ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Что вы! Боже вас сохрани! Это было бы с вашей стороны неучтиво. Если желаете походить на вполне светского человека, то, наоборот, сделайте вид, будто это не вы ей подарили. (Доримене.) Господин Журден говорит, что он вам несказанно рад.
ДОРИМЕНА. Я очень тронута.
Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Как я вам признателен, что вы замолвили за меня словечко перед маркизой!
ДОРАНТ (г-ну Журдену, тихо). Я еле уговорил ее поехать к вам.
Г-н ЖУРДЕН (Доранту, тихо). Не знаю, чем мне вас отблагодарить.
ДОРАНТ. Он говорит, маркиза, что вы первая в мире красавица.
ДОРИМЕНА. Мне это очень лестно.
Г-н ЖУРДЕН. Это мне, сударыня, лестно, что вы…
ДОРАНТ. А не пора ли обедать?
Те же и лакей.
ЛАКЕЙ (г-ну Журдену). Все готово, сударь.
ДОРАНТ. В таком случае пойдемте к столу, пусть позовут певцов.
БАЛЕТШесть поваров, приготовивших парадный обед, танцуют вместе, что и составляет третью интермедию; затем они вносят уставленный блюдами стол.
Г-н Журден, Доримена, Дорант, трое певцов, лакеи.
ДОРИМЕНА. Дорант! Что я вижу? Да это же роскошный пир!
Г-н ЖУРДЕН. Полноте, сударыня, я бы хотел предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.
Доримена, г-н Журден, Дорант и трое певцов садятся за стол.
ДОРАНТ. Господин Журден совершенно прав, маркиза. Я ему весьма признателен за то, что он вам оказывает столь радушный прием. Я с ним согласен, что обед недостаточно для вас великолепен. Я его заказывал сам, но в этой области я не такой тонкий знаток, как некоторые наши друзья, а потому и трапеза получилась не очень изысканная, так что вы найдете здесь прямые нарушения правил поваренного искусства и отклонения от строгого вкуса. Вот если б это взял на себя Дамис, тогда уж ни к чему нельзя было бы придраться: во всем были бы видны изящество и знание дела; он сам расхваливал бы каждое кушанье и в конце концов вынудил бы вас признать его незаурядные способности в науке чревоугодия. Он рассказал бы вам о поджаренных хлебцах со сплошной золотистой корочкой, нежно похрустывающей на зубах, о бархатистом, в меру терпком вине, о бараньей лопатке, нашпигованной петрушкой, о затылке нормандского теленка, вот этаком длинном, белом, нежном, который так и тает во рту, о дивно пахнущих куропатках и, как о венце творенья, о бульоне с блестками жира, за которым следует молоденькая упитанная индейка, обложенная голубями и украшенная белыми луковками вперемежку с цикорием. А что касается меня, то я принужден сознаться в собственном невежестве и, пользуясь удачным выражением господина Журдена, хотел бы предложить вашему вниманию что-нибудь более великолепное.
ДОРИМЕНА. Я ем с большим аппетитом, – вот как я отвечаю на ваш комплимент.
Г-н ЖУРДЕН. Ах, какие прелестные ручки!
ДОРИМЕНА. Руки обыкновенные, господин Журден, но вы, вероятно, имеете в виду брильянт, – вот он действительно очень хорош.
Г-н ЖУРДЕН. Что вы, сударыня, боже меня сохрани, это было бы недостойно светского человека, да к тому же сам брильянт – сущая безделица.
ДОРИМЕНА. Вы слишком требовательны.
Г-н ЖУРДЕН. А вы чересчур снисходительны.
ДОРАНТ (делает знак г-ну Журдену; лакею). Налейте вина господину Журдену и вот этим господам, а они будут так любезны, что споют нам застольную песню.
ДОРИМЕНА. Музыка – чудесная приправа к хорошему обеду. Должна заметить, что угощают меня здесь на славу.
Г-н ЖУРДЕН. Сударыня! Не мне…
ДОРАНТ. Господин Журден! Послушаем наших певцов: то, что они нам скажут, куда лучше всего того, что можем сказать мы.
ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ ПЕВЦЫ
(поют с бокалами в руках)
Филида! Сделай знак мне пальчиком своим, —
Вино в твоих руках так искристо сверкает!
Твоя краса меня одушевляет,
И страстию двойной я ныне одержим.
Вино, и ты, и я – отныне быть должны мы
Навек неразделимы.
Вино в твоих устах горит живым огнем,
Твои уста вину окраску сообщают.
О, как они друг друга дополняют!
Я опьянен вдвойне – тобою и вином.
Вино, и ты, и я – отныне быть должны мы
Навек неразделимы!
ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ ПЕВЦЫ
Будем, будем пить вино, —
Время слишком быстролетно:
Надо, надо беззаботно
Брать, что в жизни суждено!
Темны́ реки́ забвенья волны:
Там нет ни страсти, ни вина,
А здесь бокалы полны, —
Так пей, так пей до дна!
Пусть разумники порой
Речи мудрые заводят,
Наша мудрость к нам приходит
Лишь с бутылкой и едой.
