1 марта этого года. Каждый из ста четырех миллионов потребителей использует в среднем по двадцать кусков в год. Также есть частичные потребители и случайные потребители. Все вместе — около 2100 миллионов, сэр.
Слэддер. Расходуют впустую, Хваст, расходуют впустую.
Хваст. Расходуют, сэр?
Слэддер. Расходуют попусту. Что, по–вашему, происходит со всем этим мылом, со всеми этими чудесными жирами? Полагаю, они именуют их протеинами. Протеины для вас полезны, Хваст.
Хваст. Что с ними происходит, сэр? Их используют.
Слэддер. Нет, Хваст. Они пропадают, уверяю вас. Они растворяются. Но они все еще здесь, Хваст, они все еще здесь. Весь этот чудесный жир где–то остается.
Хваст. Но…но, сэр…но…в канализации?
Слэддер. Все эти миллионы кусков мыла. Их там, должно быть, тонны, Хваст. И мы их получим.
Хваст. Вы чудесный человек, сэр.
Слэддер. О, у меня не так уж много мозгов. Столько же, сколько у всех прочих. Но я свои мозги использую, вот и все. Есть на свете люди поумнее меня…
Хваст. Нет, сэр.
Слэддер. О да, они есть. Их очень много. Но они — чертовы дураки. И почему? Потому, что не используют свои мозги. Они что–то болтают об изучении греческого языка. Греческого! Можете в это поверить? Что хорошего может дать им этот греческий язык?… Но мы еще не сделали деньги, Хваст.
Хваст. Я, кажется, неплохо разрекламировал наш продукт, сэр.
Слэддер. Не так быстро. Что, если они не станут его есть?
Хваст. О, они прекраснейшим образом все съедят, когда появится реклама. Они едят все, что рекламируют.
Слэддер. Что, если они не смогут это есть, Хваст?
Хваст. Не смогут, сэр?
Слэддер. Приведите мою дочь.
Хваст. Да, сэр (Он поднимается и идет к двери).
Слэддер. Битва при Ватерлоо была выиграна на поле в каком–то проклятом местечке. Целый миллион будет выигран или проигран в этом доме в ближайшие пять минут.
Хваст. В этом доме, сэр?
Слэддер. Да, в комнате Эрминтруды. Пошлите за ней.
Хваст. Да, сэр. Да. Мисс Слэддер! Мисс Слэддер!
Эрминтруда (из–за сцены). Да, мистер Хваст.
Хваст. Не зайдете ли вы в кабинет, мисс, мистер Слэддер желает поговорить с вами.
Эрминтруда. О да, мистер Хваст.
Слэддер. Проверка! Проверка!
(Снова появляется Хваст).
Хваст. Мисс Слэддер идет, сэр.
Слэддер. Проверка!
(Входит Эрминтруда).
Эрминтруда. Что такое, отец?
Слэддер. Как твои белые мышки, дитя мое?
Эрминтруда. Очень хорошо, отец, обе хорошо себя чувствуют.
Слэддер (достает из кармана коробочку, вынимает маленький кусочек сыра). Дай им это, Эрминтруда.
Эрминтруда. Вот это, отец? Что это?