Богатство, знание и слава
Не избавляют от забот.
Кто пьян – имеет право
Сказать, что он живет!
ВСЕ ТРОЕ ВМЕСТЕ
Лей, мальчик, лей, полнее наливай,
Пока не перельется через край!
ДОРИМЕНА. Лучше спеть невозможно. Просто прекрасно!
Г-н ЖУРДЕН. А я вижу перед собой, сударыня, нечто более прекрасное.
ДОРИМЕНА. Что я слышу? Я и не думала, что господин Журден может быть так любезен.
ДОРАНТ. Помилуйте, маркиза! За кого же вы принимаете господина Журдена?
Г-н ЖУРДЕН. Я хочу, чтобы она меня принимала за чистую монету.
ДОРИМЕНА. Опять?
ДОРАНТ. Вы его еще не знаете.
Г-н ЖУРДЕН. Она меня узнает, как только пожелает.
ДОРИМЕНА. Да он неистощим!
ДОРАНТ. Господин Журден за словом в карман не лезет. Но вы даже не замечаете, маркиза, что он доедает все кусочки, до которых вы дотрагиваетесь.
ДОРИМЕНА. Господин Журден приводит меня в восхищение.
Г-н ЖУРДЕН. Вот если б я мог надеяться на похищение вашего сердца, я был бы…
Те же и г-жа Журден.
Г-жа ЖУРДЕН. Ба! Ба! Да здесь приятная компания, и, как видно, меня не ждали! Так вот почему тебе не терпелось, любезный мой супруг, спровадить меня на обед к моей сестре! Сначала представление, а потом и пир горой! Нечего сказать, нашел, куда девать денежки: потчуешь в мое отсутствие дам, нанимаешь для них певцов и комедиантов, а меня – со двора долой.
ДОРАНТ. Что вы говорите, госпожа Журден? Что это у вас за фантазия? Откуда вы взяли, что ваш муж тратит деньги и что это он дает в честь дамы обед? Да будет вам известно, что обед устраиваю я, а он только предоставил для этого свой дом, – советую вам прежде подумать хорошенько, а потом уже говорить.
Г-н ЖУРДЕН. Вот то-то, глупая: обед устраивает его сиятельство в честь этой знатной дамы. Он оказал мне особую милость тем, что избрал для этого мой дом и пригласил и меня.
Г-жа ЖУРДЕН. Все враки. Я знаю, что́ знаю.
ДОРАНТ. Наденьте, госпожа Журден, очки получше.
Г-жа ЖУРДЕН. Мне очки не нужны, сударь, я и так хорошо вижу. Я давно уже чую недоброе: напрасно вы думаете, что я такая дура. Стыдно вам, благородному господину, потакать дурачествам моего мужа. И вам, сударыня, такой важной даме, не к лицу и негоже вносить в семью раздор и позволять моему мужу за вами волочиться.
ДОРИМЕНА. Что все это значит? Послушайте, Дорант, вы издеваетесь надо мной? Заставлять меня выслушивать нелепые бредни этой вздорной женщины! (Уходит.)
ДОРАНТ (бежит за Дорименой). Маркиза, погодите! Маркиза, куда же вы?
Г-н ЖУРДЕН. Сударыня!.. Ваше сиятельство! Извинитесь перед ней за меня и уговорите ее вернуться.
Певцы уходят.
Г-н Журден, лакеи, г-жа Журден.
Г-н ЖУРДЕН. Ах ты, дура этакая, вот что ты натворила! Осрамила меня перед всем светом! Ведь это же надо: выгнать из моего дома знатных особ!
Г-жа ЖУРДЕН. Плевать мне на их знатность.
Г-н ЖУРДЕН. Вот я тебе сейчас, окаянная, разобью голову тарелкой за то, что ты расстроила наш обед!
Лакеи выносят стол.
Г-жа ЖУРДЕН (уходя). Испугалась я тебя, как же! Я свои права защищаю, все женщины будут на моей стороне.
Г-н ЖУРДЕН. Счастье твое, что ты скорей от меня наутек!
Г-н Журден один.
Г-н ЖУРДЕН. Вот уж не вовремя явилась! Я, как нарочно, был в ударе, блистал остроумием. А это еще что такое?
Г-н Журден, Ковьель переодетый.
КОВЬЕЛЬ. Нe знаю, сударь, имею ли я честь быть вам знакомым.
Г-н ЖУРДЕН. Нет, сударь.
КОВЬЕЛЬ (показывает рукой на фут от полу). А я знал вас еще вот этаким.
Г-н ЖУРДЕН. Меня?
КОВЬЕЛЬ. Да. Вы были прелестным ребенком, и все дамы брали вас на руки и целовали.
Г-н ЖУРДЕН. Меня? Целовали?
КОВЬЕЛЬ. Да. Я был близким другом вашего покойного батюшки.
Г-н ЖУРДЕН. Моего покойного батюшки?
КОВЬЕЛЬ. Да. Это был настоящий дворянин.
Г-н ЖУРДЕН. Как вы сказали?
КОВЬЕЛЬ. Я сказал, что это был настоящий дворянин.
